Открытие государственных центров исследования истории и историографии – следующий фактор прогресса и институционализации историографии в современном Иране. Как уже было отмечено, официальные власти в Иране воспитывали своих собственных историков и оказывали им всяческую поддержку. В прошлом этот вопрос имел индивидуальный характер. Шахи и правители оказывали историкам финансовую помощь в виде наград или утвержденных окладов. Современные правительства для этих целей создают исследовательские, образовательные и издательские организации. Функционируя за счет государственного бюджета, эти организации должны соответственно с ценностями и политической философией действующего правительства пропагандировать определенное прочтение истории Ирана и реагировать на вызовы, создаваемые диссидентами и оппонентами. Однако эти организации не всегда и не обязательно бывают лояльны тем политическим целям, которые официальные власти ставят перед ними, и зачастую в различных формах также помогают развитию дискурса истории среди общественности.
Необходимо отметить и то, что институционализация дискурса истории в Иране не ограничивается упомянутыми институтами и организациями. Новая система образования сыграла в этом не меньшую роль. Образование было первым развитым и всеохватывающим институтом, который сто лет назад начал производить и распространять современную культуру в Иране. Одним из первых компонентов учебной программы новой системы образования в Иране была история. Благодаря этой дисциплине у учащихся должно было сформироваться новое «историческое воображение» относительно прошлого Ирана. Поэтому каждое правительство, исходя из своей политической философии, представляло в учебниках свое видение иранской истории.
Также новой системе образования существенно увеличить аудиторию исторических материалов через повышение уровня грамотности. Еще сто лет назад меньше 20 % населения Ирана умели читать и писать. Теперь же, благодаря новой системе образования, более 80 % населения грамотно. Повсеместное внедрение высшего образования обогатило культурный капитал каждого отдельно взятого члена общества. Можно с уверенностью сказать, что система образования и воспитания и система высшего учебного образования продолжают целенаправленно, беспрерывно и институционализированно готовить аудиторию для исторических текстов. Это обстоятельство, в свою очередь, подготовило почву для «массификации» истории и историографии. Процесс массификации истории приобрел еще больший размах с развитием СМИ и «медиазации». Важным моментом является то, что из-за массификации аудитории исторических текстов изменениям подвергаются различные аспекты историографии.
Идеологизация. Еще в начале второй половины XIX в. иранская интеллигенция осознала, насколько для Ирана в целях осуществления «идеи прогресса» важна история. Такие фигуры, как Мирза Фатали Ахундзаде[57] и Мирза Ага-хан Кермани[58], начали критиковать традиционную историографию и до Конституционной революции в Иране смогли ознакомиться с новым стилем исследования истории. Но с самого начала они стали заложниками идеологических воззрений. Национализм был первой идеологией, ставшей парадигмой новой историографии. Появление нового государства-нации в Иране вслед за Конституционной революцией и приходом к власти Резашаха основывалось на «романтическом национализме» или «культурном национализме» (возрождении культуры древнего Ирана). В результате крупнейшие представители интеллигенции эпохи Конституционной революции: Мирза Ага-хан Кермани, Сейед Хасан Таги-заде[59], Хосейн Пирния[60] и другие видные историки – стали смотреть на историю и исторические исследования через призму этой идеологии. До сих пор во многих исторических исследованиях ее влияние отчетливо прослеживается.
Марксизм – следующая идеология, которая уже в современный период повлияла на исторические исследования по всему миру. Не остался в стороне и Иран. Марксистская идеология со всех точек зрения имела колоссальные последствия для истории. Марксистские историки, такие как представители школы «Анналов», добились удивительного прогресса в исторических исследованиях. Главным образом они фокусировали свои исследования на социально-экономических аспектах событий, а также на людских массах. Начиная с 1880 г. и далее многие представители интеллигенции, в числе которых были и историки, примкнули к марксистам, чтобы, солидаризуясь с общественными и пролетарскими движениями, большинство из которых благодаря учению Маркса превращалось впоследствии в массовые политические силы, изменить мир. Солидаризация интеллигенции с массовыми движениями подтолкнула историков, призывающих к изменению мира, к специфическим исследованиям, таким как исследования истории и жизни простого трудящегося народа.
В Иране марксистская историография появилась с созданием и усилением Народной партии Ирана. Эту науку развивали такие исследователи, как Таги Арани, Эхсан Табари[61], Карим Кешаварз[62], Ирадж Эскандари[63], Фархад Номани[64] и Багер Момини. Горькая правда о марксистской историографии в Иране состоит в том, что этот вид историографии больше походил на партийную и политическую деятельность, нежели на независимую академическую дисциплину. В результате она не смогла идти в ногу с методологическим развитием марксистской историографии и не сумела помочь развитию историографии в Иране.
Третьей идеологией, повлиявшей на исторические исследования в Иране, был локализм. Многие представители иранской интеллигенции являлись его комментаторами. Эта идеология распространилась в результате критики колониальных отношений Запада и модернизации по западным лекалам в эпоху Пехлеви. Локализм был мировой идеологией, распространившейся в незападных странах. Он приобрел разные формы, такие, в частности, как постколониальный дискурс, антиориентализм и исламизм.
В 1970-е гг. с возникновением дискурса критики и переосмысления гуманитарных и социальных знаний на Западе в незападных странах также появилась своего рода критика новой историографии и исторических исследований под знаменем «постколониального дискурса». Суть этого дискурса, по словам Франца Фанона[65], заключается в том, что колониализм не ограничивается лишь навязыванием себя настоящему и будущему подконтрольной страны. Колонизатор обращает свой взор и на прошлое измученного народа, извращает и уничтожает его. Конечной целью является – убедить местных жителей в том, что колониализм должен спасти их от мрака и невежества, внушить, что уход колонизатора означает возврат к дикости и варварству.
В Иране в упомянутые десятилетия постколониальный дискурс нашел выдающихся представителей в лице Джалала Ал-е Ахмада[66] и Али Шариати[67]. В своих многочисленных работах они давали критическую оценку иранской интеллигенции, в том числе историкам. В результате развития этого дискурса и в силу множества других социально-политических обстоятельств в 1979 г. произошла Исламская революция. С тех пор правящий политический режим прилагает все усилия для развития исламской историографии и любой другой, не вступающей в противоречие с исламским мировоззрением и ценностями Исламской революции. Но в то же время у ряда академических историков оформился своего рода критический дискурс, или критическое сознание, в отношении образовательной и исследовательской деятельности последних десятилетий. Этот дискурс затрагивает такие вопросы, как критика существующего исторического знания, методологические, эпистемологические и теоретические недостатки, идеологические и политические ограничения, недостаточность исторических источников и исследований, необходимость большей критики исторических исследований, необходимость развития междисциплинарного подхода в области исторических исследований и т. д.
Теперь мы находимся в ситуации, когда дискурс истории в Иране столкнулся в ряде своих аспектов с определенными вызовами. Самой большой помощью, которую могла бы оказать академическая историография в Иране, стало бы методологическое развитие исторических исследований, но, к сожалению, этого не произошло. Приходится констатировать, что все социальные и политические исследования в Иране сталкиваются с проблемой методологии. Исследования превратились в комплекс определенных и устойчивых алгоритмов, напрочь лишенных всякой креативности и оригинальности. Социальные исследования становятся бесплодными.
Чтобы быть исследователем, не нужно быть креативным. Не обязательно даже «мыслить» в подлинном смысле этого слова. Достаточно хорошо знать алгоритм исследования. Чтобы вы могли очень хорошо превратить заголовок в вопрос. Затем предложить подходящий метод. И вести этот метод согласно определенным измерительным, испытательным и документальным алгоритмам по конкретному коридору. И вот исследование готово! Можно предложить его работодателю.
Также много говорится о том, что исторический анализ в большой степени отделился от основного комплекса вопросов исследовательского метода. Отдельные или разрозненные исторические исследования, которые проводятся в Иране, не имеют методического характера и ограничиваются лишь описательными сравнениями без процессуального анализа[68].
Критике подвергаются не только методологические основы исторических исследований, но также тематика историографии и в целом дискурс истории. Критика эта зародилась в Европе в середине XX в. и далее перекочевала в другие страны. В конце 1950-х – начале 1960-х гг. группа молодых историков-марксистов начала распространять книги и статьи под общим названием «История снизу» (история народных низов, а не элит и верхов). Из классических трудов здесь можно выделить работы Джорджа Рюде о роли народных низов, или толп (crowd), в Париже во время Великой французской революции, книгу Альбера Собуля о парижских санкюлотах (радикальных республиканцах времен Великой французской революции) и, конечно же, известный труд Эдварда П. Томпсона об английском рабочем классе.
Вдохновившись этой инициативой, историки в начале 1960-х гг. переключились с традиционной историографии, фиксирующей лишь события, связанные с политическими лидерами или политическими институтами, на исследование социального наполнения повседневной жизни пролетариев, женщин, этнических групп и т. п.
Медиазация. В результате развития средств массовой информации история и историческое повествование прогрессировали в медийном формате. Сегодня исторические сериалы, археологические телепроекты, научно-исторические экскурсы и всевозможные исторические телепередачи стали одними из важных и востребованных телевизионных программ. Это обстоятельство привело к «визуализации» истории для широких масс. Никогда прежде история не была столь доступна простым людям и тем более не была для них «развлечением». Еще в недалеком прошлом доступ к истории был весьма ограничен. Только грамотные, образованные и в то же время могущественные люди могли иметь доступ к библиотекам и архивам. Сейчас же, воспроизводя исторические события и реконструируя эпизоды давно минувших времен, телевидение превратило историю в источник развлечения и нечто абсолютно доступное. Другие средства массовой информации тоже в различных формах делают историю доступной для широких масс. Сегодня история в Иране, как и во многих других странах мира, приобрела текстуальный характер и превратилась в систему телевизионных знаков и символов, в галерею изображений и фотографий и т. п. Далее на примере медиазации истории ислама в иранских СМИ за последние годы покажем, насколько важную роль играет этот процесс в области истории.
Вот уже несколько лет иранские средства массовой информации экранизируют жизнь пророков и имамов. Первым таким продуктом был сериал «Имам Али». Его показ вызвал бурные дискуссии, так как в нем образ Имама до некоторой степени был «десакрализован». Средства массовой информации должны показывать материальные аспекты и воздерживаться от аспектов духовных, не поддающихся материальному воспроизведению. Чтобы сделать продукт более привлекательным и заинтриговать аудиторию, СМИ вынуждены сосредоточиться на тех элементах, которые гарантируют им это. Поэтому, видя на экранах телевизоров жизнь пророков и имамов, мы ловим себя на мысли, что их жизнь – такая же обычная, как наша. С исторической точки зрения образ пророков и имамов неуловим, однако в сериале «Имам Али», хотя лицо самого Имама и не показывается, лица Малика Аштара[69] и ряда других исторических и религиозных персонажей демонстрируются, и мы на подсознательном уровне начинаем ассоциировать актера Дариуша Арджманда с самим Маликом Аштаром. Иными словами, атмосфера сакральности, святости и абстрактности пропадает. Всё оказывается обыденным и приземленным. Теперь возникает вопрос, насколько верно имажинация может отражать историю ислама? Музыку к сериалу «Имам Али» написали бесподобную. Теперь многие люди узнают Имама Али по этой музыке. А ведь в культуре ислама музыка не имеет никакого авторитета. Когда самую выдающуюся личность шиизма мы представляем народу через музыку, многое меняется. Когда мы превращаем историю в текст, самого пророка не существует, но существует фильм о нем. Если даже написать сотни тысяч книг об истории возникновения ислама и его основных действующих лицах, все равно фильмы «Пророк Мухаммад» и «Имам Али» будут иметь куда большее воздействие на воображение людей. Когда история ислама превращается в текст, а текст, в свою очередь, – в масс-медиа, то история ислама перестает быть академическим вопросом, касающимся только профессиональных исследователей. Это меняет коллективную память. Когда историческое событие или религиозная личность превращается в театрализованное представление, популярную музыку или художественный фильм, то в сценарий обязательно вносятся элементы шоу, чтобы привлечь внимание массового потребителя. В результате отношение людей к религиозным личностям и историческим событиям становится карнавальным и светским. Создается впечатление, что массы навязывают свой вкус в вопросе образа повествования истории религии.
Политизация. После того как масс-медиа сделали историю достоянием общественности, возросло ее политическое значение. История всегда была важна для государств и государей. Теперь же ее значение не просто удвоилось, но приобрело разные аспекты. Ведь в наши дни благодаря СМИ любая интерпретация исторических событий с легкостью превращается в привлекательные картинки и оказывается в распоряжении граждан, каждый из которых сообразно своим интеллектуальным возможностям и культурному капиталу может найти к ним доступ. В подобной ситуации история – это не только не дословное изложение и сухой пересказ прошлого, но и нечто, смешавшееся с менталитетом и субъективным восприятием бытия. Это, с одной стороны, приводит к тому, что история становится более «демократичной», с другой – больше, чем когда-либо, вынуждает власть имущих вмешиваться в историю. Верно, что теперь государство стало всячески оказывать помощь в развитии исторических исследований и исторической науки. Это и материальная поддержка, и правовая, и моральная. Но это только одна сторона медали. В действительности государство также создало для исторических исследований серьезные ограничения и препятствия.
Медиазация истории имеет различные последствия для историографии, поскольку историки больше не могут так же, как прежде, быть единоличными повествователями истории. К ним присоединяются журналисты, режиссеры, сценаристы, обозреватели, фотографы, операторы и многие другие работники масс-медиа. Все они наряду с профессиональными историками занимаются репрезентацией истории. Это заставляет историков порой переквалифицироваться в работников СМИ, чтобы найти для своего товара место на рынке истории. Таким образом, не только история, но даже историки оказываются втянутыми в процесс «угодничества публике», иными словами, популяризации. В таких условиях критерии исторических исследований больше не могут оставаться сугубо академическими – теперь свое веское слово должны сказать массы и рынок. Именно поэтому в вопросе истории понятие «репрезентация» играет фундаментальную роль. Репрезентация означает, что радио, телевидение, газеты и другие средства массовой информации показывают из социальных явлений, не есть передача или демонстрация картины действительности, поскольку имеет место манипулирование и вмешательство. То есть одновременно имеют место и отражение действительности, и ее конструирование. Освещая действительность, СМИ в то же время как бы симулируют ее. И так как репрезентация, или симулирование, становится впоследствии «конструкцией», она естественным образом обретает связь с идеологией и политикой. Репрезентация истории – один из тех феноменов, что привлекли внимание медиа в XX в. И этому есть логическое объяснение: каждое государство и каждая политическая структура хотела предоставить публике свою репрезентацию истории. В Иране СМИ также стали проводниками этой идеи.
О проекте
О подписке