Хаз был особенно резок, когда я подходила к нему с просьбой. Это он до сих пор считал, что я по нему тащусь. Он и предположить не мог, насколько учившиеся здесь итальянцы горячее.
– А ты не мог бы подбрасывать меня чуть подальше?
– Этим я не распоряжаюсь! Подальше?
– В парк хотя бы. Я так давно там не гуляла.
– Выходные тебе на что?
– Ну так я их трачу на долги по универу.
– Все не бросишь.
– Мне это не очень нравится.
Он фыркнул – в последнее время он начал меня этим откровенно бесить – и ушел договариваться с директором. Ну а кто этими перемещениями распоряжается?
– А кого ты видишь, когда спишь? – вдруг спросила Линда у меня за обедом. Она в первый раз заговорила со мной о персонажах.
– Тебе кто-то приснился из своих? – поэтому в первую очередь спросила я.
– Да! – она улыбнулась и покраснела. Ясненько. – Это же всего лишь сон!
– Персонаж – это часть души, – сказала я, держа ложку перед губами. – Это как самой с собой заниматься, – я засунула ложку в рот, проглотила суп, – этим…
– И что? Это сон, – Линда фыркнула – получилось очень похоже на Хаза. – Никто и не узнает. И я знаю, что пойдет в книгу, а что нет.
– Твоя воля.
– Он был таким классным!
– Избавь от подробностей.
Линда недовольно отвернулась.
На уроке техники нам вдалбливали ненужную информацию.
– Насыщение прозаического произведения деталями – это очень важно для объема картины, – не спеша похрипывал старик Тихарь. – Я не говорю про объем произведения. Форматы жанров, я надеюсь, все помнят. А сюжет – он невозможен без подробностей. Кому нужна прямая линия? Всем нужны резаные, наполненные фактами, детальками, всем тем, что делает сюжет великолепным.
– Как будто он тут гуру, – пробурчал слева Кивин. Тихарь был не настолько одарен слухом, так что Кивину сошло с рук. – Копаешься в этих деталях, и сохнешь.
– Это да, – я думала о том, что любая профессия претит, когда начинаешь в ней погрязать. Пока что только научно.
Как люди делают свою мечту делом всей жизни?
Меня убивали подробности. Убивали весь пыл, превращая его в пустой пшик. Из-за этого тексты получались скользкими и простыми, и последнее мне тоже совершенно не нравилось. Как при подробностях у меня получалась простота? Не знаю. Но получалась.
Когда я зашла ополоснуть лицо, приметила капающий звук из открытой кабинки. Я никогда не видела уборщицу, интересно, а кто туалеты чинит? Лицо в зеркале показалось мне сухим и каким-то выцветшим. У меня герои и то живее. Вот что значит ночи без сна, за придумыванием. Я умылась, выпрямилась и вскрикнула – Господи!
Мне показалось – черт!
Ой, не черт. Но показалось… Было страшно. Что-то темное, с красным глазом, в капюшоне. Дарт Вейдер, блин. Теперь и чудится.
В кабинке булькнула вода.
Надо поспать сегодня. Хаз бы договорился.
Я вышла из туалета, когда в него как раз намеревался зайти мальчишка.
– Эй, ты чего? – А он посмотрел на меня как на сумасшедшую, но я не поленилась указать ему на знак. – Хотя если пожелаешь, – я пожала плечами, потому что парень мои слова проигнорировал. Небось из картинщиков. Они временами странные.
Я вернулась в аудиторию.
– Чувствую, сегодня нам придется написать эссе, – уныло забурчал Кивин, и я пожала плечами. Эссе так эссе. Ничего нового. А вот Кивин ненавидел этот жанр.
– Про всякие заклепки. Какая разница, какого цвета у моего персонажа заклепка, – Кивин наклонился к парте, чтобы Тихарь дай бог не обрел слух.
Учитель как раз медленно проходил мимо нашего места.
– Таким образом, ружье, которое вы вешаете в первом акте, выстреливает в третьем. Оно должно выстрелить. Даже холостым. Даже если просто кому-то почудится. Савельева, вы куда?
– Мне в туалет!
Я неслась сломя голову. Пыталась не сшибить никого, кто б по дороге оказался. Боже мой, это немыслимо! У нас в туалете мой персонаж.
Он выискивал что-то в раковине, а когда я влетела, подцепил кольцо на цепочке и застегнул ее на шее. Цепочка. Это точно, на шее! И с кольцом. Я это сегодня во сне видела.
– Ты что здесь делаешь! – Господи, зачем я это спрашиваю. Я что-то сделала – мой персонаж, он здесь.
Я и такое могу?
– Ты кто? – он отшатнулся.
– Что делаешь тут?
– Какая тебе разница? – нахмурился.
– Ты мой персонаж!
– Что?
Я услышала шаги и побежала закрывать дверь.
– Уходи!.. Постой, как ты попал сюда?
– Ты сумасшедшая.
– Ты что-то видел? Как я это придумала?
– Ты не в своем уме, – он оглядел туалет. Наверное, в сотый раз, раз меня долго не было. – Ну и грязно тут.
– Тут чисто! Ты в мужском не был, – и я в первый раз подумала, что хорошо, что он ошибся дверью – у меня бы не было желания забежать в мужской.
Он вдруг оглядел меня.
– Мда.
– Вот спасибо, – мой голос звякнул сталью. Еще бы мой персонаж мне что-то говорил…
Хотя его я не очень помню. Вроде не представляла никого так. Лицо не совсем такое, тело крепкое, притом худой. Хотя да, черные волосы… Может, фантазия и воплощение работают между собой иначе? Но вот кулон я точно помню.
– Это что-то от царя? У тебя кулон. – Парень жутко прищурился. – Значит угадала. Ну и что мы воруем?
– Ты ничего не знаешь, девка!
– Ты мне не угрожай… ой!
Он впечатал меня в стенку, заткнул с силой рот. У меня заболели зубы. А запястья он перехватил, и тоже сжал, больно.
– Откуда знаешь? – прошипел он.
Глаза – как ярость. Я замычала, но он сдавил мне рот. Придурок! Ну точно мой персонаж. Тупоголовый. Но через секунду он мне рот открыл.
– Придумала, – попыталась поднять к губам ладонь, но он не дал, и зубы как и прежде болели.
Он посмотрел, подняв бровь, как на идиотку.
– Что ты придумала?
– Что кольцо, царя. Что его украли. Ты украл, видимо!
– Я не крал.
– Крал! Тогда зачем…
– Я не крал! – Мне язык снова сдавило. Да когда же они, Господи, на шум-то придут!
В дверь постучались.
– Мне срочно! Хватит там шалить! Дома подробности придумаешь!
Я поблагодарила бога за такую писклявую девочку. Парень отошел на два шага и с ужасом уставился на дверь. Туда снова врезалась рука:
– Эй!
– Уходи! – шепнула я ему.
– Куда?
– К себе возвращайся! В мир свой! Мой!
– Я ни в какой мир не возвращаюсь!
– Глупый что ли?
Ну тупо-ой!
Он огрызнулся.
– Понятия не имею, что я здесь делаю! Но в свой мир я возвращаться не знаю как!
– Заснула что ли?! – заревела пискляшка. Мне стало страшно.
– Иди туда!
– Куда!
– Туда! – я захлопнула кабинку. – Ноги убери! И не высовывайся!
На пару секунд все стало тихо.
– Ненормальная! – взревела толстуха – какая ж она оказалась толстая – и проскочила к первому толчку. Захлопнула дверь. Послышались звуки.
– Закрой дверь!! – заорала она, и я, прижимая нос, выметнулась наружу. Как бы она там не засиживалась.
Спустя двадцать минут девушка вышла в хорошем настроении.
Парня я нашла полуживого. Вывела его наружу. Пофиг, что увидят.
– Как ты себя чувствуешь?
– Не спрашивай, – промямлил он.
– Недалеко есть лестница…
Я приметила теперь внимательней, что он был в коротком плаще, а сам весь в черном, и плащ черный. Руки в перчатках до ладоней, пальцы открыты. Еще у него была классная заклепка на ремне, в форме пасти волка.
Худой. Высокий. Да я прям гениальна!
Когда мы спустились на первый этаж, на нас уже поглядывали.
– Дыши, – сказала я на улице. Он наклонился, судорожно глотая воздух.
– Почему не на уроке? – Расковский испугал меня своей внезапностью.
– Извините! Совсем не до того было.
– Оправдание… – был сказан мат. – А ты что?
– А это мой брат, – я коснулась ребер парня для поддержки, но кажется, только усугубила ситуацию. – Он… пролетом.
– Что значит пролетом?! – вставил учитель кулаки в бока.
– Недавно! – округлила я глаза. – Совсем недавно.
– Еще одного придурка?
– Что ж вы выражаетесь? – посетовала я. Меня опять обругали.
– Работать! – гаркнул Грег и ушел куда-то не туда, не к нашей аудитории. А, «работать» у него значило пахать, пока он где-то проветривается.
Я нагнулась к незнакомцу.
– Ты как?
– Во что ты меня впутала? – он немного дрожал, но дышал уже. Я закусила губу.
– Ну, ты творец.
– Какой творец?
– Миры создаешь. Теперь. На время.
– Сама выпутывайся, – он выпрямился, отер губы. – Так где я?
– В Доме творцов.
– Что это?
– Создатели миров. Мы вас пишем.
Он посмотрел на меня как на сумасшедшую. Снова.
– Мне все равно, что ты там щебечешь. Но чтобы к вечеру я был обратно. У себя. Тьфу, верни, как все было! Если это ты затащила меня.
– Я никого не затаскивала, – промямлила я.
– Мне надо быть там к вечеру, – сказал он тише и сжал кольцо на шее в ладони.
Мне приснилось, что мои ноги жрет черная крыса.
Когда я открыла глаза, увидела, что парень спит сидя, прислонившись затылком к старому громоздкому комоду. Я подскочила к нему и начала трясти. Его голова с открытым ртом заметалась как одуванчик.
– Ай! – этим кончилось небольшое противостояние. Он, очнувшийся, потирал макушку.
– Зараза.
Это слово я уже перевела про себя литературно.
– Ты как сюда попал? Вспомнил что-нибудь? Это было бум, или портал – и вот ты здесь?
– Отвянь от меня, сумасшедшая.
– Ну же, скажи!
– Отвянь, я сказал!
Меня, если честно, удивило, что он не удивлялся метро. Директор, видимо, внял мои просьбам, быстро, поэтому в Москве мы оказались прям в толчее прохожих. Персонаж на это реагировал как собака на телевизор. Такое ощущение, что у них таких переходов пруд пруди. А я в своем мире ничего такого не придумывала.
Впрочем, я и сама о придуманном мире не очень-то много знала.
К нам заглянула мама.
– Уже проснулись? – она улыбнулась так, что ни один человек не заметил бы подвох. Я вышла вместе с ней в коридор, и добродушное выражение с ее лица сразу исчезло.
– Так, чтобы никакого шуму, пока мы с твоим папой дома. Ты заходила в аптеку?
– Он вроде не болеет.
Мама протянула мне презервативы.
– Мам! – у меня вылезли на лоб глаза.
– Чтоб ты мне в подоле принесла? Щас, будешь сама его воспитывать.
– Да мы ничего такого!
– Уж мне не говори, чем там молодежь не интересуется, – сдвинула брови она. – Если будет приставать, надевай. А папа с ним потом разберется.
Я зашла в комнату немного потерянная, отчего забыла вовремя спрятать пачку.
– Презеры что ли? – я мгновенно отвела руку за спину. – Думала она, что я тебя в первую же ночь укушу?
Он не выглядел обескураженным. Только хмурым, наверное потому, что башка у него до сих пор ныла.
– Ты бы этого не сделал, – убежденно сказала я, но положила пачку на видное место. Кстати… он знает о предохранении? Это я в своем мире не продумывала.
– Еще посмотрим, – он мрачно воззрился на меня. – Хватит вести себя как зазнайка. Ты не знаешь, что я сделаю в следующую минуту.
– Но я тебя знаю, – я уселась напротив него, он неохотно сел прямо и скрестил руки. Я вытянула губы. Так… – У тебя не было родителей.
Он скептически поднял брови.
– Отец умер в тридцатилетней войне, а мама не дожила до твоего восьмилетия.
Он неприятно нахмурился.
– У тебя не было сестер и братьев. Еще ты любишь суши. Учился на боцмана, но в первый же месяц был схвачен разбойниками и провел у них несколько лет. Потом год скрывался от полиции. Ну, – торжественно улыбнулась я, – что из этого правильно?
– Про родителей.
Я заткнулась.
Он встал, обошел меня и начал ходить по комнате. Кажется, подходил к окну, осматривался. Я повернулась, когда он, морща нос, смотрел на кучу старых флаконов и лаков, которые у меня с мамой просто руки не доходят выбросить.
– Я хочу извиниться.
– За что?
– Ну, то что я так резко. Информацию надо выдавать дозированно.
Он, сморщившись, потрогал на шее кулон.
– Ну, вот я знаю, откуда кулон. Королевский.
– Ты говорила, царя.
– А разницы нет. Его надо притащить в башню Святых Отцов до конца седьмого месяца, полуночи.
Парень напрягся.
– Для чего?
– Это я еще не придумала.
Он вдруг резко оказался рядом и зажал мне ладонью рот. Его взгляд метал молнии.
Было больно.
– Что там будет? Говори!
– Ме маю! – промычала я. Он сдавил сильнее.
– Говори!
Я пискнула. За дверью послышался шум. Заглянул отец, но в этот момент я уже дышала безразмерной футболкой, в которую одели персонажа перед тем, как он лег спать. Парень с силой прижимал мою голову к груди, не давая вздохнуть.
– Что тут у вас происходит? – понизил голос отец. Но к своему ужасу я приметила, что он не так уж и зол.
– Мы вспомнили разногласия, – сказал парень. – Уже улаживаем.
Я слышала, как папа еще стоял, сопел, а потом закрыл дверь, ничего не сказав.
Я насилу вырвалась. Теперь была ужас растрепанной.
– Говори, что там будет, – тихим скрежещущим голосом прошептал он. – Возомнила себя творцом? Так отвечай.
– Я не знаю. Не придумала.
– Придумывай!
– Кого-то убьют!
– Что?
– Всегда кого-то убивают, – я дышала, перед тем отшатнувшись от него. – Это беспроигрышный ход.
– В чем без проигрыша?
– В искусстве драмы.
Он сдавил себе зубы так, что мне самой стало больно. Я потрогала свою челюсть.
– Ты действительно сумасшедшая. Но раз ты говоришь о том, что творишь, тогда ты затащишь меня обратно.
«Я не знаю как», – хотела я сказать.
– И мне безразлично, как ты это сделаешь.
Он встал, порыскал глазами на комоде и взял пачку презервативов.
Я сделала выдох, а в голову начала приходить мысль, что надо было персонажей по-другому писать.
Когда я была маленькой, я всегда сочиняла истории. Но не запоминала. В моей голове играли жизни, проживали детские беды и радости, а первое творение вылилось на бумагу жуткими повторами и штампами, которые я, к славе своего гения, по большей части забыла. Через много лет я узнала, что это был фанфик. Мешанина из просмотренных мною мультиков, разных сериалов и чуть-чуть прозы Чехова (великого я не любила, но в текстах толк даже тогда понимала). Поняла я, что это фанфик. И устыдилась. И решила, что никогда больше не буду писать.
«Не тут-то было» сопровождало меня даже не с того момента – всю жизнь. Не знаю, что бы отвадило меня, если б я писать не смогла… Произведения состояли из кучи набросков. Все новые и новые записи, которые я надеялась когда-то превратить в печатные книги. Я всегда думала об издании. И никогда не понимала людей, которые пишут в стол или хвастают своими творениями на интернет-ресурсах.
Тогда же появился интернет.
Я поступила на журналистику. Перестала строчить в блокнотах, которые к тому времени превратились в черное месиво буковок и поправок; перенесла что-то из них в компьютер и неожиданно для себя выложила в сеть.
Совсем чуть-чуть. Не самое лучшее.
Но быстрый, первый и единственный комментарий моментально отбил у меня охоту писать. Я почувствовала, что я бездарность.
Комментарий был вовсе не обидный. И от девушки, которая к тому времени посещала курсы. Он был дельный, и был субъективный. Но мне показалось – как головой в прорубь.
«Спасибо», – написала я. – «Я исправлюсь».
И больше писать не садилась.
Даже через некоторое время, когда вместо полноценной критики пришло «Хах, мне понравилось», я не воспрянула духом. Не поверила. Тут человек увидел и разобрал по полочкам, а этот – что ему просто понравилось?
До следующего захода в литературную прорубь прошло два года учебы.
Я рьяно засела за журналистику, намереваясь сделать ее профессией всей моей жизни. Если уж не умею писать литературно, то буду писать статейно – этому учат, и работу найду. Пусть за гроши. Пусть буду работать там, где мне все время будет тесно.
Я ненавидела журналистику. И поняла это только к началу третьего курса. Тогда же, через неделю, меня чуть не сшибла служба доставки, и Хаз спас меня из-под колес. Я попала в училище, где учат искусству, и с трепетом в сердце поняла, что мой мир, который я так долго засовывала вглубь, разросся как, если сказать метафорично, – японская розовая вишня.
Парню захотелось погулять. И я вызвалась с ним.
– Скажи все же, а как тебя зовут?
– Я не хочу тебе ничего говорить.
– Дай угадаю. Слава?
Он посмотрел на меня недоуменно.
– Будешь гадать? Еще по своему имени меряешь!
– Савой меня зовут только в училище. Здесь я Марина.
– «Здесь». Ты даже дом называешь «здесь». Настолько же тебе проела мозги вся эта литературщина.
Я даже обиженно отстала, но потом догнала его, прежде чем он минул дверь с домофоном.
На улице накрапывал дождь. Такая противная погода стояла уже дня с два – не морось, не снег – лужи залезают в ботинки, боишься вляпаться в какую-нибудь хрень. Видом служили оттаивающие мартовские собаки.
Я семенила рядом, придумывая заковыристые имена, пока не поняла, что он направляется к метро.
– Тебе зачем-то в метрополитен?
– Ты про эту станцию с огромной «м»?
– Ну да.
– Туда мне тоже надо. Если ты не можешь придумать, как я отсюда уйду, сам найду способ.
О проекте
О подписке