Глава 7

Кромешница терпеливо ждала, пока Ян наберет в чайник воды и включит газ.

– Вечно у людей диковинные традиции, без которых они ни шагу, – сказала она задумчиво.

– Немного невежливо спрашивать напрямую, мол, зачем вы пришли, – согласился Ян.

– Давай сначала?

– Давайте попробуем.

– Я бабушка Эли. Я русалка. Девочка совершила большую глупость. Она прыгнула в воду и ушла к русалкам. Ей этого делать было нельзя. Она из воздушной стихии, понимаешь? Ей у нас нельзя. Это очень легко понять.

Марина казалась искренней. И вот сейчас Ян увидел, что ей и правда много лет.

– А что с ней будет? – настороженно поинтересовался он.

– Если не выберется, умрет скоро. Кромешники обычно живут долго, по человеческим меркам даже очень долго. Эля такая юная. Но так себя вести нельзя. Как может воздух жить под водой, скажи на милость!

– Так отпустите ее!

– Если бы все было так просто! Мы не можем ее отпустить, мы же ее не держим! – Марина закрыла глаза рукой и горько усмехнулась. – Неужели ты думаешь, что я обратилась бы за помощью к людям, если бы мы могли справиться сами?

– Ну уж точно не ко мне, да. Ладно, хорошо, чего вы хотите-то?

– В футляре что?

– Где? – Ян обернулся и проследил за ее взглядом. – А. Скрипка.

– Твоя скрипка?

– Да.

– Ты играешь на скрипке?

– Да.

– И челка, – она изобразила пальцами, – чтобы походить на Башмета?

Ян хмыкнул. Забавно! Сходство было, а ведь он, как ни странно, никогда об этом не задумывался.

– Э-э… Башмет альтист. И дирижер. А откуда вы его знаете?

Кромешница отмахнулась от вопроса.

– Большая удача. Это хорошо, что ты умеешь делать музыку. Русалки очень это ценят. Смотри. Ты берешь свою скрипку и идешь на дно.

– Что-о, простите?

Она зыркнула на него сердито, и он понял, что лучше не перебивать.

– Ты идешь на дно и играешь музыку, – повторила она медленно, как будто говорила с маленьким ребенком. – Не бойся, ты не утонешь, я тебе гарантирую. Я тебе сейчас дам такую штуку, вокруг тебя будет воздух. За скрипку тоже не волнуйся, не испортится. Потом тебе предлагают за это награду, забираешь Элю и поднимаетесь наверх. Сама она никак не выберется.

– «Садко» на новый лад, да?

– Вроде того.

Ян поразмыслил. В голове звучали тревожные слова: Эля вскоре умрет, если он не вмешается. Но правда ли это?

– Кромешники не лгут, – напомнила Марина.

– Рассказывайте, да. Это слишком уж старая сказка, чтобы кто-то в нее еще верил.

Он споро накрыл на стол, налил гостье чаю, выставил конфеты и печенье.

– Тебе ничто не угрожает, – сказала русалка.

Она достала из кармана мантии круглую подвеску и положила на стол. Пододвинула к нему. Больше всего подвеска походила на грецкий орех, оплетенный серебряной проволокой. К ней прилагался черный кожаный шнур с металлическими заклепками.

– Это надевается на шею? – Ян тронул орех пальцем: на ощупь серебряная проволока была ледяной.

– Да.

– Орех?

– Да, орех. Бывший. В скорлупе воздух, он пустой внутри. Волшебная вещь. Благодаря тому, что там внутри пусто – то есть воздух, – ты будешь окружен воздухом. Спокойно спустишься на дно. Когда тебя встретят, ты сыграешь на скрипке. Что угодно. Что ты умеешь играть?

Ян поразмыслил, перекатывая подвеску по столу.

– Сольное… «Чардаш» Монти? Конечно, без аккомпанемента это не совсем то, но…

– Чудесно. Значит, сыграешь то, что умеешь. Музыки на дне слишком мало – по понятным причинам. Это будет подходящий выкуп. Все займет у тебя не больше часа. Воздушного заряда в орехе хватит. Если все пойдет по плану, ты вскоре окажешься на поверхности вместе с Элей. Это же не слишком дерзко с моей стороны, просить у тебя час твоего драгоценного времени?

Ян несколько раз кивнул, безотрывно глядя на таинственно поблескивающий орех.

– Если все пойдет по плану. А если все пойдет не по плану? Орех треснет и воздуха не останется ни в нем, ни в скрипке, ни во мне? И… Что если Эля откажется следовать за мной? В конце концов, она же сама решила занырнуть, здесь ей плохо. Это очевидно. А вы ей бабушка, вот она и придумала присоединиться к вам.

Марина не отвела глаз.

– Ты слишком рассудочный мальчик, – сказала она насмешливо, но потом посерьезнела. – Смотри. Воздуха в орехе хватит на час. Если ты управишься за час или быстрее, ты вылетаешь на поверхность, и на этом всё. Если ты не управишься за час, воздух в орехе кончится – он в любом случае кончится. Через час. Значит, ты попадаешь на поверхность без Эли. Это нежелательный вариант. Но тебе ничто не грозит, даю слово. Поверь мне. Мне больше не к кому обратиться, понимаешь? Плана Б не существует.

Ян глубоко вздохнул и взял со стола подвеску. Орех показался невесомым, но мертвенный холод проволоки пугал: через пальцы он дотянулся до самых костей, и руки сразу заломило. От одной мысли, что это придется надеть на шею и разместить на груди, Яна передернуло. Черный шнур шевельнулся как змея.

– Когда? – спросил Ян, решительно просовывая голову в кожаную петлю.

Шнур еще раз дернулся и уронил подвеску на грудь. Задержав дыхание, Ян стиснул орех в кулаке и просунул под ворот рубашки. Резкий укол холода – и всё. С глаз будто ушла пелена, зрение стало более острым, а сердце, кажется, забилось чуть медленнее.

– Сейчас.

– Ночью?

– Времени мало, Ян. Если ты согласен…

– Я же уже сказал, что согласен.

– Не сказал, – возразила строгая кромешница.

– Разве?

Ян выглянул в окно: совсем стемнело, и все так же лил дождь. Одежда его собеседницы была сухой, значит, гостья пришла еще до дождя. Долго ли она сидела тут, в его квартире, подыскивая слова, волнуясь, не откажет ли он?

– А… эм-м… этот ваш орех, он меня случайно от дождя не может чуток прикрыть? А то я еще до того, как попаду на берег, стану типичным русалом.

– Может, – неожиданно подтвердила Марина. – Но тогда у тебя будет меньше времени на дне.

– Нет, тогда не надо, вдруг что-то пойдет не так.

Он подхватил футляр и, с отвращением взглянув на мокрый плащ, сунул ноги в ботинки, где хлюпала вода. Делать было нечего. «В темноту, холод и неопределенность» – зачем он только сымпровизировал этот дурацкий девиз? Эх, Эля-Эля. Никаких мозгов в голове.

– И что, я спускаюсь на дно, играю пьесу и говорю: «Подайте мне за это Элю?» – уточнил он. – Я как-то очень плохо себе это представляю.

Кромешница поправила ему мокрые волосы, положила руки на плечи, и одежда мигом стала сухой – ненадолго, естественно, но это было удивительно приятно.

– Я думаю, тебя поймут, как ты ее ни назови, – ответила она, помолчав. – Меня там не будет, нельзя. Я помогу тебе спуститься. Когда ты окажешься на дне, тебя так или иначе спросят, чего ты хочешь: будет понятно, что ты не утопился, раз на тебе амулет. Ни в коем случае не отвечай, потому что ты еще не имеешь права чего-то хотеть или о чем-то просить. Сразу начинай играть. Когда закончишь, аплодисментов не жди. Формулируй как угодно, не бойся, но без Эли постарайся не уходить. – Она снова провела ладонью по его волосам, легко и ласково, как бабушка. – Я обещаю, что это ничем не грозит тебе. Даже можешь не следить за временем, за это в ответе амулет. Не выпускай из рук своей скрипки, чтобы ее не потерять, потому что, когда время кончится, ты окажешься наверху.

– Хорошо, – сказал Ян.

Подвеска ли, уютно спрятавшаяся на груди, делилась с ним этим ледяным спокойствием или у него у самого получилось так настроиться, когда он принял решение, но он не испытывал ни малейших колебаний. Он увидит то, чего не видел никто другой из людей и даже полукровок, и – если это ему удастся – выручит Элю.

– Спасибо, – еле слышно произнесла Марина.

– Пока не за что. Я еще ничего не сделал.

Выйдя из подъезда, Ян вспомнил, что надо было, наверное, оставить письмо на случай, если что-то сорвется и он не вернется. Не хотелось бы, чтобы близкие терзались мыслью, что он покончил с собой.

– Если только… – начал он.

– Нет, – качнула головой кромешница, без слов угадав, что он имеет в виду. – Все будет хорошо. Я тебе гарантирую.

И он ей поверил.

Добравшись до стрелки, они прошли немного вдоль пустой серой набережной, продуваемой всеми ветрами, а потом русалка остановила его, дотронувшись до плеча.

– Закрой глаза, – шепнула она. – Ничего не бойся. Тебе надо хранить уверенность. Это важно.

Ян опустил веки и кивнул: сейчас это почему-то казалось несложным, несмотря на отвратительную погоду, поздний час, черноту воды и более чем необычайные обстоятельства. Все-таки у подвески был побочный эффект! Воздух с экстрактом пустырника вперемежку с валерьянкой, не иначе. И…

Он почувствовал мощный удар сбоку, но это не Марина его толкнула, а будто бы сам воздух. Голова внезапно закружилась, и он с трудом устоял на ногах. Уши заложило, и Ян понял, что он уже не на набережной. Наверное, можно открывать глаза.

Его окружала стена мути, похожей на грязный туман. Вода, в которой он ничего не разглядит. Время пошло. Начинать играть? Нет, надо дождаться вопроса.

Вдалеке засветились огни. Они то вспыхивали, то гасли. Болотные огоньки, воплощение душ грешников? Рыбы-удильщики с фонариками на лбу? У нас они не водятся.

Ян немного постоял и двинулся вперед. Кокон воздуха перемещается вместе с ним, и бояться ему нечего. Он шел и шел, потеряв счет времени, и вдруг почувствовал, что пересек какую-то границу, словно лопнула тонюсенькая струна.

«Кто ты? Куда направляешься? Что тебе надо?» – загудело в голове.

Вот оно.

Ян расстегнул футляр, уронил его к ногам, пристроил на плечо скрипку и взмахнул смычком. Он делал это миллион раз, и хотя сейчас Яну казалось, что он спит, а во сне он вечно забывал и путал ноты, рвал струны, терял смычок или не мог поднять рук, музыка зазвучала как надо. Она обрушилась водопадом, стала рекой, слилась со стихией, где он гостил, и на Яна нахлынуло облегчение: сработало. Теперь надо просто делать свое дело, а это он умел. Просто играть одну ноту за другой. Он закрыл глаза, читая ноты с воображаемого, вспоминаемого листа, и, кажется, не дышал, пока не сыграл последнюю ноту «Чардаша».

Навалилась тишина, тем более оглушительная, что зыбкая муть вокруг колебалась и дрожала. Ждать вопроса или говорить сразу? Теперь он имеет на это право?

– Здра… Здравствуйте, приветствую вас, – громко сказал Ян, опустив смычок. – Я дарю вам свое исполнение этого музыкального произведения. Спасибо за внимание. Сегодня сюда по ошибке попала кромешница, я знаю ее как Элю. Я хотел бы подняться с ней на поверхность.