Глава 5

Прошло два дня после ночного приключения. Я оставила без ответа вопросы, где ночевала в грозу, но постоянно думала о загадочном спасителе, замке за холмами и мотоциклисте Арлене Эшли, нашедшем в лесу потерянный фонарь.

У Гленны долго не спадал жар, но сегодня утром ей стало полегче, и она забеспокоилась о дочери. «Схожу к ней вечером», – пообещала я.

Мисс Баутер выдала мне жалованье за вычетом разбитой тарелки из лисьего сервиза, сухо и коротко сообщив, что мадам хотела уволить меня за наглость, но она, мисс Баутер, с нею не согласилась. Впрочем, так или иначе, уходить из Хорсли-хауса мне всё равно придётся.

Сегодня разъехались гости, а днем, когда я мыла «тысячу» бокалов, стараясь придать им блеск, в моечную явился мистер Андертон. В шуме воды я не услышала, как он подошёл, и поняла, что за спиной кто-то стоит, по тяжелому дыханию и запаху алкоголя. Я обернулась, но не успела и охнуть, как он прижал меня к краю мойки и начал задирать платье, шаря толстыми руками по бедрам. «Как я не заметил тебя сразу, такую славную русскую курочку», – выдохнул мне в лицо и зажал рот ладонью. «Тихо, сладкая, тихо, все будет хорошо». Где-то раздались голоса, мисс Баутер давала кому-то распоряжения. Он отпустил меня, куснул в шею и шепнул: «Сегодня вечером будешь ждать меня здесь».

У меня имелись иные планы – управившись с работой, я поспешила в коттедж Морас. Вышла из Хорсли-хауса в начале седьмого, когда сумерки ещё не явились, но были где-то на подходе. Унесенную грозой шляпку заменила вещью из прошлого –шёлковым платком, расшитым голубыми цветами по бледно-жёлтому фону, – закутав голову и шею с синяком, оставшимся от гадкого укуса. Пройдя деревню, свернула на знакомую тропу, идущую через берёзовую рощицу, и здесь меня настигло воспоминание – вдруг почти отчётливо я увидела берёзу у веранды в Мордвиновке, колышущиеся тени от её ветвей, солнечные пятна на дощатом полу, плетеные кресла и гимназиста Петю Наумова, пафосно читающего: «Это было у моря, где лазурная… нет, ажурная пена, где встречается редко городской экипаж…». Нет, я никогда не упивалась поэзией, радуясь лишь некоторым запомнившимся строфам… музыка больше влекла меня. Петя пытался поцеловать меня, там на веранде, в солнечных пятнах… и я тотчас перенеслась в тускло освещенную мойку, явственно ощутила мерзкие прикосновения толстых влажных пальцев. Спазм отвращения и подступившей тошноты был настолько силен, что пришлось обнять берёзовый ствол, как последнюю мачту тонущего судёнышка. «Стоит ли жить? – спросила я, обратившись к густо синему небу, и ответила: – Вероятно, не стоит».

Но нужно было проведать маленькую Джинну и принести матери её известие о ней, потому, отдышавшись, я пошла дальше.

У Джинны еще не спал жар, но дышала она спокойнее и встретила меня, что-то радостно залепетав.

– То горит, то потеет, – сообщила мисс Морас. – Но, кажется, девчонка, слава Богу, идет на поправку.

– Посижу с нею ночью, – сказала я, поддавшись, скорее, нежеланию возвращаться, чем приступу человеколюбия.

Она одобрительно кивнула и пригласила выпить чаю.

– Мисс Морас, что за замок с круглой башней, за холмом? – спросила я за чаепитием.

– С круглой башней за холмом? Верно, Невилл-корт, если вы о нём. Земли Невиллов начинаются отсюда. Этот коттедж когда-то был их охотничьим домиком.

– А кто там живёт сейчас?

Она пожала плечами.

– Вроде, давно никто не живет, дом заброшен. Говорят, обоих молодых Невиллов нет в живых.

Я просидела возле кровати Джинны до рассвета. Вечером она заметалась по постели, потом вдруг успокоилась и уснула. Судя по холодному поту и ровному дыханию, жар спал. Я спустилась вниз, закуталась в платок и выскользнула из коттеджа в утреннюю прохладу и птичий щебет. Подумав, свернула на тропу, что вела к Гуляющему мосту. Сейчас, в утреннем свете, все выглядело иначе. Тропа не слишком утоптанная, но достаточно широкая, весело петляла по лесу, среди зарослей цветущего шиповника и чертополоха. Правда, бодро прошагав с полмили, я сбавила скорость – возвращение в Хорсли-хаус пугало больше, чем возможная встреча с Чёрным всадником, о котором я не переставала думать.

И она случилась. Тропа у Гуляющего моста почти заросла, поэтому я и не нашла её, когда искала следы исчезнувшего юноши с капканом. Я задумалась, вспоминая тот день, и вздрогнула от неожиданности ожидаемого. Чёрный всадник появился из леса, словно призрак, остановил лошадь и приветственно склонил упакованную в маску голову. Как будто был уверен, что я не кинусь бежать в страхе и не лишусь чувств. Конечно, холодок пробежал по спине, и сердце застучало, но я изобразила подобие улыбки и выдала сакраментальную английскую фразу, словно встретила старого знакомого на утренней прогулке по парку:

– Доброе утро. Как поживаете?

– Неплохо, мисс, – заявил он своим глуховатым голосом, который, впрочем, звучал значительно лучше, чем в грозу. Ткань маски шевелилась от движения его губ.

– Я тоже. Благодарю вас за гостеприимство… сэр.

– Не стоит. Ваше послание впечатлило как краткостью, так и исполнением. Вы весьма изобретательны, мисс.

– Благодарю вас, сэр, – сказала я.

– Вынужден вас покинуть, – вдруг сказал он, резко прервав светскую беседу. – Надеюсь, ваша прогулка пройдет без неприятностей. Осторожней на мосту.

С этими словами он развернул лошадь и был таков, оставив за собой лишь шуршание ветвей да удаляющийся звук постукивания копыт. Вскоре все стихло. Примолкшие было птицы вернулись на сцену. А я пошла по Гуляющему мосту, нет, то была не я, а Златовласка, встретившаяся с сотней гномов сразу. Покачиваясь на мосту, Златовласка думала… да ни о чём она не думала, охваченная весьма странными ощущениями, в которых смешались страх и любопытство, и она не понимала, которое из них преобладает.

Чем ближе я подходила к Хорсли-хаусу, тем тяжелее было идти. Возле горгульей калитки остановилась, задержав дыхание, затем вошла, осторожно, словно за углом притаился мистер Андертон. Дом ещё спал, лишь из кухни слышались голоса и звон посуды. Я поднялась в комнату под крышей. Гленна вскинулась при моём появлении, уставилась на меня вполне ясным взглядом.

– Пришла? Что? Как она?

– Идёт на поправку, сегодня спала спокойно, жар спал.

– Ты была с нею?

– Да, посидела.

– Спасибо, Смит. Какой у тебя красивый платок…

Гленна откинулась на подушку, облегченно вздохнула. Я переоделась в рабочее платье и прилегла на кровать. Невыносимо хотелось спать. «Нельзя…», – подумала я и провалилась в сон. Разбудила меня Гленна, тряся за плечо. Я с трудом встала и отправилась вниз, в опасный сумрак моечной.

«Нужно уходить и чем скорее, тем лучше, – думала я, глядя, как лопаются пузыри на кромках тарелок, утопленных в горячей мыльной воде. – Может, моих денег хватит на билет до Лондона… или до Йорка. В большом городе, вероятно, проще найти работу. Но нужно иметь хоть несколько шиллингов на первое время».

Я мыла посуду, думала и вздрагивала от каждого звука, оглядываясь, как загнанный заяц, боясь появления Андертона.

Прошло несколько относительно спокойных дней – хозяин не появлялся. Я с надеждой думала, что он потерял ко мне интерес, но выяснилось, что он уехал по каким-то своим делам. Гленне полегчало и она принялась за работу, а однажды вечером мы вместе отправились в коттедж Морас проведать её дочь. Вполне весёлая Джинна уже сидела на кровати, возясь с тряпичной куклой. Я осталась поиграть с нею, а Гленна пошла расплачиваться с мисс Морас и обсуждать их общие дела.

Обратно шли коротким путем, уже в сумерках, но с фонарем. Двигались медленно, Гленна едва плелась, ещё не набрав сил после болезни. Я оглядывалась, подспудно ожидая появления Чёрного всадника.

– Боишься? – спросила Гленна.

– Вовсе нет, – ответила я.

– А тогда, в грозу… где ты была всю ночь? – спросила она.

– Здесь, у Морас… – солгала я.

– Нет, она сказала, что ты ушла.

– Ты спросила ее?

– Нет, это она спросила, успела ли ты добраться до дома в ту страшную грозу.

Свет фонаря метался, суетно дрожал, отыскивая тропу. Порыв вечернего ветра шумнул, пробежавшись по верхушкам деревьев. Я молчала, обдумывая ответ. Не хотелось лгать ещё раз, но правда выглядела как-то… фантастично.

– Но ты же спала… – пробормотала я.

– Не так крепко, чтобы не видеть твою пустую кровать.

– Какая разница, где я была…

– Ну и ладно, не хочешь говорить, молчи, – обиженно буркнула Гленна и забрала у меня фонарь.

– Хозяин положил глаз на тебя? – спросила она, помолчав.

– Ревнуешь? – съязвила я.

Гленна тихо засмеялась.

– Постой, отдышусь, устала. Пусть мадам ревнует.

Мы остановились. Взошла луна, превратив лес в скопище темных нелепых существ. Впереди за причудливым узором из головок репейника вырисовалась кривоватая линия перил Гуляющего моста. В чуть дрожащем круге от света фонаря по земле полз ночной жук, спеша по своим ночным делам.

– Здесь обычно проезжает Чёрный человек, – прошептала Гленна.

Я хмыкнула, не сдержавшись.

– Какая ты странная, Смит. Ничего смешного… его видели многие.

– И ты тоже видела?

– Видела… вот так же, как сейчас вижу тебя.

Луна пряталась за тучу, вернее, туча прятала луну. Настал момент истины – вот сейчас и рассказать про Чёрного человека, но я, по какой-то странной причине, не могла вымолвить ни слова, будто он наложил печать на мои губы. Наложил печать… Огромная тень, напоминающая искаженные фигуры коня и всадника, надвинулась и исчезла вслед за луной, скрывшейся за тучей. Мы охнули стройным дуэтом.

– Пойдем, – сказала я. – Мост уже рядом.

Гленна кивнула, и мы поспешили за лучом фонаря, ищущего заросшую тропу.

Когда мы добрались до Хорсли-хауса и зашли в своё жилище, смутная идея, что родилась во мне под прячущейся луной, обрела вполне чёткие очертания.

Глава 6

Впрочем, все произошло совсем иначе, потому что никогда не следует строить планы и пестовать смутные, ничем не оправданные идеи. Два следующих дня мы спокойно трудились в помывочной – гости хозяев разъехались, и объём работы уменьшился. Возможно, думала я, удастся спокойно доработать до дня получения жалованья.

Мистер Андертон застал меня врасплох, вечером, когда я со всеми предосторожностями спустилась с чердака, чтобы постирать белье. Доливая в мойку горячую воду из ковша, я не услышала, как он подошёл – вероятно, подкрался на цыпочках, удивительно бесшумно для столь крупного человека. Его объятия были так неожиданны, что я закричала от ужаса. Одной рукой он опять зажал мне рот, а другой стал задирать юбку, бормоча что-то вроде: «Я так долго ждал этого, так долго, а ты все хорошеешь и хорошеешь». Я билась в его руках, пытаясь вырваться, но он был очень силен. Я не сразу сообразила, что всё ещё держу в руке оловянный ковш, которым наливала воду. Ударила, не видя, куда попаду, с риском стукнуть себя по лбу, но по звуку удара, вскрику и ругательству, поняла, что достигла цели. Андертон издал звук, похожий на рычание раненого зверя, и отпустил меня. Я швырнула ковш в мойку и бросилась бежать, в ужасе полагая, что он погонится за мной и, поймав, разорвёт на части. Добежав до чердака, рухнула на кровать, пытаясь отдышаться. Сердце билось, словно жаждало вырваться наружу. Гленны в комнате не было. Побросав в саквояж вещи, поспешила вниз, надеясь не встретить никого по пути, и это удалось. Я не осмелилась заглянуть в моечную и, минуя ее, вышла из дома. Совсем стемнело, но в чистом небе светила луна. Промчавшись по дорожке меж грядок, я выскочила в калитку, мимо горгулий, и побежала по тропе, сама не зная куда, лишь бы поскорее уйти из этого дома, от липких рук Андертона. Мне казалось, что он преследует меня, вскоре настигнет, и тогда уже не спастись.

Остановилась, лишь дойдя до развилки. Тишина и прохлада вечера привели меня в чувство. Я прислушалась, на всякий случай. Лишь шелест листьев и крик какой-то птицы вдалеке. Ни шагов, ни тяжелого дыхания. Силы вдруг оставили меня, и я села на траву около тропы. Впервые в жизни я ударила человека – если не считать той глупой пощечины, которой когда-то наградила незадачливого декламатора Петю Наумова. Ударила металлическим ковшом – возможно, у Андертона сотрясение мозга, а если и нет, то шишка и синяк обеспечены. И поделом… Мысли потекли пустым потоком, я думала о белье, оставленном в мойке, о Гленне, которая сильно удивится, не обнаружив меня утром, зачем-то вспомнила Гурского, от которого сбежала… Что делать дальше, куда идти? Можно попытаться дойти до коттеджа мисс Морас, но придется объясняться, да и не факт, что она пустит меня переночевать – вряд ли у неё найдётся свободное место. Но нужно идти, не сидеть же на развилке, где ни право, ни лево ничего не обещают. Я поднялась, постояла и пошла в сторону стены Адриана. Там началась история с Хорсли-хаусом, там и закончится.

Стена, одетая в плющ и девичий виноград, освещенная лунным светом, показалась мне то ли местом последнего успокоения, то ли пристанищем на ночь. Я поставила на землю саквояж, перегнулась через стену там, где она была невысока из-за разрушенных камней, и глянула вниз, в бездну оврага. Вряд ли удастся полноценно умереть, прыгнув вниз – скорее всего, просто что-нибудь сломаю. Да и идея самоубийства звучала запретно и постыдно. Пусть всё идёт своим чередом.

Ночь тихая и тёплая, пахла травами и цветами. Посидев около часа на ещё не остывшей от солнечного тепла стене, я достала из саквояжа чудом сохранившуюся тёплую шаль, поискала место помягче, легла и завернулась в импровизированное одеяло. Уа-та-Уа, ночующая в лесу.