Вскоре прибыли и другие вахтовики – геотехник Марсино Канетти (крупный негроид с зачатками брюшка), археолог Ноэль Габо (общительный коротышка с космическим самомнением) и спец по системам жизнеобеспечения Роман Чжанг – обычный желтый парень. Еще пару лет назад на вахту вербовали также повара и врача в одном лице. Но умная голова в «Азефе» решила, что ребята сами справятся с разморозкой пищевых брикетов (а уж автоматический хирург и зивокс от всего вылечат), и должность упразднили.

Команда обменялась сдержанными приветствиями – суетиться перед началом вахты считалось дурным тоном.

– Ну, братья во Христе! – бодро воскликнул пилот. Он придирчиво следил за наполнением грузового модуля челнока. – Готовы? Эй, смотри, куда суешь! – осадил он ретивого робота, который попытался пристроить кислородный баллон прямо на гладкую макушку химического радиатора. В шлюзе возникла скоротечная пробка из блоков воздухоснабжения, водоочистки, ящиков с продуктами и средствами защиты.

Диагносты тем временем отцепились от стыковочного модуля, на минуту облепили боковой (резервный) узел и тут же переметнулись, семеня суставчатыми лапами, к открытому модулю жизнеобеспечения. Раздался истошный писк, затем роботы вывалились из модуля с наколотыми на манипуляторы крысами.

– Скорей бы, – пробасил Канетти. – Долго еще, шеф?

– Ты же не хочешь окочуриться в вакууме? Потерпи, брат!

Клим подумал, что еще никогда не видел, как разворачивается, будто диафрагма древней фотокамеры, круговой клапан над макушкой челнока. В это время он всегда лежал пристегнутым к противоперегрузочному креслу. Где-то за горизонтом, в 6000 километрах выше, с запада на восток сейчас мчался Фобос, приближаясь к точке встречи с челноком.

Чжанг принялся делиться с коллегами, как скучно ему жилось на Марсе, каждодневно торча в симуляторах и отрабатывая нештатные ситуации. Рассказ его сопровождался сочувственными репликами – все четверо уже плохо представляли себе безвылазную жизнь на планете. Клим помалкивал, не зная, как донести до товарищей назревшее решение покончить с опасными вахтами. Скорее всего, после месяца в невесомости, вдали от марсианских развлечений смириться с таким выбором будет проще.

Скоро диагностика челнока была закончена, и команда погрузилась в модуль. Последним влез пилот, задраил люк и слился с автоматикой, нацепив на себя ворох датчиков. Так он напрямую, контактным способом соединился с бортовым компьютером. Геолог с содроганием представил, как его тело разгоняется и лавирует в каменном поясе, а вокруг вакуум… Нет уж, лучше запаковаться в скафандр и ограничиться нормальными человеческими ощущениями. Он включил обзорный канал, чтобы поглядеть на Марс с высоты.

Пятна света в ангаре сдвинулись, мелькнули косолапые фермы, отваливаясь от туши челнока, и корабль вырвался в узкое отверстие клапана на свободу. Резкие черные тени, разбавленные красноватыми всполохами острых скал, полоснули по глазам. Справа разверзлась пропасть Копратес, а слева развернулась плоская (с высоты) долина Маринера, изрытая оспинами древних открытых выработок. И тотчас восходящее Солнце выпрыгнуло из-за корявого среза горизонта, растекшись по экрану мелким желтком с розовой каемкой.

10-й день сезона Юйшуй, Фобос

Тяготение прижало Клима к креслу. Оранжевый горизонт скруглился и стёк вниз, уступая место крапчатой черноте космоса. Начинался первый опасный участок пути – пояс мелких астероидов и старых спутников, так называемая Третья санитарная орбита. Включилась лазерная защита, чтобы мгновенно расстрелять любое опасное для челнока тело. Избежать маневрирования, как обычно, не удалось. Ускорение пару раз дернуло кресло Клима, затем вдруг включились боковые ионные двигатели, переводя корабль на «горизонтальный» полет.

– Неполадки в системе ориентации! – вскричал внезапно пилот по внутренней связи, дергая челнок. – Держись!

Корабль тряхнуло, кресло попыталось вырваться из-под Клима, но ремни удержали строптивца на месте. Челнок развернуло, на экране перед геологом показался край огромного Фобоса, стремительно нагонявшего скорлупку с людьми на борту. Если их вынесет на встречу со спутником, никому не поздоровится – относительная скорость никак не меньше ста метров в секунду.

– Отворачивай! – не выдержал Чжанг. Ему еще не приходилось участвовать в орбитальных передрягах, типичных для санитарной зоны. Но и Клим не припоминал, чтобы в челнок ударял крупный обломок, способный хоть что-то повредить.

– Диагност, – напряженно сказал пилот. – Это он застрял в блоке ориентации. Сломался, уродец! Поторопились мы, братья. Всем надеть спасательные скафандры, сейчас тут будет вакуум. – Сам он по уставу обязан был весь полет провести в герметичном костюме, способном поддерживать его жизнь не меньше часа.

– Почему? – одновременно заорали пассажиры.

– Кто из вас обучен работать в космосе?

– Клим, выполняй его команды! – приказал Канетти (он был старшим смены).

– Мы все обучены, йопт!

– Давай-давай, это приказ.

Геолог заметил, что он один еще не застегнул скафандр, и поспешил сделать это. Все четверо болтались в креслах, пристегнутые к ним ремнями. Челнок по-прежнему мотало, поскольку пилот, несмотря на противодействие извне, старался выровнять его и отвести от траектории столкновения с Фобосом.

– Готовы, братья? Задержали дыхание!

Шлюз автоматически разгерметизировался, и вся масса воздуха одним веселым хлопком испарилась в забортном вакууме. Клим отклеился от кресла, нащупал рядом с люком карабин страховочного фала и закрепил его на поясе.

– Видишь паука? Вцепился в боковое сопло, гад!

Геолог наполовину высунулся из ремонтного люка, выходившего в узкий зазор между грузовым отсеком и модулем жизнеобеспечения. Тут крепились две штанги с боковыми ионными двигателями. Один из диагностических роботов, почему-то не покинувший корабль по команде пилота перед стартом, сейчас выбрался из какой-то щели и ухитрился заблокировать суставчатыми ножками вращение сразу обеих штанг.

В зазор между модулями, сквозь неуправляемое вращение челнока, мелькнула громада спутника и несколько ярких точек мусора, блестевших отраженным светом Солнца.

– Отцепляй, брат! – взревел пилот. – Через пять минут врежемся!

Клим, победив головокружение, оттолкнулся от края люка и рывком преодолел полтора метра вакуума. Магнитные подошвы притянулись к поверхности модуля жизнеобеспечения, но он отклеил их и развернулся. Удар ботинка оторвал тельце диагноста от штанги, оно скользнуло по травленой шкуре челнока и беззвучно уплыло прочь. Но осталась одна титановая лапа.

Пилот включил ориентацию. По обеим сторонам от Клима вспухли плазменные бутоны, разом погасившие вращение. Но он их, конечно, не увидел, а догадался по низкой дрожи, пробившей челнок. Мимо шлема проплыла развороченная лапа диагноста, геолог схватил ее и стал перебирать фал, затягивая себя в модуль. Через несколько секунд он уже задраил люк и слушал шипение воздуха, наполнявшего кабину.

– Вовремя, – проворчал пилот. Челнок упруго ускорился, ложась на параллельный Фобосу путь.

– Отлично сработано, Клим, – сдержанно высказался Марсино. На лбу у него заметны были крупные капли пота, однако голос звучал ровно.

– Что, все нормально? – недоверчиво спросил Чжанг.

Ноэль же привычно хмыкнул, но геолог видел, как бледна его желтая физиономия за пластиком скафандра.

Санитарная орбита осталась позади, а сверху на челнок уже наползла колоссальная туша Фобоса. Это с поверхности Марса он представляется всего лишь безобидной звездочкой. А тут, в получасе лета от него, все его двадцать километров в поперечнике с жутким кратером Стикни посередине вызывают первобытную дрожь, словно доставшуюся в наследство от первых астронавтов. Черный провал кратера зиял, будто пасть могучего безногого зверя – хотя и пробитого глубинными ранами-шахтами, но еще живого.

Край Фобоса неумолимо отсек от корабля Солнце. Челнок медленно погрузился во мрак Стикни.

– Всем оставаться на местах, братья мои! – бодро скомандовал пилот, снимая с тела присоски и выдергивая из мозга штекера прямой связи. Его безухий череп весело поблескивал в свете приборной панели. – До полной остановки транспортного средства. – Клим давно знал, что вживление портов в мозги заметно меняет человека, поэтому странности пилота его не удивляли.

В дело вступила автоматика стыковки, поэтому пилот и отключился от системы управления. Челнок не должен дергаться в такой ответственный момент. Через несколько минут плавного движения штырь стыковочного узла мягко вошел в приемный конус станции «Фобос», с шипением выровнялось давление, и внутренний переход на спутник был готов.

– До́ма! – потянулся здоровяк Канетти, хрустя креслом.

Пассажиры по очереди выплыли в переходный тамбур, затем в скругленный коридор станции. Прежняя вахта ожидала их в кают-компании.

– Привет, смертники! – раздались радостные голоса.

Вахтовики, естественно, успели стосковаться по семьям и марсианскому шику, Клим и сам испытывал подобное нетерпение, ожидая челнока с новой сменой. Правда, на второй же день жизни внизу ему вновь хотелось на Фобос, а суставы, нывшие от перегрузки, вообще мечтали обратно с первой же секунды гравитации.

– Видали по головизору, что Фобос через неделю лопнет?

– Старые замогильные шутки, – добродушно ухмыльнулся Канетти. – Как я их люблю, ребята.

– Мы еще вас дождемся, самоубийцы, – холодно прищурился Ноэль.

– Припасы-то привезли? А то мы подчистую склад уделали.

– Чжанг, у вас кабель связи с шахтой 17 барахлит…

– Так починил бы, Марс всемогущий! «У вас»! Целый месяц чем занимался?

– Новая шахта на подходе, старая почти выбрана… Проверь расчетную точку, Марсино.

– Эй, Габо, я тут маленького зеленого человечка замариновал, так ты уж не побереги его, не потроши сразу.

– Забирай его к богу войны, брат во Будде.

– Если кто-то хоть что-то сломал, клянусь освободить этого робота ЕЦСС, – пригрозил Чжанг и незлобиво пнул потертый аппарат в бок (держась за поручень, чтобы не отлететь в сторону – тяготение-то на Фобосе было микроскопическим).

– А он уже и так в порядке.

– Врешь?

– Эй, парни, мы тут пушку на свободные поселения направили. Ютан, Урк и Гастр. Из Кайзера прислали депешу: «Готовим ответный подарочек».

Это было давней и почти неприкрытой мечтой признанного Землей правительства Марса – сбрасывать отходы уранового производства на независимые города планеты, чтобы хоть в чем-то досадить им. Не получается совладать политически, так хоть мусором с орбиты забросать. Но вряд ли такие действия можно было назвать разумными, поскольку Кайзер (ведущее поселение среди неподконтрольных правительству, расположенное в склоне одноименного кратера) имел обширную агентурную сеть в марсианских городах и средства биологической войны. Потому, собственно, с Кайзером в открытую и не связывались.

– Умно поступили, что только Утопию замусориваете. Ладно, спасибо за идею, к вашему приезду мы Ноахис тоже окучим, – снизошел до шутки суровый Канетти.

Робот ЕЦСС привычно моргал диодом. Чжанг осторожно, под смешки коллег заглянул ему за «спину». Лет десять назад состоялось очередное, плановое освящение станции Единой Церковью, и тот визит оставил после себя новенького робота – сборщика пожертвований. Все эти годы робот тихо стоял в кают-компании, привязанный к ножке стеллажа, и запитывался прямо от сети (церковники сэкономили на аккумуляторе). Но парни из «Азефа» – не такие идиоты, чтобы так просто отчислять собственные трудовые юани чужому богу.

– Я знал, что малышу не нужны наши карты, – хмыкнул Роман.

В первый же месяц после появления этого робота кто-то прилепил ему на сенсор пустую дебетку (выворотил из неисправного палма, не иначе). С той поры всем довольный механизм непрерывно снимал с нее ноль юаней каждую минуту и прилежно отсылал их на Марс, на счет Церкви. Наверняка святые отцы ЕЦСС догадались о проделке азефовцев, но пронять руководство компании им не удалось, а «карательная» инспекция вышла бы пустой тратой средств. Им оставалось только втихаря (секретным письмом) проклясть вахтовиков станции «Фобос». Проявленный публично, этот жест вызвал бы в обществе негативный резонанс.

А поскольку на станции работали сплошь буддисты, то о проклятии христиан они могли смело забыть.

Следующий час после прибытия новой смены ушел на ознакомление с обстановкой и официальный прием вахты. Ближе к вечеру, когда спутник уже клонился к востоку, собираясь скрыться в тени Марса, Клим наконец смог разложить вещи по шкафчикам и обесточить панорамные обои с видами Марса. Затем он повалялся на койке, принюхиваясь к полузабытым запахам станции и прислушиваясь к ровному, на грани восприятия гулу подстанции и систем жизнеобеспечения. Это были последние минуты в подлинной невесомости. А потом пришлось напяливать специальные ботинки и комбинезон с амортизаторами, заменяющими поле тяготения. Иначе по возвращении на Марс растянешься прямо в челноке.

Клим проверил настройки «домашнего» робота и отправился в кают-компанию.

Несмотря на то, что наезжало сюда всего четыре сотрудника «Азефа», станция занимала значительную часть дна кратера Стикни. Четыреста лет назад, когда ее строили, тогдашний арендатор всерьез рассчитывал обогатиться на разработке урана. Но сооружение атомных станций на Марсе быстро заглохло. Только две и успели запустить – в Офире и Меласе. Современные энергетики предпочитали термоядерные источники, они безопаснее в эксплуатации и не требуют особого топлива, к тому же не производят бесполезных отходов.

Так и вышло, что многие когда-то жилые отсеки «Фобоса» простаивали без всякой поддержки. Ни воздух, ни тепло туда не подавались, а шлюзы, ведущие к ним, были наглухо задраены. Смена занимала только один 10-каютный отсек, ближайший к складу бурильного оборудования и роботов, стыковочному ангару, диспетчерской, подстанции и отсеку воздушных и водных смесей. Все необходимое уместилось на пяти тысячах квадратных метров полезных площадей. Остальные пятьдесят представляли собой мертвое (вот уже триста лет) пространство, чужеродную каверну в теле спутника. С момента постройки станции, впрочем, число таких каверн непрерывно росло. Сначала бессистемно, а затем в соответствии с расчетом напряжений в структуре Фобоса.

В гостиной висел только Ноэль. Он завел музыкальный автомат (сугубая классика) и покачивался возле резервного терминала связи с выработками, просматривая срезы шахтных стен и образцы камня.

– Хоть бы уж в самом деле найти зеленых человечков, – угрюмо сообщил он.

– Так тебя надули, что ли? Никто на заспиртован? Вот гады!

Клим облетел помещение, заново «знакомясь» с портретами славных личностей прошлого и десятками безделушек, оставшихся от бесчисленных вахт – обломками буров, диковинными экспериментальными роботами… Имелись тут и самодельные, но оттого не менее трогательные фигурки реголитовых Будд. Клим пристроил на свободное место покореженную лапу диагностического робота, предварительно нацепив на нее магнитную присоску. Такие присоски прочно удерживали все это добро на стенах.

Кеплер, Азеф Холл и его супруга, в девичестве Стикни, благосклонно глядели на дары Фобоса. Или Фобосу? Особое место в гостиной занимали антикварные снимки «Маринеров» (тень спутника на серой поверхности Марса) и особенно – легендарного «Фобоса-2». Последние хранили вид спутника таким, какого уже никто не увидит воочию – первозданным, изрытым мелкими кратерами. Расчерченным пресловутыми бороздами, похожими на царапины космического хищника, тянущимися от кратера Стикни…

Картинки и особенно Будды хорошо помогали Климу выбросить из сознания все плохое, что внедрилось в него за месяц жизни на Марсе. Все эти скучные посиделки в офисе над схемами геологического строения Фобоса и проектами бурения новых шахт, анализами срезов и реголитовых обломков. Он отключил на время работу левого полушария мозга и вернулся в собственное эволюционное прошлое. Все стало ясным и прозрачным, оставалось только естественно вписаться в поток жизни, а затем уже не выпасть из него. И так до самого неизбежного возвращения.

– Что, вытравляешь Марс из мозга? – хлопнул его по плечу Канетти. – Как, ребята, все готовы к вахте?

Осталось только закусить Климовой репой. Геолог аккуратно разрезал корнеплод на четыре части, и они ушли под хвалебные комментарии и усиленные дозы зивокса. Кому хочется потом маяться с желудком?

11-й день сезона Юйшуй, Фобос

Работа для Клима, как водится, нашлась с самого утра. Он только надумал устроиться у терминала и войти в Сеть, чтобы полистать-таки музейные каталоги древних аппаратов (появилась мысль автоматизировать поиск), как сработала тревога.

– Отлично… – высказался геолог в пространство, подхватил легкий и теплый мономерный костюм для работы в скафандре и двинул в ангар.

Его персональный, не один десяток раз испытанный в деле скафандр висел на своем месте, в герметичном шкафчике. Клим достал заслуженную, с поцарапанным алюминатным слоем космическую шкуру из тройной демроновой ткани, густо прошитой стальными нитями. Между демроновыми слоями имелись два аэрогелевых, незаменимых в холоде открытого космоса.

Наскоро проведя спреем по локтям и коленям, Клим сгладил микроцарапины и быстро облачился в скафандр. Палм он затолкал в особый внутренний карман на боку, выведя от него контакты к шлему и нарукавной клавиатуре.

– Проверка связи! – сказал он, не затягивая крепления шлема.

– Принимайте координаты цели, – отозвалась автоматика.

Только он сейчас готовился к выходу, остальные же спокойно изучали информацию, поступающую по каналам связи. Чжангу вообще практически не нужно было выбираться со станции, Канетти – только при начале разработки новой шахты и при консервации старой. А Ноэль надевал скафандр только ради развлечения, один-два раза сопровождая Марсино. Неудивительно, что именно Климу с его опытом пришлось выходить из терпящего бедствие челнока наружу, чтобы сбить проклятого диагноста со штанги.

– 62 градуса северной широты, 34 градуса западной долготы, – проинформировала автоматика.

– Спасибо, – бросил Клим в пустоту и нацепил ранец с компактным электротермическим двигателем. – Другой конец Фобоса…

– Расстояние до цели – 9,47 километра, – не согласилась система.

Геолог проверил оба фосфо-оливиновых аккумулятора, прилагавшихся к двигателю. Спасибо Чжангу, он не пропустил этот важный элемент при вчерашней приемке дежурства – заряжены они были полностью. Потом геолог сунул в ремонтный ранец исправный датчик, на всякий случай прогнав через него тестовый сигнал. Теперь ничто не держало Клима в ангаре, он подал питание на шлюз и втиснулся в него. Часть воздуха была быстро абсорбирована выдвижной решеткой, остатки же выветрились в космос, когда внешняя створка отклеилась от прокладки и съехала в сторону.

Ездить на Фобосе невозможно, человек и тот весит здесь всего несколько граммов. Приходилось рассчитывать только на ранцевый двигатель. Так проще и намного удобнее, чем запускать дрезину. К тому же с дополнительной техникой повышается риск застрять где-нибудь в реголитовой щели и посадить аккумуляторы, выцарапываясь оттуда. Миновав стыковочный узел, тускло блеснувший в тени, геолог направился к границе между полной чернотой и звездным небом – периметру Стикни. Ориентиром служила пятнадцатиметровая ферма, на которой была закреплена гигантская солнечная батарея. Ферма стояла, углубясь в грунт тремя ногами, на самом краю пресловутой «борозды».

Клим давно уже потерял счет таким вылазкам в вакуум. Точнее, он перестал считать их в первый же год вахтовой работы на спутнике. Поверхность его он знал едва ли не лучше всех в «Азефе». Он облетел на низкой высоте все кратеры и пощупал перчаткой все самые значительные валуны – темные, с низким словно у астероидов альбедо. Не раз поднимал он руками или выхлопом двигателя реголитовую пыль и улетал прочь, не дожидаясь, пока смехотворное тяготение вновь придавит ее к метровому слою плотной «взвеси», покрывшей Фобос.

Длинные и резкие тени ничуть не мешали ему держать верное направление. К тому же автоматика порой подавала корректирующий импульс на двигатель, когда он слишком уклонялся в сторону. По пути пришлось миновать несколько глубоких параллельных борозд, непроницаемо черных – в одной из них он и нашел обломок неведомой трубки с загадочным знаком. Кажется, такие ставились на древнееврейский зондах… Но Клим не был уверен, что знак совпадал до деталей, а с каталогом пока не успел толком поработать.