Наш же коллектив находится на первом уровне своего развития, когда с одной стороны стоит директор, а с противоположной, в известной оппозиции к нему, все остальные, причем и учителя тоже. Я бы назвал этот этап организационным. Директор, собирает людей, организует коллективную деятельность, которую не отторгают члены коллектива, распределяет роли, порядок работ, расписание и все прочие организационные моменты. На этом этапе все его требования должны быть строго увязаны с логикой коллективной деятельности. Опоздание, невыход на работу, несоблюдение должностных инструкций – все это мешает нормальной работе, а значит, можно и нужно применить требование. Ввести в практику подчинение. Это оправдано. Главное, что это было оправдано в глазах самих ребят. Все законно, как они говорят.

Антон Семенович Макаренко назвал этот этап развития коллектива «этапом диктаторского требования руководителя». Именно за это слово, «диктаторское», а также за использование коммунистической фразеологии в наши демократические времена его идеи изъяли из педагогики, а его самого предали анафеме.

Боже мой, людишки, что вы творите!!! Ничего не смыслите в педагогике, но заняли ответственные посты в Министерстве и Академии педагогических наук, оцениваете гения по использованию тех слов и терминов, которые были приняты в его время, но которые со временем поменяли значение. В итоге Макаренко – певец тоталитаризма и диктатуры. Куда катится мир!!! Идиот на идиоте и идиотом погоняет!!! Хорошо, что я уже не там, демократический угар остался далеко в будущем.

6 августа 1965 года, пятница.

Утро началось с ожидаемого разгильдяйства старших школьников, которые составляли костяк «Распиловщиков» и «Окорочников». Выход на работу затянулся больше, чем на час, а потом час ушел еще и на раскачку. Не помогали ни мои визги, ни ругань Виктора Сергеевича. Ребята больше напоминали сомнамбул, чем бодрых строителей светлого будущего. Скрип их костей слышался физически. Они не спорили и не огрызались, они просто ползали.

Когда я завернул Светку с первыми бутербродами и крикнул им, что сегодня они не заработали, ребята проводили телегу с тоской и безнадегой. Виктор Сергеевич объявил перерыв, и все попадали, где стояли.

Глядя на эту ломку тел и психики, в какой-то момент я подумал о чудовищной жестокости происходящего, но здравый смысл и мой старческий цинизм не позволили жалости что-то сделать. После перерыва ребята задвигались бодрее, стали ухмылками реагировать на мои подколки, а к концу третьего часа кто-то первый раз пошутил в ответ. Жизнь выправлялась. Забегая вперед, скажу, что справились мы с этой напастью только через две-три недели. О ней просто забыли и вспоминали со смехом.

А сейчас я объявил, что после работ состоится общее собрание школы и явка всем строго обязательна. Такое безобразие без реакции оставлять никак нельзя.

Где-то в четыре часа прибежала Наташка, младшенькая Елены Петровны, и, запыхиваясь и глотая слова, донесла до нас содержание своего послания: звонил Петрович и просил загрузить две машины: одну окоренным кругляком, а другую обрезной пятидесяткой. Отправка завтра утром.

Про усталость уже никто не вспоминал. Суета поднялась несусветная. Все бросились грузить машины. Я лишь в отчаянье покачал головой и показал рукой на это безобразие Виктору Сергеевичу. Тот совсем, как петух, захлопав крыльями, бросился свистеть и строить народ… К концу смены машины-таки загрузили и даже не смертельно сбили производственные процессы. Мужики обзывали все это зрелище «детским садом», но как-то не зло, со смешинкой в глазах.

В актовый зал на общее собрание старшеклассники заходили хмуро. Чуяли, что выпишут им по полной. Сейчас, в конце дня, когда мышцы ныли от усталости, но не болели, у них хватало сил оценивать ситуацию правильно и чувствовать себя немного виноватыми. Конечно, завтра мышцы будут болеть даже сильнее, чем сегодня, но победить свою слабость будет легче. Уже не впервой! А сейчас мозги судорожно напрягались в поисках оправданий.

Собрание я начал с неожиданностей:

– Сегодня мы загрузили первые две машины. Петрович говорит, что если успеем, то завтра можно грузить еще две. Скоро придут первые деньги. В связи с этим у меня к вам вопрос: «Что будем делать с деньгами?». А если серьезно, то хотелось бы обсудить такую тему: «Зачем мы все это делаем?» То ли в зале было очень тихо, то ли комары нынче очень голосистые летают, но слышно было только их.

Время от времени ребята задавали вопрос: «На кой мне это надо?», но он бывал чисто риторическим и служил целям оправдания своего безделья. В конструктивном смысле он прозвучал впервые и вызвал эффект разорвавшейся бомбы, причем не только у детей. Не привыкли в этом времени самостоятельно распределять результаты своего труда. Обычно все сваливалось в одну кучу и раздавалось равными долями. В качестве кучи выступало государство. Например, сейчас, когда леспромхоз не работал, но получал зарплату наравне с теми, кто работал, выручало именно такое распределение.

Строить планы на расходование заработанных денег в этом времени казалось противозаконным и предосудительным. Именно этот факт и вызвал ступор у присутствовавших в зале. Только три человека, кроме меня, были подготовлены к разговорам на эту тему: Елена Петровна, Александр Сергеевич и Нонна Николаевна. Последняя, при этом, была далеко не уверена в правомочности такой постановки дел. Наши аргументы вынудили ее замолчать, но до конца не убедили.

– Откуда будем брать деньги и сколько, решим на Совете Командиров, а сейчас давайте обсудим, на какие цели будем тратить. Вот ты, что ты любишь больше всего на свете, что бы ты купила, если бы тебе дали десять рублей? – обратился я к малышке, которая сидела в первом ряду. Та замялась, проглотив язык. Соседние ребята не сочли это уважительной причиной для молчания и начали добродушно стимулировать ее высказаться.

– Мороженое купила бы… с сиропом… много, – выдавила она упавшим голосом так, что услышала только соседка, которая и продублировала громко в зал.

– А что, мороженое – это здорово! И хотя я бы больше хотел бифштекс с кровью из парной телятинки, но от мороженого, особенно с сиропом, тоже не откажусь! – удалось вставить свои две копейки в поднявшийся шквал предложений. Их было много, но сводились они в основном к перечислению разных вкусностей.

– У меня есть предложение! Давайте поручим Елене Петровне просчитать возможность с первой прибыли поехать в Ленинград на экскурсию с заходом в мороженицу. Хотя бы первым четырем классам.

– А чего тут считать? Я и так скажу, что можно организовать. Где-то в октябре! – громко крикнула Елена Петровна, чтобы ее услышали.

– Давайте голосовать по этому вопросу. Кто за то, чтобы ученики начальной школы в октябре поехали на экскурсию в Ленинград и заодно посетили мороженицу? Кто – за? Против? Воздержался? – Единогласно! Принято. Однако это не снимает вопроса о том, зачем мы так упорно трудимся. Поднимем планку до тысячи рублей. Куда можно их потратить? Наташа Лисовская, прошу, твой вариант!

Наташа медленно встала и понурившись проговорила в пол:

– Я бы построила дом, чтобы крыша не протекала, и вода была в кране.

– Дом?!! Я тоже хочу! Скажите, а здесь есть такие, которые не хотят построить для своих семей хороший дом? – Зал загудел, заголосил и захохотал. – Понятно, все хотят. Тогда давайте помечтаем о строительстве Сказочной Деревни! Дома будем строить в четыре ряда. В одном ряду крыши красные, в другом – зеленые, в третьем и четвертом еще какие-нибудь. В домах холодная и горячая вода, городской туалет и отопление, а мимо домов – асфальтовые дороги…

Меня перебил нарастающий гул детской фантазии. Это страшная сила. Дома обзавелись башенками, где будут телескопы, в комнатах шикарные серванты с хрустальной посудой… Дальше я перестал что-либо понимать и дал время всем высказаться. Через пятнадцать минут поднял руку и минут пять ждал, пока установится тишина и можно будет говорить.

– Предлагаю поручить Совету Командиров проработать проект «Сказочная деревня» и через месяц доложить общему собранию, что получилось. Это непростой вопрос, его с кондачка не решишь. Я уже сейчас вижу, что придется строить несколько заводов: по производству профилированного бруса, металлочерепицы, саморезов и пластиковых труб. Окна, водогреи. Короче, пусть командиры думают. Кто – за? Единогласно!

Переходим ко второму вопросу: недостойное поведение членов первой и третьей бригады. Сегодня первая и третья бригады собиралась на работу больше часа. С такими работничками мы не только Сказочный поселок не построим, но и дырку от бублика не поимеем. Что будем с ними делать? Те, кто опоздали сегодня на работу, выходите к сцене.

Вышло восемнадцать человек. Много.

– Какие есть предложения? – зал молчал, я надеялся на вчерашних командиров. И они не подвели:

– Пусть отрабатывают в выходные. Час опоздания – три отработки! – Серега Ухо внутри себя, похоже, переступил какую-то черту, потому что говорил уверенно и спокойно.

– Еще есть предложения? Тогда голосуем! – Все с облегчением проголосовали, благо светиться перед старшеклассниками не надо. – Принято. Секретарь, перепиши опоздавших и посчитай, кому сколько работать.

– С кем считать?

– Так с самими ребятами и считайте. Думаю, они врать не будут. Зачем по мелочам совесть терять.

Собрание закончилось, но народ расходиться не спешил, потому что в воздухе висело ощущение чего-то важного или, как минимум, интересного. Это чувствовали все. Остались преподаватели и производственники, на галерке актового зала пристроилась любопытная детвора. Короче, ушло совсем немного ребят, в основном малыши.

– Ну что ж, начнем, пожалуй! Давайте будем решать, как выполнить предложение Общего собрания о «Сказочной деревне», – начал я заседание Совета Командиров.

– А что обсуждать будем? «Сказочная деревня» – это что такое? – задал вопрос Владимир Петрович, самая рациональная личность нашего собрания.

– Это – мечта! Красивая, серьезная и достижимая. Я уже давно об этом думаю, потому давайте я начну. «Сказочная деревня», в моем понимании, – это красивые двухэтажные дома со всеми удобствами, сделанные из бруса, с крышей из цветной металлочерепицы. Строительство будет вестись по единому плану застройки. Плюс дороги, магазины, места для отдыха и спорта. Вот так в моем понимании будет выглядеть «Сказочная деревня». Главная цель в том, чтобы жить в ней было удобнее и приятнее, чем в городе, и чтобы не от нас уезжали, а к нам приезжали. Село надо бы разрастить раз в пять, как минимум.

Пауза тянулась уже пять минут. Народ осмысливал, что было просто замечательно. Сразу тапочками не забрасывают – и хорошо. Я продолжил.

– Чтобы представить себе, как это будет здорово, давайте попросим Светлану Борисовну со своими архаровцами нарисовать домов десять разной планировки, а также общий вид деревни. А мы пока поговорим о технико-технологических параметрах строительства.

Фундамент предлагаю делать из металлических или бетонных свай. Свая – это труба диаметром сто пятьдесят миллиметров. Длина – два с половиной-три с половиной метра. С одного конца она заострена и имеет наваренные лопасти бура, с другого конца – пятак. По-нашему техзаданию их легко может сделать Череповецкий металлургический завод. Дешево и быстро. В день одна бригада сможет возводить два-три фундамента.

Стены предлагаю делать из клееного профилированного бруса. Склеиваем сушеную строганую доску в брус 160–205 миллиметров. Отходов за счет того, что идет склейка, – минимум. Потом фрезеруем с четырех сторон. Два фрезерных станка, которые подходят для таких целей, можно выпросить у соседей. Они у них стоят больше года даже до конца не смонтированные. Оплатим брусом на постройку одного-двух домов.

Крыша. Металлочерепица – это оцинкованный лист размером метр двадцать пять на два пятьдесят. Проштампован под профиль классической керамической черепицы. Потом красим, с одной стороны, порошковыми красителями при высоких температурах.

Пластиковое производство должно делать, во-первых, трубы для внутренних и наружных разводок воды и канализации. Во-вторых, наружные обвесы: водоотведение, пластиковые панели для отделки стен, в-третьих, пластиковые окна. Это самое сложное производство, с точки зрения его запуска.

Пока хватит. Все, что я перечислил, является отличным экспортным товаром. А это значит, что производства надо ставить с объемом выпуска продукции, как минимум, раз в пять больше, чем нам надо для внутренних нужд. Весь избыток продадим за границу. В Советском Союзе это сделать очень легко. Делаете образцы, идете в соответствующее внешнеторговое объединение, столбите для себя место на выставке и продаете. Половину денег заберет себе государство, но, уверяю вас, того, что останется, нам хватит с лихвой и на покрытие издержек и на развитие.

– Нью-Васюки! – в который уже раз приходится это слышать в ответ на мои проекты.

– Опять эти Васюки! У кого-нибудь есть сомнение, что мы запустим леспромхоз на всю катушку? Петрович, у тебя есть сомнения, что ты продашь все, что мы напилим, т. е. сорок кубов в день?

– Так я только одну лесоторговую базу посетил.

– А всего их сколько?

– Семнадцать вокруг, в соседних районах.

– Другими словами, проблем со сбытом пока не видно. А ведь тоже Нью-Васюки были. Из того, что я вам сказал, ничего нереального нет. И проблема у нас только одна – нехватка людей. Надо заманивать к нам. Начнем с соседей, которые пьянствуют от безделья. А там и из Ленинграда к нам поедут.

– А все-таки Нью-Васюки получаются, только там дошли до межгалактических соревнований. – Люди слаженно выдохнули и рассмеялись. Напряжение последних дней очень давило. Умом понимали, а душой боялись верить, что все будет хорошо и все зависит от них самих. Трудны были наши первые шаги. Основная проблема в том, что у людей нет привычки управлять своею жизнью своими руками. При первой же кочке восклицали: «А я что говорил? Ничего не получится!», а при первом успехе восклицали: «Ну-ну, еще посмотрим! Цыплят по осени считают.»

– Ну, и что это было? Дел невпроворот, а тебя в прожектерство потянуло, – выговорила мне Нонна Николаевна тотчас же, как только мы остались вдвоем.