Глава 2

Чудесный субботний вечер – единственный выходной, которого Павел очень ждал. Они условились встретиться в маленьком кафе возле её дома. Он устроился за столиком в конце зала и положил рядом букет розовых пионов. Заказал у подошедшей официантки пару чашек кофе и взглянул на часы – половина девятого. Кольнуло лёгкое беспокойство. Может, стоило всё-таки зайти за ней? Рука потянулась к вороту рубашки, который, как ему казалось, стягивал шею, и расстегнула верхнюю пуговицу. Пальцы коснулись отросшей щетины. Неужели он так заработался, что забыл побриться? Павел знал, что Ане это не понравится, но уже ничего не мог сделать.

Он подождал ещё немного, а потом достал телефон и позвонил ей.

Длинный гудок быстро затих, на том конце ответили. Он вздохнул с облегчением, когда услышал Анин голос, но тут же почувствовал неладное: слишком сбивчивым и торопливым тот казался. Она пообещала подойти через несколько минут.

Кофе остывал. За окном послышались первые раскаты грома, а потом зарядил сильный дождь. Аня ворвалась в кафе в тот момент, когда Павел уже собирался снова ей набрать.

Светлые пряди прилипли к раскрасневшемуся лицу, а сама она, наклонившись вперёд и уперев руки в колени, пыталась отдышаться. Лёгкое голубое платье облепило худенькую фигурку.

Что-то внутри него дрогнуло. Аня выглядела такой уязвимой сейчас. Павел выбрался из-за стола и направился к ней. Когда он подошёл ближе, её плечи дёрнулись, будто Аня его испугалась.

– Ты вся промокла.

Она выпрямилась и взглянула на него. Он был выше на полторы головы. Павел тут же прижал её к себе. Такую продрогшую, маленькую девочку. Его девочку. Он слышал, как сердце бешено колотилось в груди, но уже не понимал чьё. Хрупкое тело дрожало в его объятьях. Павел хотел её согреть, напоить кофе, который, наверно, уже остыл. Хотел провести этот вечер вместе. Он ужасно соскучился за неделю. Почему она не могла просто переехать к нему? Он постоянно задавал Ане этот вопрос и вечно слышал в ответ: «Я ещё не готова».

– Хочешь, поедем ко мне? – спросил он, когда Аня выбралась из его объятий, и они сели за стол.

– Нет.

Она заправила влажную прядь за ухо и наконец-то посмотрела на него большими серыми глазами, обрамлёнными светлыми ресницами. Он видел в них смятение и тревогу, но не мог понять причину.

– Что случилось? – Павел осторожно взял её холодную ладонь в свою и ласково посмотрел.

– Случилось? – переспросила она испуганно и закусила губу. – Ничего. Просто я устала.

Что-то в ней изменилось. Что-то неуловимое обычным глазом, но очевидное для любящего человека. Аня словно смотрела не на него, а сквозь. Сидела рядом, но мыслями блуждала где-то далеко. Вот только где и почему?

– Анечка, – позвал он её, поглаживая большим пальцем ладонь, – я принёс твои любимые цветы.

Она снова вернулась. На губах появилась растерянная улыбка, будто Аня хотела и не хотела улыбаться. Определиться просто не могла, но хотя бы перестала смотреть в пустоту.

Павел взял букет и протянул его Ане. Она как-то машинально потянулась к нему, а потом вдруг резко подскочила и, выдёргивая руку, задела кружку. Громкий звук нарушил вечернюю тишину. Черепки разлетелись в разные стороны, а кофе растёкся грязной лужицей. Неприятная картина.

Официантка выбежала из кухни на шум.

Павел поднялся и подошёл к Ане, но она отступила.

– Что случилось?

– Мне нужно домой.

Он удержал её.

– Я довезу.

– Не нужно, и цветов тоже не нужно, – почти взмолилась она и так посмотрела, что Павлу пришлось отпустить её руку.

Аня развернулась и, не попрощавшись, быстро пошла к выходу, оставляя за собой лёгкий шлейф духов.

Они стали так редко видеться, что ему казалось, будто их отношения дали трещину. Особенно в эту минуту, когда она покинула кафе. Павел с минуту прожигал взглядом входную дверь, а потом бросился следом. Хотел догнать Аню, разобраться во всём. Но увы.

Улица встретила его вечерней прохладой и последними каплями слабого дождя. В лужах отражались жёлтые блики фонарей. Аня уже ушла.

Он знал, где её дом. Знал, что она впустит его в квартиру. К тому же её тётка давно звала его в гости. Но что-то подсказывало, что сегодня к откровенному разговору Аня не готова. И Павел решил, что попросит коллегу подменить его и заедет к девушке в понедельник. Тогда они и поговорят.

* * *

Через пару дней Богдан получил несколько сообщений во «ВКонтакте» от Ани. Девушка была напугана, писала, что не может спать, не может творить и что её мучают галлюцинации. Всё это она связывала с портретом, который он попросил нарисовать. Она настойчиво требовала объяснений. Богдан не удивился, увидев все эти сообщения: он ожидал чего-то подобного, но надеялся на лучшее.

Всё время с момента встречи в парке, когда он отдал проклятую фотографию, Богдана мучила совесть: он знал, что поступил неправильно, но утешал себя, твердя, что выбора не было. Но действительно ли это так? Он старался об этом не думать. Сейчас ему предстояло самое сложное: рассказать всё как есть, насколько бы безумной ни была вся история.

Он договорился о встрече с Аней в библиотеке. Выбор места казался ему весьма логичным, ведь именно там всё и началось. Знай Богдан, как всё сложится, он никогда бы не сунулся в злополучную секцию. И плевать, что знания – сила: когда сходишь с ума, тебе уже не до умных книг. Но прежде, чем встретиться с Аней, парню предстояло незаметно покинуть квартиру.

Он надел кожаную куртку, взял рюкзак и медленно двинулся к выходу, стараясь издавать как можно меньше шума. Его отец сидел на диване. Рука свисала с подлокотника, сжимая пустую банку от пива. Богдан не понял, спит отец или смотрит телевизор, по которому показывали старый чёрно-белый фильм.

– Твоя мать – грязная шлюха, – раздался мужской бас. – Опять ночевала непонятно где. Ты меня слышишь, сопляк?

Богдан вздрогнул: именно этого он и хотел избежать. Его старик опять надрался, а матери рядом не было.

– Мне нужно идти, – едва слышно сказал он.

– Сначала принеси мне пиво, а потом вали на все четыре стороны.

Богдан мигом подбежал к холодильнику, молясь всем богам, чтобы там осталась хоть одна банка, но ему уже давно не везло.

– Пиво закончилось, но я сегодня куплю, у меня есть деньги. – Парня трясло, и он даже зажмурился.

– Хорошо, главное, купи больше, чем обычно, – с издёвкой проговорил отец. – Помни, в чьём доме ты живёшь, маленький ублюдок!

Богдан открыл глаза и молча выбежал из квартиры. Проблемы нужно было решать по очереди, и сейчас его ждал очень неприятный разговор с одной девушкой.

Он, конечно, опоздал – Богдан всегда опаздывал. Аня была уже на месте, стояла возле полок с любовными романами. Только на сей раз волосы её были собраны, а знакомые Богдану по прошлой встрече шорты и майка сменились лёгким светлым сарафаном выше колен и босоножками на плоской подошве. В руках она держала книгу с полуголым мужчиной в ковбойской шляпе на обложке.

– Ты правда это читаешь? – спросил Богдан вместо простого «привет», подойдя к ней.

Она вздрогнула.

– Ты опоздал, – серьёзным тоном сказала Аня и, возвращая книгу на полку, уже мягче добавила: – И да, мне такие романы нравятся.

– В них одна ерунда, в жизни так не бывает. Но нам лучше присесть: разговор будет долгим.

Богдан бесцеремонно схватил её за руку и повёл в читальный зал к столику в самом дальнем углу. Аня не сопротивлялась.

– Я хочу отказаться от работы, – едва присев, выдала она, выложив на стол деньги и фотографию.

– Нельзя, – только и сказал Богдан.

– Но почему?

– Потому что он хочет, чтобы кто-то нарисовал его портрет. И если ты начала его рисовать, то он от тебя уже не отстанет. Поверь, я знаю.

– Я не понимаю, – растерянно прошептала Аня. – Я вижу его образ повсюду, этот человек засел у меня в голове. И я не знаю, как избавиться от лица с дырами вместо глаз. Оно словно преследует меня! А на днях парень подарил мне цветы, но я увидела только гниль с личинками вместо пионов! Видение было таким реальным, что меня просто выбило из колеи! Так не может продолжаться! Я не могу спать, не могу нормально есть и не могу рисовать!

– Дальше будет только хуже. – Богдан понизил голос. Пожилая женщина-библиотекарь провезла мимо них полную тележку книг. – Позволь мне тебе всё рассказать. И не перебивай, каким бы бредом это ни казалось. Хорошо?

Аня кивнула. Было видно, что она хочет узнать правду и в то же время боится услышать её.

– Я сам художник, точнее, пытаюсь им быть, – начал рассказ Богдан, немного нервничая. Ведь он очень надеялся, что до этого не дойдёт. – Всё началось, когда одна музыкальная группа попросила меня сделать обложку для их альбома. Они хотели нечто по-настоящему жуткое. Я сделал несколько набросков, но ни один из них не пришёлся им по вкусу. И тогда я решил поискать вдохновение в библиотеке. Нарыл старых книг, посвящённых мифам и легендам. В них частенько встречаются довольно пугающие картинки. Знаешь, вроде козла с телом человека, который на вертеле поджаривает грешников в одном из кругов ада. Я взял как раз одну из таких книг, самую старую, какую смог найти, надеялся вдохновиться страшными рисунками. Но нашёл нечто иное – потрёпанную фотку странного человека с дырками вместо глаз. Тогда мне показалось, что этот портрет отлично подойдёт на обложку альбома. Ведь жуть может быть и в чём-то максимально простом, а это лицо внушало какой-то необъяснимый ужас. Я забрал фотку и тут же принялся за работу. Но у меня ничего не получалось, я будто разучился рисовать. Как только подходил к полотну, руки начинало сводить, сердце безумно колотилось, будто какая-то сила не хотела, чтобы этот портрет был нарисован. А ещё мне стали сниться странные кошмары. Из них я узнал, что человека на фото зовут Роберт. Мне вообще начало казаться, что я схожу с ума, потому что сны были слишком похожи на явь. Поэтому я решил забросить эту работу и уничтожить фотку. Пробовал сжигать – она не горела. Тогда я вернул её в библиотеку, но дома снова нашёл эту проклятую фотографию. Осознав, что, вступив в эту игру, её уже нельзя покинуть, я твёрдо решил бросить рисовать этого жуткого человека. Я с чего-то взял, что хоть это могу сделать. Но не тут-то было. Стоило мне перестать рисовать портрет, как стало происходить самое страшное – на моём теле начали проступать буквы его имени.

Богдан на мгновение замолчал, а затем расстегнул кожаную куртку.

Аня зажала рот рукой, когда увидела надпись на его худой груди. Кожа, затянувшаяся, как после колотой раны, образовывала четыре большие буквы: Р, О, Б, Е.

– Я уверен, что, когда имя будет дописано, я умру. – Богдан быстро застегнул куртку, когда мимо них снова прошла старушка.

– Это библиотека, а не стриптиз-клуб, – проскрипела она. – Имейте совесть! Сталина на вас нет!

Богдан усмехнулся, хотя было не до смеха. Аня тоже улыбнулась, но, когда библиотекарь ушла, она вновь принялась внимательно слушать Богдана.

– По моим подсчётам, у меня две недели, может, меньше, прежде чем его имя появится полностью. Но я уверен: стоит нарисовать портрет, и всё это закончится. Во всяком случае, тогда во всём этом будет смысл. Вот именно поэтому тебе нельзя бросать его рисовать, иначе ты окажешься в опасности.

– Я уже в опасности, – произнесла Аня со злостью, граничащей с отчаянием, и поднялась, видимо, не выдержав. – Почему ты отдал эту фотографию именно мне?!

– Ты смотрела «Звонок»? – неожиданно спросил Богдан.

– Нет, при чём здесь фильм? – Она снова села, сердито поджав губы.

Богдан сделал паузу, осмотрелся и, убедившись, что любознательной старушки с книгами рядом нет, пояснил:

– Это фильм ужасов про видеокассету, после просмотра которой раздаётся телефонный звонок. Голос в трубке сообщает, что через семь дней ты умрёшь. И ты правда умираешь ровно через семь дней. Но в фильме был способ спастись. Нужно было показать эту кассету кому-то другому, и тогда страшное проклятье отпускало тебя и переходило на следующего. Я думал, что с фоткой будет то же самое: как только ты начнёшь рисовать портрет, Роберт отстанет от меня. Но, видимо, я облажался, и здесь действуют другие правила. Ты стала рисовать и просто включилась в мою игру.

На мгновенье Аня потеряла дар речи, её глаза заблестели от слёз, а руки сжались в кулаки.

– Но почему именно я? – Её громкий голос прозвучал так сердито, что люди в читальном зале оторвали головы от книг. – Есть же столько других художников!

– Потому что ты лучшая, – с полной серьёзностью в голосе сказал Богдан. – Я просмотрел в соцсетях сотни работ разных художников нашего города, и ты самая талантливая из них. Помню, я подумал: если это возможно, то именно тебе удастся нарисовать его портрет. Ведь если у тебя не получится, то не получится ни у кого.

Если до этого момента Аня хмурилась, то теперь выражение её лица чуть смягчилось.

– Подожди минутку, – сказал Богдан и вышел из-за стола. Вскоре он вернулся с целой стопкой книг. – Знаю, мне нет оправданий. Я поступил как настоящий мудак, когда взвалил всё это на тебя. Но послушай, я уже неплохо продвинулся в вопросе изучения Роберта. В тех снах, которые я видел каждую ночь, мне попадались разные картины известных немецких художников. Из этого я сделал вывод, что Роберт был немцем. Сначала мне не удавалось ничего найти ни в книгах, ни в интернете, пока я не обратился к немецкому фольклору, где пусть и немного, но проскальзывала какая-то информация о Роберте. Не знаю, насколько можно доверять всем этим легендам, но, если мы больше о нём узнаем, тебе или мне всё-таки удастся завершить его портрет. В этих книгах может быть ответ. И если мы их разделим и прочитаем, то, возможно, сможем найти его и спастись. Мы просто обязаны спастись.

Она с неохотой взяла две тяжёлые и толстые книги из пяти: одну по истории искусств, а другую по германским легендам – и пролистала несколько страниц. Даже Богдану было ясно, что на прочтение такого кирпича в восемьсот страниц уйдёт куда больше пары дней. Аня выглядела так, будто ей диагностировали смертельную болезнь. Так ещё и добавили, что, если она хочет выжить, лекарство придётся искать самостоятельно.

– Значит, ты тоже продолжишь рисовать его портрет? – отложив книги и посмотрев на Богдана, уточнила она.

– Да, я буду пытаться.

– И ты веришь, что если портрет будет готов, то весь этот кошмар закончится?

– Ничего другого мне просто не остаётся, – признался Богдан. – Мне надо возвращаться домой. Но я тебе позвоню, обещаю.

– Что ты обычно читаешь, если не любишь любовные романы? – внезапно спросила Аня, когда он уже встал и собрался уходить.

– Мне раньше нравились ужасы, но сейчас… я уже не знаю. И посмотри «Звонок» – только японский, а не американский ремейк. Это уже настоящая классика, тебе понравится.

* * *

Вернувшись домой, Богдан решил, что снова попробует рисовать. Всю дорогу он думал об Ане, и ему действительно было совестно, что он втянул её в это безумие. Она просто не заслуживала всего этого. И он не знал, сможет ли себя простить, если с ней всё-таки что-то случится. Ему хотелось верить, что вместе они справятся. Богдан собирался закрыться в своей комнате наедине с карандашами, но отец преградил ему путь.

– Где моё пиво, сосунок? – грозно спросил он.

Богдан забыл сходить в магазин и сейчас сильно об этом жалел. Он всё никак не мог определиться, в каком состоянии он больше боялся отца – пьяного или трезвого.

– Я сейчас же за ним схожу.

– Поздно, засранец, пора тебе преподать урок. – Отец снял с крючка на стене ремень с большой металлической бляхой. – Будешь знать, как расстраивать отца.

После этих слов он обмотал ладонь ремнём и сжал её в кулак.

– Не надо, папа, – только и успел сказать Богдан, пятясь, когда крепкая рука отца врезалась ему в лицо.

Кровь хлынула из разбитого носа, но отец не остановился. Он размотал ремень и стал размашистыми ударами избивать Богдана, пока тот не заплакал.

– Плакса, ты всегда был плаксой, – зло сплюнул отец. – Если снова расскажешь матери, что это я тебя отлупил, клянусь богом, я её убью.

Когда отец закончил, оставив его, Богдан с трудом поднялся и, добравшись до своей комнаты, заперся. Тело сильно ныло, а кровь из носа никак не останавливалась. Если бы не мать, Богдан бы давно съехал, но он не мог оставить женщину, которая его вырастила, наедине с этим монстром. Он не винил её за то, что она так часто не ночевала дома, но упрекал в том, что она всё-таки всегда возвращалась и говорила, что любит мужа, который избивал их обоих. Богдан даже пытался уговорить её уйти вместе с ним. Денег на съёмное жильё хватало: он стал неплохо зарабатывать на том, что считал раньше простым хобби. Но мать твердила, что нельзя разрушать семью. И с этим Богдан уже ничего не мог поделать.

– Чтоб он сдох! – неожиданно для себя вслух сказал Богдан.

И, будто услышав его слова, как джинн из бутылки, на стене возник образ Роберта. Он безумно улыбался.