Глава 13

Можете меня поздравить, либо напротив посочувствовать. Так или иначе, но отныне я знал точный день своей смерти. Данное несчастье, должно было приключиться со мной второго декабря текущего года. То есть, довольно-таки скоро. И, тем не менее, какой-либо всеобъемлющей и парализующей сознание паники, как и безумного страха от озвученной Владимиром даты, я почему-то не испытал. То ли разум мой, уже был подготовлен к самому наихудшему, то ли на уровне своего подсознания, я не упускал вероятности повторного побега… Ведь однажды, мне это удалось. Однако оказавшись в сарае вместе с остальными пленниками, моё внутреннее самосознание значительно ухудшилось.

Дело в том, что за десять лет, прошедших со дня побега, людоеды постарались полностью обезопасить себя от подобных проколов. На входе в сарай, теперь был предусмотрен тамбур с двойной дверью. Каждая из дверей имела свой засов и замок, один из которых в обязательном порядке был заперт. Чуть позже мы обнаружили и скрытую веб-камеру. Вполне возможно, что она была здесь вовсе не единственной… Я уж молчу об иных скрытых от нашего глаза прослушивающих устройств и прочих приспособлений для тайной слежки. Увы, но достижения современной техники успели дойти и до этого, отдалённого от цивилизации хутора. То есть, теперь мы были не только изолированы от внешнего мира, мы ещё и находились под непрерывным и неусыпным контролем со стороны своих захватчиков.

После того, как все пленённые пассажиры оказались в сарае и за нашими спинами защёлкнулись оба замки на входных дверях, нелюди приступили к выгрузке металлического ящика военных, который всё ещё оставался в фургоне.

Невзирая на то, что действовали людоеды организованно и сообща (то есть, общим скопом) сил им едва хватило на то, чтоб подтащить ту гробину к краю кузова, да сбросить её на землю. Сделав ещё пару попыток сдвинуть ящик с места, они так и оставили тот неподъёмный груз по центру двора, лишь накрыв его плотным брезентом от возможного попадания на него дождевых капель. Быстренько «разобравшись» с ящиком, людоеды переключились на вещи, изъятые из вагона. Как некие беженцы, получившие гуманитарную помощь, каннибалы с увлечением рылись в чужих сумках и чемоданах, периодически извлекая на свет божий то одну, то иную понравившуюся им вещь. Без каких-либо стеснений, они тут же примеряли её на себя.

– Это же мой, ещё ни разу не надёванный спортивный костюм!.. – сокрушался Генка, наблюдавший за вышеописанным процессом через одну из щелей сарая. – …Я же его, специально для юга прикупил… Триста баксов отдал… А эта чумазая тварь напяливает его на свой грязный свитер.

– Теперь, ты можешь с ним навсегда попрощаться… – усмехнулась Катерина, так же как и все остальные пленники, из чистого любопытства припавшая к сквозным сарайным отверстиям.

Ах, да!.. Едва не забыл упомянуть ещё и о том, что в сарай загнали вовсе не всех пассажиров вагона. Из нашей компании были вычленены двое: Марина и проводница Светка. Помниться тогда, я ещё с грустью подметил: дескать, людоеды отдают предпочтение женской плоти, тогда как мужиков они поедают в самую последнюю очередь. То есть, оставляя их «ливер» на чёрный день. И если учесть Светланы, невзирая на её сопротивления, была по сути, уже предрешена. Ведь её, как это и было десять лет назад, сразу привязали к столбу. То Марину куда-то утащил Владимир. Видать, не привык он получать отказы от противоположного пола, потому и решил «нефтяник», пусть и через насилие, а всё же наверстать ранее упущенное.

Пока людоеды возились со шмотками, перетаскивая захваченное добро в дом, привязанная к крыльцу барышня тихо поскуливала. Увы, проводница Светлана, вовсе не посвящённая в подробности моего недавнего ночного повествования, лишь могла предчувствовать или догадываться об уготованное ей участи. В то время, как мне был абсолютно понятно – жить ей осталось совсем немного, если не минуты, то уж точно считанные часы. Похоже, о том же самом размышляли сейчас и те, кто ранее слышал мою историю. Потому как наблюдали они за событиями, происходящими во дворе хутора с явным трепетом и содроганием. Однако ничего примечательного по ту сторону сарая, пока не происходило.

Когда же во дворе заимки наметилась кое-какая суета с тазами и иными крупными ёмкостями, предчувствуя дальнейший исход, я предпочёл удалиться в дальний угол сарая, дабы не видеть того щемящего душу зрелища, которое вот-вот должно было начаться.

Тут-то вновь дал о себе знать Владимир. В буквальном смысле, он зашвырнул в наш сарай Марину, которую часом ранее он увёл из компании пленённых пассажиров.

– Давай, рассказывай… Куда он тебя таскал?.. Что там, вообще было?.. – к Марине тотчас бросилась её подруга, Татьяна.

– Что-что… Известно что… – с явным раздражением ответила ей вернувшаяся пленница.

Где же на самом деле была девушка и что сотворил с ней этот глумливый урод, так и осталось для нас загадкой. Потому как Марина не произнесла более ни слова. Да, собственно, из чувств сострадания и сопереживания к несчастной, никто и не думал донимать даму подобными, в определённой степени крайне некорректными и вовсе нетактичными вопросами.

А потом началось то, что и должно было рано или поздно начаться. Правда, видеть то кровавое зрелище я уже не мог (потому как находился далеко от стены, выходящей своими щелями во двор), да и не хотелось мне это видеть. Сейчас я ориентировался исключительно на долетавшие до моих ушей звуки. В начале, то были истошные крики Светки, потом глухой удар, после чего от своих смотровых отверстий, с тяжёлым вздохом моментально отшатнулись все пленники. Это свидетельствовало о том, что проводницы Светы более нет. Нет, среди живых…

Далее был женский визг, плач, истерика, полуобморочные состояния и мольбы о помощи, обращённые к небесам. А потом наступило время осознания случившегося, то есть долгие минуты абсолютной тишины.

Пожалуй, в тот момент я был единственным из пленников, кто мог трезво, без каких-либо панических и безысходных настроений, оценивать сложившуюся ситуацию. Если же быть более конкретным, то я тупо ожидал нашей вечерней кормёжки. Нет, вовсе не принесённого нам варева, а металлической емкости, в которой, собственно, оно и будет нам подано. Дабы повторить с ней те же самые манипуляции для освобождения наших рук от тугих верёвок.

Однако все мои надежды и ожидания, в скором времени развеялись как дым. Дело в том, что «ужин» нам принесли вовсе не в металлическом, и даже не в пластиковом, а в деревянном корыте. Потеряв дар речи, я лишь молча наблюдал, как над корытом поднимается пар. Те же самые чувства, похоже, разделили со мной и Генка с Василием. Не осталась посторонней и Катерина.

– Ну, и что же мы теперь будем делать? – тяжко вздохнув, поинтересовалась она.

– Не знаю… – ответил я коротко, после чего попытался продолжить. – …Может, попробуем…

Однако договорить мне не дал прапорщик.

– Ты забывай о том, что за нами наблюдают… – перебил он меня. При этом Василий ещё и кивнул в сторону камеры.

– Я помню, – мой ответ прозвучал с определённой долей раздражения. Не люблю я, знаете ли, когда меня обрывают на полуслове.

– О своих предложениях или каких-либо идеях, прошу сообщать шёпотом, но никак не в полный голос… А ещё лучше, исключительно на ушко. Незачем кому-то знать о наших планах… – Василий развернулся, подставив мне своё ухо.– …Давай, выкладывай… Чего надумал?..

– Да, я уж и забыл, о чём хотел сказать… – растерянно повёл я плечами.

– В таком случае, послушай меня… – едва слышно зашептал прапорщик. – …Я тут кое о чём вспомнил… Короче, так. У меня на кителе, под правым погоном, вместо вкладыша вшита алюминиевая пластина. Один край у неё, достаточно острый. Помню, когда я подшивал тот погон, так пару раз об ту пластину до крови порезался.

– Отлично!.. – обрадовался Генка, едва сдержавшись от громкого выкрика.

– Может, имеются еще какие-то предложения?.. – на всякий случай, я обвёл взглядом всех, кто был в данной теме.

– Да, какие ещё могут быть предложения?.. – засуетился Геннадий. – …Достаём пластину, режем верёвки и рвём когти… Я вообще не понимаю, чего тут думать.

– Успокойся… – притормозила его Катя. –…С тобой мы точно вляпаемся. Тут нужно действовать крайне тихо и предельно осторожно. Дождёмся наступления темноты… Якобы, уляжемся спать. Именно тогда мы и вытащим твою пластину.

– Правильно мыслишь, – мне ничего не оставалось, кроме как похвалить даму.

– Да, чего ж тут ещё ждать?.. – не унимался Генка. –…На дворе и без того, считай уже сумерки… Камера у них фуфлыжная. В нашем офисе подобные «глазки» уж лет пять, как заменили… Хрен ты по ней, что различишь, чем мы тут занимаемся…

– Будем ждать… – отрезал я. – …А пока… Нам вовсе не лишним будет друг с другом познакомиться. Василий, я, к примеру, вовсе не знаю, как зовут твоего солдатика…

– Не трогайте парня… Он потерял на вагоне своего друга и земляка. Ну, помните того?.. Второго парнишку, которому едва не удалось сбежать во время выгрузки ящика?.. Погибшего звали Сергеем, а этот Славка.

Услышав своё имя, солдат оглянулся в нашу сторону.

– Ничего, Славян. Дай Бог, прорвёмся… – попытался подбодрить его Генка.

– Ты опять, раньше времени трепишься? – прикрикнула на него Катя.

– Вам бы обоим, до поры до времени, лучше угомониться… –поглядывая на близких родственников, тяжело вздохнул Василий.

Глава 14

– Ребята, мне показалось, будто бы, вы нашли какой-то выход… – к нашей компании попыталась примкнуть проводница Фая.

– Действительно. Кое-какие мыслишки у нас имеются… – ответил я нехотя.

Мне не хотелось посвящать в нашу тайну большой круг лиц. Мало ли, что… Не дай-то Бог, начнутся лишние разговоры, громкие пересуды и в конечном итоге, наша задумка станет достояние гласности не только для пленников, но и для наших захватчиков.

Впрочем, я тотчас подумал и об ином. Если нам всё-таки удастся освободить руки… А произойти это должно было ближе к полуночи, то есть, впотьмах… То нам вовсе не помешает уже сейчас, в спустившихся на хутор сумерках, наладить какие-то связи, определиться с условными сигналами и скрытыми системами оповещения. Как не крути, а действовать нам лучше сообща. Потому и вовсе не лишним было решить данные вопросы уже сейчас, заранее. Дабы не пришлось кому-то из нас орать среди ночи: дескать, всем оставаться на местах и быть готовым к встрече с бандитами… Или там, Таня и Слава займите позицию у дверей… Потому и пришлось мне прямо сейчас шёпотом обратиться к проводнице с конкретной просьбой.

– Фая, будь так добра… Аккуратно и тихо переговори с остальными девчонками, дабы те не пугались, не визжали и не верещали, если ночью, кто-то попытается освободить их руки от тугих узлов. Чтоб в любую минуту они были готовы к побегу… Обговори с ними какой-то… Ладно, это мы обсудим несколько позже… Для начала и того, о чём я только что сказал, будет вполне достаточно.

– А чем вы собираетесь резать верёвки? – с присущим для любой женщины любопытством, немедленно поинтересовалась проводница. Благо сделала она это, предельно тихо.

– У Васьки в погон вшита остро отточенная металлическая пластин… – несдержавшись, зашептал ей на ухо Генка.

– Понятно, – удовлетворив своё искренний интерес, проводница тотчас поспешила поделиться «хорошими новостями» с остальными непосвящёнными.

И пока мы с Василием, Генкой и Катей, уединившись в «мёртвом» для видеокамеры углу, вели обсуждение наших дальнейших действий, Фая успела пошептаться с Татьяной, а за тем и с Мариной. Я видел, как девушки, в знак согласия кивали головой и тихо задавали какие-то уточняющие вопросы. В общем, в нашем коллективе начала складываться нормальная, рабочая обстановка. Теперь каждый из пленников знал, что шанс на спасение, пусть и весьма призрачный, у нас имелся.

Пожалуй, меня чуть удивило поведение Марины. Точнее, мне показались странными её последующие действия. После беседы с Фаей, она вдруг встала во весь свой рост и вышла на самый центр сарая. Потом, подняв голову к самому потолку, Марина начала кланяться до самой земли. В общем-то, ничего необычного… Быть может именно сейчас дама молилась, взывая небеса о нашем спасении. Однако странным мне показалось то, что все её действия были какими-то неестественными и чересчур показными. Марина выражала свои чувства как-то не искренне; скорее, она играла сейчас на публику.

«Возможно, после стольких переживаний, у девочки слегка поехала крыша… – наблюдая за столь эмоциональной картиной, предположил я. – …Да, и чёрт с ней. Пускай устраивает спектакль. Главное, чтоб не истерила и не падала на пол в припадочных судорогах…»

Следует отметить, что кроме меня, на Марину никто более не глянул. Возможно поэтому, она и вернулась на своё прежнее место несколько разочарованной.

– Внимание!.. – обитателей сарая вдруг окликнул солдатик Слава, поставленный нами «на стрёме», у щелей сарая. – …Кажется, из вражьего дома кто-то выходит…

Нам ничего не оставалось, кроме как временно отложить всякие переговоры и обратиться к смотровым отверстиям.

И действительно, прямиком к нашему сараю следовало четверо вооружённых уродов. Кроме автоматов, в руках у них были ещё и фонари. Впрочем, те осветительные приборы были им и вовсе ни к чему. Потому как стоило людоедам приблизиться к воротам нашей тюрьмы, как двор хутора осветился тремя мощными прожекторами, установленными по периметру заимки. Зажегся приглушённый свет и в нашем деревянном срубе. Исходил он откуда-то из-под потолка. Причём, источников данного свечения (имею в виду, каких-то лампочек или светодиодов) мы так и не узрели. Просто в нашем помещении вдруг стало значительно светлее.

Открылись ворота, и четвёрка нелюдей, во главе с уже знакомым нам Владимиром, уверенно проследовала вовнутрь сарая. Эта самая уверенность, меня в первую очередь и удивила. Потому как не было нынче тщательных проверок узлов, никакой перестраховки и былой осторожности. Ну, сами посудите: ведь мало ли, что могло поджидать их здесь, на три часа в безнадзорно оставленном, закрытом бункере. Вполне допускаю, что они полагались на свою систему наблюдения, прослушки и оповещения. Данное обстоятельство, скорее было, уже в нашу пользу. Либо имелось у них нечто иное… К примеру, более изощрённая система сигнализации, которая до сего момента оставалась вне поля нашего внимания. А вот это, играло уже против нас.

Так или иначе, но у нас появилась дополнительная информация для предметного размышления.

– Всем встать! – гаркнул один из каннибалов.

– Ну, недоделки… Давайте, рассказывайте… Чего вы здесь удумали?.. – с лукавой улыбочкой (дескать, я всё про вас знаю) поинтересовался бурильщик. – …Какую подляну, вы успели нам тут подготовить?

«Наверняка, берёт на пушку… – подумалось мне в то мгновение. –…Коль расспрашивает, значит, он вовсе не в курсе наших планов… Кабы действительно знал, чего мы недавно задумали, вовсе не стал бы он сейчас рассусоливать и вести с нами какие-то беседы, а просто сорвал бы с прапорщика погоны, достал пластину и отправился со своей кодлой восвояси…»

Было вполне естественным и то, что ни кто из нас Владимиру не ответил. Все промолчали. Ну, может быть, кто-то неуверенно пожал своими плечами: дескать, впервые об этом слышим.

И тут бурильщик вдруг упёрся стволом своего автомата в грудную клетку Геннадия.

– Говори, сука… Что мне следует, от вас ждать… Иначе, уже к обеду ты будешь подан к нашему столу в виде жаркого… – для пущей острастки, он передёрнул затворную раму, дослав патрон в патронник.

По-видимому, общаясь с нами в вагоне, Владимир успел хорошенько изучить характеры, склонности и слабости пассажиров, а за одно и определиться с тем, на кого в исключительном случае следует ему жёстко надавить, напугав того до полусмерти.

Что и говорить, бандит оказался неплохим психологом. По крайней мере, именно сейчас он сделал вполне правильный и оправданный выбор.

– У Василия в погон… Вшита некая пластина… –к всеобщему изумлению, не отрывая своего взгляда от направленного в его сторону автоматного ствола, тихо заговорил Генка. Очевидно сам того не осознавая и не ведая, он вдруг запросто выложил каннибалам нашу самую сокровенную тайну. Генка вообще выглядел сейчас каким-то заторможенным. Он был сейчас в состоянии весьма близком к анабиозу и полностью лишён какой-либо воли. Вот, в какие предательские формы порой может вылиться обычный страх, целиком подчинивший себе человеческое сознание.

Геннадий пришёл в себя несколько позже, когда людоеды, изъяв у прапорщика заветную пластину, уже успели покинуть сарай. Наступило позднее осознание случившегося. Очевидно понимая, что он фактически подписал как самому себе, так и остальным членам нашей команды смертный приговор (ведь, по сути, мы остались лишёнными всякой маломальской надежды), Генка молча уселся у стены и опустил голову вниз. По щекам его катились слёзы. Он даже не пытался чем-либо оправдаться – всё тут было понятно и без каких-то лишних слов.

При этом остальные пленники, как-то не сговариваясь, вдруг устранились от всякого с ним общения. Для всех нас он непроизвольно превратился в изгоя. С «предателем» не пожелала разговаривать даже его сестра, Катя. Более того, ей сейчас и самой было стыдно как за брата, так и за саму себя. Потому и предпочла дама уединиться в противоположный от Геннадия угол.

В общем, все разбрелись по своим, ранее «облюбованным» местам. В сарае воцарилось полное молчание. В данную минуту, внутри наших казематов преобладала атмосфера угнетённости, некой прострации и безысходности. Будто бы все мы уже не были живыми людьми и даже не являлись «потенциальными покойниками». Теперь мы были тенями и призраками. Ну, а тот смертный приговор, который был объявлен несколько часов назад, оказался приведён в исполнение десятью-пятнадцатью минутами ранее, когда Генка, словно на исповеди слил каннибалам всю информацию, все секреты, о которых только знал.

– Вот мы и съездили с тобой в Сочи… – пытаясь хоть чем-то расшевелить Катю, я придвинулся к ней поближе.

– За эту несостоявшуюся поездку, следует сказать «большое спасибо» моему братцу… – ответила она, почти не задумавшись. Очевидно, её душу непрерывно терзала лишь эта, одна единственная мысль. – …Вот ведь паскуда… Конечно, я догадывалась о том, что Генка слабак, что его гонор и его былая бравада – это лишь некая защитная реакция от возможных неурядиц. Однако я не предполагала, не могла допустить и мысли о реальном пороге его трусости…

– Не нужно быть столь категоричной. Не стоит осуждать брата за сиюминутную слабость… – мне захотелось хоть чем-то её утешить. – …Он, как и мы все, сугубо мирный и цивилизованный гражданин… Никто из нас не застрахован от подобного рода поведения при встрече с дикими существами, с нелюдями, с животными…

Представь, что ты вдруг столкнулась нос к носу с лесным медведем или степным волком. Не думаю я, чтоб в то мгновение, ты б принялась размышлять о каком-либо хладнокровии, разумности или силе воли… Я уверен в том, что в подобной ситуации чувство самосохранения станет для любого разумного человека преобладающим. И это, вполне нормальное и предсказуемое явление.