Она запахнула халат, перетянув его магнитным жгутом (также лечебным), и села к макияжному автомату, чтобы снять отработанный слой консервантов. Сейчас она собиралась ввести себе под кожу препарат гиалуроновой кислоты и сгладить зачатки морщинок. Ни дня не пропускала.

«Теперь-то помолчишь», – злорадно подумал Клим, но жена даже сквозь матовый кокон ухитрялась посылать ему в мозг импульсы раздражения.

Он стукнул безвинный терминал и отправился в кухню, где ютился технический узел квартиры. Действительно, еще вчера Клим купил в Толстом специальный клей, и пора было применить его. Геолог отодвинул стенную панель, которую снял еще позавчера, когда выяснял причину неисправности в подаче воды. Система была, как и почти всюду в Гюйгенсе, неудачной. Фильтрующие шторки в форме конусов были склеены основаниями (подрядчик явно пожалел денег на сварной шов), вот они наконец и развалились – клей рассыпался в бурый порошок.

А бактериальные культуры в грунте давно состарились и мутировали неведомо во что. Никакой ремонт уже не спасет технику от поломок. Чем дальше, тем чаще придется менять разъеденные ими детали. Какое-то время назад индивидуальная подача грунтовой воды считалась модной. Но потом все быстро поняли, что локальные источники льда имеют свойство иссякать, и все равно приходится подключаться к муниципальным трубам. А в этих трубах какая только гадость не живет!

Клим щедро выдавил полимер на шторки и прижал их друг к другу, затем воткнул фильтр на место. Увы, это было еще далеко не все. Печальные думы геолога прервало внезапное появление Кристины. Она принялась в раздражении звенеть задвижкой печи, хрустеть упаковками замороженных культур и скрипеть краном резервуара.

– Квартира у нас самая старая в Офире, – желчно сообщила она Климу. – Была сегодня у сотрудницы, на ее новое платье глядела, так вот в Лоуэлле совсем не такие конурки, как у нас в Гюйгенсе.

Клим не отозвался – восстановление разобранных узлов поглотило его внимание целиком. К тому же он знал, что любой ответ способен вызвать всплеск обвинений сразу по множеству пунктов. В обратном порядке в трубу последовали вакуумный деаэратор, испаритель мгновенного вскипания, электрогенератор, гидротурбина и мультипликатор. Наконец Клим поднял тумблер подзарядки аккумуляторов, заряжавшихся от этой маленькой домашней гидроэлектростанции.

– И обои встроенные, виды Марса показывают, – продолжала между тем Кристина. – И воздух с озонированием, и волокно ко всем приборам подведено. Даже кормушка для тараканов автоматическая – сама пластик заказывает, если насекомые голодают. Ты знал, что новые модели излучают особую волну в случае длительного голода?

– Что-то слыхал в рекламе…

– Вот-вот! Слыхал он. А в онлайн-магазин не догадался заглянуть?

– Уже иду.

Клим проверил подачу воды, заодно вымыв руки, и скрылся в комнате. Следующим в очереди неудачников был «Марс-5». Интерактивный видеоряд выбросил Клима в открытый космос, и он воочию увидел истечение газов из приборного отсека. Дело происходило уже на марсианской орбите. Станция успела передать сотню изображений планеты, а потом приборы вовсе отказались работать… Только Клим осознал нелепость исторического эпизода – что бы случилось, например, с людьми первой пилотируемой экспедиции, если бы из жилого отсека испарился воздух? – как жена настигла его и тут. Виртуальный космос опять схлопнулся в черную точку.

– Завтра уже там будешь! – вскричала Кристина. – И нечего от меня бегать, я не кусаюсь! Другие вон нормальную работу на Марсе нашли, приносят приличные деньги, а ты? Фобос того и гляди взорвется, что с нами будет, ты не подумал? И что тебе платят за эти вахты? Жалкие юани!

– Вполне хорошо платят, – возразил Клим.

– Зато потом целый месяц пособие получаешь.

– Я же обещал, что найду работу на Марсе. Просто пока ничего хорошего не подворачивается.

Вообще-то он лукавил, геолог его квалификации давно мог устроиться в самом холдинге. Просто Климу нравилось проводить половину жизни на спутнике, где у него была собственная комната с прямым выходом в планетарную Сеть. И там он мог коротать вечера в компании таких же рисковых и знающих парней, как и он сам.

– Хорошо починил воду, – вдруг призналась Кристина. – Только все это без толку – не вода, так воздух отключится, и задохнемся во сне, как твоя мамаша.

– У нее же аккумуляторы в легких подсели.

– Да какая разница? Переезжать отсюда надо, Климка.

Геолог воспользовался тем, что жена, высказав наболевшее, стала тестировать внутренние органы на магнитном томографе, и вновь погрузился в древнюю историю Марса.

6-й модели аппарата «повезло» больше всех. Научный радиокомплекс у него отказал, а вот телеметрическая система выжила и даже посадила зонд в долине Самара, на границе земель Ноя и Жемчужной. Клим перенесся в Музей и поглядел на изображение настоящего аппарата. Однако скопировать его в доклад Венеры он не успел, потому что его вновь грубо прервали. На этот раз сама дочь.

– Какой ты молоде-ец, Климу-уша, – пропела она, подключившись к терминалу на параллельном выводе. – Гаовань почесать?

– Что, поездка сорвалась?

– Его папаша явился и сдернул нас с ровера в последний момент, вот грунтовая бактерия! – возмутилась девушка. – Зря уши натирала об шлем, ага. Эта опять регенерирует?

Но хозяйка уже закончила процедуру и, растрепанная, возникла из кокона. Тело у нее багровело, будто после жесточайшей терки, и только к утру обещало восстановить первоначальную темно-желтую расцветку. Кристина в такие моменты впадала в особенное раздражение. Вот и сейчас она накинулась на мужа и дочь с обвинениями:

– Почему вся мебель потрескалась? Давно пора эти стекляшки на свалку отвезти, заказать новое кресло! Гель из дивана почти испарился, на шкафах царапины. А вам только бы по Сети шляться! А у меня уже уши закладывает, между прочим – колонка скоро точно сдохнет, давление в доме скачет.

И она гневно удалилась в душ.

– Ух, приложила. – Венера перескочила Климу на колени и расплылась на них, как кусок белковой биомассы на подложке. – Про-одолжим наше занятие, ага?

– Надоело! – озлился геолог. – Вот тебе ссылка, гляди сама. Остался только один аппарат из этой неудачной серии, остальные я уже поместил в отчет. Видишь, вот описание: «Марс-7» подошел к цели, спускаемый аппарат отделился от пролетного блока, но напрасно, потому что двигательная установка не включилась… Понятно?

– Не-а.

– Ладно, просто запоминай, если сможешь. В общем, спускаемый аппарат пролетел мимо Марса и затерялся в космосе. И все четыре станции погибли из-за какой-то паршивого чипа! Обидно, правда?

– Еще как! – выпучила узкие глазенки Венера. Но микродиоды в них и не думали светиться истинным сочувствием к древним механизмам и их создателям. Мозг у нее, как уже давно знал геолог, работал только в отношении физических удовольствий, психо-грибков и дурацких развлечений вроде гонок на роверах.

Поэтому он отделался от девушки и поспешил уйти из квартиры (набив ноздри свежими бактериальными фильтрами), пока Кристина не вылезла из кюветы и не нагрузила его какой-нибудь ремонтной чепухой. Все равно сейчас вернется из темных тоннелей Куй Винь, наверняка в компании с Сяо, и в доме начнется полный кавардак. Все кинутся в коллективные драки по Сети, поднимется гвалт и ругань, и так до самой ночи.

Вечерняя жизнь в Гюйгенсе не отличалась особо яркой палитрой. Наверное, потому, что все нормальные граждане перебрались в другие хутуны. «Реальные» театры и клубы также переехали подальше. Как и любой старый хутун в поселении, Гюйгенс делился на четыре уровня. На нулевом находились монструозные установки по очистке отработанной воды, станции первичного газоразделения и приготовления воздушных смесей, системы обеспечения теплового режима, хранилища пищевых и водных запасов, подстанции и прочие нужные механизмы.

Климу еще повезло, что его квартира располагалась далеко от самых шумных агрегатов, ведь первый уровень был жилым. В центральном тоннеле тут имелась свои школа, колледж, питомник для малышей, десяток баров и две оранжереи. Одна из них была давно поражена разными микро-паразитами, и туда совались только нищие модники, чтобы подцепить грибок-другой.

Второй уровень когда-то был отведен под офисные помещения, институты и филиал мэрии с полицейским участком. Однако весь этот блеск власти остался в прошлом – сейчас тут обитали разросшиеся семьи мигрантов из других хутунов и даже поселков. Несколько шокеров и сотрудников мэрии, кляня судьбу, боролись с ним в полную силу, поэтому на уровень ниже мигрантам пока не удавалось спуститься.

Еще выше них находились ангары для техники, склады с комплектующими для систем жизнеобеспечения и собственные выходные шлюзы. Из них можно было выехать на мелкие дюны и скалы вокруг Офира, притулившегося на одноименном склоне. А уже отсюда или скатиться на дно шестикилометровой дыры Копратес, или вскарабкаться на сто метров и достичь унылой долины Маринера.

Современные хутуны имели большее количество жилых уровней, занимали меньше площади и вообще грамотнее управлялись и поддерживались властью. Вообще, будь не Мелас, а Офир столицей Марса, тут и жилось бы получше, а так все усилия правительства сосредоточивались где-то в другом месте. Гюйгенс же и прочие хутуны, сооруженные на самой заре колонизации Марса, неуклонно старели и загнивали. Даже общественные кары тут давно были разобраны на части и сбыты куда придется. Вот и пришлось Климу отмахать целый километр, прежде чем он добрался до своей любимой грибницы, носившей незамысловатое название «Под грибком».

Пяток его школьных приятелей был уже тут, и они дружно принялись болеть за местную футзальную команду. Как раз шел второй тайм встречи между «Крысами Толстого» и «Бактериями Гюйгенса».

– Завтра на смену, – сообщил Клим сквозь гвалт. Он впрыснул в вену дозу старой доброй настойки «Эдэкэ» на этиловом спирте (другие подобные растворы тут не слишком жаловали) и быстро ощутил сопричастность общему настрою в баре.

– Так вот ты почему такой счастливый! – сообразили товарищи.

– Я всегда такой, – возразил геолог, – когда с друзьями.

Он получил в автомате пакет с дегидрогеназой, потом самостоятельно высушил дрожжи, произвел фракционирование и выделил конечный продукт. В этом кафе было принято готовить себе напиток, не прибегая к помощи роботов. Трудились тут такие бестолковые развалюхи, что доверять им было рискованно. Единственную культуру, которую они умели соорудить без вопиющих нарушений технологии – руссулу деколоранс, да и то на жидкой питательной среде. Нативный раствор от культуральной жидкости они отделяли с таким тупым тщанием, будто имели дело с золотистым стафилококком экстра-пробы.

– И это правильно. Только ты сильно рискуешь, Фобос со дня на день рассыплется. Ты упадешь на наши головы, друг, и даже добрая доза не спасет тебя…

– Да что вы меня хороните, шаоняни?

Все знали, что Фобос движется не по круговой орбите, а по очень пологой спирали. Еще до начала его эксплуатации он снижался со скоростью микроба – на два метра за один век. Оставайся все так и дальше, спутник упал бы на Марс только через пятнадцать миллионов лет. Впрочем, приливные силы взорвали бы его раньше, миллионов за десять до гипотетического падения…

Но в 26-м веке, когда Фобос превратился в главный источник урана для довольно архаичной энергетики Марса, орбита его стала много круче. Шесть лет назад она пересекла границу Роше (за которой его, в теории, должны порвать приливные силы). Но не такие в «Недрах» подвизаются кретины, чтобы просто так отдать источник субсидий. Напряжения в теле Фобоса удалось снять грамотным бурением скважин в самых «тонких» местах спутника. При этом все на планете, кроме геофизиков холдинга, были уверены, что этот летающий камень непременно (скорее всего на днях) лопнет и обрушится на Марс метеорным ливнем.

– На Фобосе все спокойно! – авторитетно заявил Клим в тысячный раз.

– Ну-ну, – таким был всегдашний ответ знатоков из народа.

Если бы не помощь правительства – существовала даже особая статья расходов, – арендатор спутника уже давно прекратил бы добычу сырья. Зачем рисковать жизнями персонала и оборудованием? Это же астрономические убытки в случае катастрофы! Причем не только для «Недр», но и для тех, кто случайно очутится под обломками. Вот и вышел простой «симбиоз» – вы нам деньги, а мы вам устойчивость Фобоса.

Клим не особо усердствовал, растолковывая друзьям и родственникам эти тонкости, вот его и считали едва ли не смертником, поражаясь его безоглядному «героизму».

«Надо бы сходить к отцу, – порой думал геолог. – В крайнем случае свяжемся по Сети, как обычно. Вот вернусь, и отметим нашу пятую годовщину… Юбилей».

Первое марта началось для него с предвкушения полета к спутнику, намеченного по обыкновению на полдень, когда проще всего визуально отслеживать положение Фобоса. Утром Клим легко распрощался с домочадцами, выслушав их замогильные шутки. Затем он упаковал в дорожную сумку запас личных вещей, кремов и лекарств, сложил персональную кювету с культурой стволовых клеток на случай травмы и отправился в оранжерею. Была у него такая традиция – брать с собой на смену небольшую, в пределах дозволенного веса репу.

В оранжерее, пребывавшей в давнем и прочном запустении, Климу нравилось. Несмотря на лишай на стенах, сухие коряги вдоль грязных тропинок и опасность подхватить какой-нибудь модифицированный вирус. И ее смотритель, старый ботаник Мартын благоволил к посетителю, припасая для него самый симпатичный корнеплод. Клим пролез сквозь ржавый, пораженный грибком шлюз, над которым уже столетия висела потрескавшаяся пластиковая вывеска «Парк Тяньтань», и очутился в царстве растений.

Когда-то, по словам Мартына, тут любили собираться самодеятельные музыканты и каллиграфы, игроки в го и певцы, но эти времена давно миновали – мода на парковый досуг прошла.

Большую часть оранжереи занимала гидропонная плантация. По краям высота потолка не превышала трех метров, зато к центру она достигала всех десяти, чтобы даже самые дюжие древесные могли расти свободно. Тут и пальмы имелись, неведомых Климу пород, только плоды у них получались горькими.

– Утро зеленое да мокрое, дружище, – обратился геолог к старому ботанику. Тот укрылся за пленкой из прозрачного пластика и колдовал над ростком с желтыми листьями, приживляя его к стволу папоротника. Когда-то совершенно чернокожий, Мартын после контакта с бактериями-мутантами обзавелся розовыми проплешинами на руках и лице (а может, и на всем теле). Такая расцветка помогала ему сливаться с местным ландшафтом не хуже древесного червя.

Главным предметом в захламленной времянке ботаника был трехъярусный стеллаж, целиком уставленный пластиковыми вегетационными лотками. В них кустились в специальных горшочках, под искусственным освещением самые разные растения. Под стеллажом стояли рассадный блок и бак с питательным раствором, вечно подтекающий.

По другую сторону дорожки, в метре от пленочной завесы, стоял покосившийся лоток с разложенными на нем плодами. Они были откровенно плохи, но даже среди этих поеденных паразитами овощей и фруктов можно было отыскать не один грамм здоровой биомассы. Мартын брал за нее буквально гроши, и полиция закрывала глаза на такое «расхищение» муниципального достояния. Рестораны «диетического» питания, когда-то приверженные такой пище, сейчас предпочитали имитировать ее более модными веществами и микроорганизмами.

– Сейчас, Клим! – откликнулся ботаник. – Прогуляйся пока. Черных дрожжей вот только подсыплю для роста.

Будучи хоть и заброшенной властями, гидропонная плантация тем не менее выполняла в Гюйгенсе важную функцию. Мало кто догадывался, что она активно помогает в естественной очистке воздуха от смертоносных антропогенных токсинов. Мартын заботливо следил за сохранностью разных фильтров и абсорбентов. В почву он подсыпал удобрения и сухие остатки жизнедеятельности людей. Запах, однако, тут стоял терпимый. Его нейтрализации серьезно помогали многочисленные, выведенные в лабораториях микробы, черви, грибки, жуки и клещи. Заодно они рыхлили почву, измельчали мертвую древесину и выполняли еще множество полезных дел.

В самой середине оранжереи цвели фруктовые деревья, по ее краям вызревали злаки и овощи, но главное – среди пальм имелось настоящее озеро с карпами и раками. Клим посидел на пластиковой скамье у среза воды, послушал мирное гудение прижившихся в безопасности робомух. Некоторые из них сошли с электронного ума и занимались опылением, летая с куста на куст и топча цветы. В ответ на это венерины мухоловки тоже перестроились и наловчились переваривать металлопластиковых «насекомых» с таким же успехом, как настоящих.

Часть растений жадно тянула к посетителю узловатые ветви, но геолог знал, что его не съедят. Мартын однажды поведал ему, что пересаживает гены животных растениям, чтобы повысить их урожайность и отвадить паразитов. Результаты опытов пока не слишком впечатляли. Возился ботаник и с марсианскими бактериями, прикипевшими к химическим реакциям типа окисления железа. Теперь оставлять в оранжерее что-либо металлическое не рекомендовалось.

Утреннего полива Клим избежал, скрывшись от него в обратном направлении к шлюзу. Ботаник как раз закончил возню с ростком и шарил в глубоком поддоне, откуда и достал в конце концов нежно-желтый корнеплод. Тот был чист и терпко благоухал.

– Опять модифицировал генами? Что-то подозрительно хорош, – насторожился Клим. – И пахнет нехарактерно.

– Я его спиртом отмыл.

Геолог перевел с дебетки два юаня на счет Мартына и выразил восхищение идеальными формами репы. Даже хвостик у нее не просто безвольно свисал, а бодро закручивался спиралью. Коллеги на Фобосе, и в первую голову Ноэль, будут посрамлены. Клим еще какое-то время поучаствовал в ботаническом диалоге, посоветовал Мартыну привить лианам гены песчаного червя (чтобы они душили нежеланных гостей) и отбыл к станции монорельса.

Путь его лежал на стартовый комплекс, сооруженный на краю долины Маринера, в сорока километрах от Офира. Вагоны в этот час позднего утра были почти пусты, мча Клима мимо заводов по переработке разных полезных ископаемых, подземного льда, гидратов солей и прочей нужной человеку химии. Поскольку работали они в автоматическом режиме, людей тут практически не было – только сменные техники, инженеры по качеству и тому подобный люд. Стартовый комплекс находился между последним предприятием на этой ветке монорельса и одной из двух атомных станций (та, впрочем, была удалена на безопасное расстояние и заглублена на 500 метров в грунт).

Палм на боку Клима пискнул, и в среднем ухе геолога раздался сварливый голос отца:

– Ну, и где ты? Почему я тебя не вижу?

Не разворачивая экран, Клим отозвался движением связок:

– Позвони через месяц, я отбываю на вахту.

– Опять! О матери забыл! Ты давно у могильщиков был, поторапливал с памятником? Уже пять месяцев информацию собирают.

– Ну, к годовщине-то успеют…

– С Венеркой приходи. – В голосе старика послышалась теплота. Девчонка сразу понравилась Сергею, который увидел в ней, кажется, незаурядный эротический потенциал. На ее ужимки он отвечал древними как Марс сальностями, но те лишь смешили Венеру. Особенно ей нравилась его новая органо-пластиковая кожа (оплаченная пенсионным фондом). Три искусственных ноги старика тоже веселили девушку.

Через десять минут Клим прибыл на нужную станцию и поднялся в грузовом лифте на поверхность Марса. В котловане с наклонно уложенной взлетной полосой уже вовсю кипела предстартовая работа механизмов. Заправочно-дренажная мачта гудела от внутреннего напряжения, монтажные роботы подцепляли агрегат экстренной эвакуации. А колонна пневмогидросвязи и сам челнок подверглись целому нашествию диагностических механизмов. В закрытом от пыли котловане было очень светло.