Оглядев террасу, я увидел вход в пещеру, уходивший вглубь монолита, и больше похожий на большую круглую нору. Подойдя к входу, я остановился в нерешительности:

– Там, правда, никого нет? – как можно безразличней поинтересовался я.

– Уже много-много лет пустует, – уверил меня ангел. – Иди, не дрейфь, офицер.

Я спустился по ходу в пещеру, которая внутри оказалась не такой уж тёмной. В свете отражённых от гранита солнечных лучей я различил сколоченный из неотёсанных досок стол, табурет, парочку сундуков у стен, на которых была навалена разная рухлядь, и всё это было покрыто толстым слоем пыли. Моё внимание привлекли висевшие на вбитых в стену костылях кольчуга с большой узорной бляхой на груди, меч с непонятными рунами на лезвии, булава с резной рукоятью, лук, колчан со стрелами, и шишак с кольчужной свесью.

– Здесь что было, разбойничий вертеп? – спросил я у своего спутника, сдувая пыль с булавы.

– Я же сказал, отшельник здесь жил давным-давно, – ответил Эхнафаил. – Жил-был могучий богатырь, а стал отшельник. Из-за любви разочаровался в людях. Из похода его возлюбленная не дождалась. История стара как мир…

– А ты откуда про это место знаешь? – спросил я, стирая рукой пыль с кольчуги.

– Я многое знаю, – последовал ответ. – Помнишь, я тебе рассказывал, что одно время, занимался розыском неупокоенных душ. Я кстати, тогда ещё на полставки купидоном подрабатывал. Про Ромео и Джульетту слыхал? Это с моих прототипов пьеса списана. Вот с тех пор я о нём и узнал. В общем, это долгая история, – спохватился Эхнафаил, – расскажу как-нибудь на досуге.

– Слушай Эхнафаил, у тебя что ни событие, то трагедия. Меня начинают терзать смутные подозрения.

– Не мелите чепуху, молодой человек!

Ангел опять обиженно заспоел.

– Не бери в голову, друг! – сказал я и, вдобавок, осмелился высказать я свое предположение по поводу нашего сюда прибытия. – А сюда мы забрались, я так понимаю за амуницией?

– Угу, аа ней самой.

– Что же, так и быть, пожалуй, я возьму меч и лук со стрелами, – выбрал я себе что полегче и поэффективнее в бою.

– А вот и не угадал, – ухмыльнулся ангел. – Ты же ими пользоваться совсем не умеешь, только с детьми и стариками, да и то не со всеми, сражаться сможешь. Ну и естественно где же это видано, чтобы смерд, а тем паче юродивый, бродил по земле с оружием, тем более с мечом богатырским. Тебя мигом схватят люди Мстислава, раскусят, и, соответственно, насадят. На кол насядят!

– Тогда что брать здесь будем? – задал я вопрос, не понимая, зачем он меня тащил в такую глухую даль, если этого нельзя, то не можно.

– Значится так! Я думаю, кольчужку ты однозначно наденешь, – уверенно прошептал ангел. – Так мне спокойней будет. А чтобы её не светить кому ни попадя, сверху какое-нибудь холщовое рубище натянешь, поройся в сундуках, подыщи что-нибудь.

Я раскрыл сундук и, покопавшись в нём, вытащил вполне сносную ферязь – длинный балахон с рукавами и капюшоном.

– Примерь кольчугу, – требовательно прошептал ангел. – А сверху рубище натяни.

Сняв со стены чувствительного веса кольчугу, я одел её через голову, и так же, через голову, натянул рубаху. Кольчуга оказалась слегка великоватой и тяжеловатой, но удобной – грудь не сдавливало, под мышками не тёрло. Балахон же, сверху на кольчужке, оказался в пору: лапти из-под него не видно и по полу не метёт, как по мне сшитый, правда руки из рукавов долго выуживал, но это дело поправимое, рукава можно будет под нужный размер обкорнать.

– Посмотри кушачок ещё, – подсказал Эхнафаил. – Подвяжешься им, вылитый бродяга будешь.

Отыскав моток верёвки, я отрубил от него кусок и подвязал свой новый наряд. Порывшись в другом сундуке в поисках ещё чего интересного, я нашёл мешочек с золотыми самородками. Здесь было целое состояние.

– Молодец, сыщик! Хорош улов! – обрадовался ангел, словно ему не всё равно. – Теперь заживёшь нормально, в городе на столько золота, можно добротный терем с прислугой выменять! Глядишь, оно и двери в княжеские палаты откроет.

Но у меня по этому поводу было своё мнение. Я бросил мешочек с самородками в найденную здесь торбу, и продолжил осмотр помещения. Найдя среди рухляди ожерелье, по всей видимости языческий амулет, состоявший из кожаного ремешка с нанизанными на него продырявленными камешками, клыками и когтями животных, и привязанными к нему перьями разных птиц, я примерил его на свою шею.

– Разумная инициатива! Умница! – похвалил меня Эхнафаил за находчивость. – Теперь ты и впрямь похожь на юродствующего бродягу, только морда дюже смышлённая, да это дело поправимое, – добавил ангел, и сообщил ещё одну новость, – Но и совсем без оружия нам никак. А тебе нужно такое, чтобы и подозрения не вызывало и пригодилось в случае чего.

Он подсказал мне подобрать лежавший в углу посох – длинную с мой рост узловатую палку, один конец которой оканчивался набалдашником из скрученных клубком стальных змей, что можно было её использовать как дубинку.

– И это ещё не всё, – загадочно прошептал мой сообщник. – Приподними посох и надави на сучок ногой.

Я сделал всё как сказал ангел и увидел, как на конце посоха выскочило наружу небольшое, сантиметров десять, обоюдоострое лезвие, похожее на лезвие обычного засапожного ножа.

– Это как раз то, из-за чего мы здесь, – пояснил Эхнафаил, видя мой нескрываемый интерес к посоху. – Выдвижное лезвие к посоху изготовил один искусный кузнец из племени холомичей, а они знатные мастера в кузнечном деле. Вспомнишь свои курсантские годы – занятия с шестом. Я имею в виду не стриптиз-бары, а приёмы боевой гимнастики, будешь этим «шестом» отбиваться в случае какой-нить крайней необходимости, – напомнил он давно забытые беззаботные годы, и, опомнившись, поторопил. – Давай-ка, назад собираться, а то солнце уже на закат клониться. Ещё находишься с ним. Сучок-то, на место верни, или так и будешь с оголённым оружием ходить, обалдуй.

Вернув лезвие в исходное состояние, я снял с себя своё новое снаряжение или обмундирование, называйте как хотите, и всё это связав в один узел, спустил на найденной в пещере верёвке со скалы. Затем привязал конец верёвки к одному из выступов, и используя её как страховку, более-менее споро спустился вниз. Здесь я одел на себя кольчугу и холщовое платье, перекинул торбу через плечо и, как профессиональный скиталец, опираясь на посох, поспешил в обратный путь, тем более, что очень хотелось поесть.

Как я ни старался поспешать, в деревню вернулся уже за полночь. К моему искреннему удивлению в ней никто не спал. Оказывается Фома, обнаружив с утра моё непонятное исчезновение, забил тревогу, и народ всем гуртом ходил по окрестностям, выкрикивая меня. Напомню, эти люди считали меня странным и боялись что могу заблудиться или того хуже, поэтому, даже с наступлением темноты мои поиски ими не прекратились: с горящими факелами в руках бродили мужики звеньями, пугая лес своими громкими возгласами. Женщины и дети в томительном ожидании стояли у околицы.

Чудом не наткнувшись на поисковые команды, я вышел прямиком на них.

Увидев вышедшую из тьмы фигуру, в длинном платье, с капюшоном на голове, который я одел для пущей солидности, да с непростым посохом в руке, деревенские поначалу меня не признали, и на всякий случай шарахнулись в стороны – мало ли кого, по ночам носит. Но, разобрав, кто перед ними, радостные обступили меня с вопросами. Извинившись за причинённое беспокойство и сказав, что остальное они узнают завтра, я, шатаясь от усталости, отправился домой в сопровождении вернувшегося с мужиками из леса Фомы.

– Утро вечера мудренее будет! – несмотря на возбуждённый гомон, расходившихся людей, услышал я напоследок одобрительный шёпот. – Моя школа! Так держать!

С утра пораньше, хорошо подкрепившись, облачась в своё новое обмундирование и прихватив посох, я вышел из избы вместе с дедом Матвеем и Фомой. На улице, несмотря на ранний час, к этому времени собрался народ, гадавший меж собой о моём странном исчезновении и не менее странной перемене имиджа. Увидев меня, заинтригованный народ замолчал.

– Мир вашему дому! – поклонился я, приложив руку к сердцу.

– И тебе не болеть, Ковалёк! – ответил за всех деревенский староста Ерофей Лукич. – Чаво, это ты вчерась народ взбудоражил, покой наш нарушил своим поведением?

Не вдаваясь в подробности, я рассказал о том, что слышал «чудный глас» свыше, который указал мне верный путь во благо людей. Говорил я красиво и правдоподобно. Жители деревни, услышав про открывшийся во мне дар общения со светлыми духами, коим, по сути, и являлся Эхнафаил, особо и не удивились.

– Что с него возмёшь?! – по простецки прикинул староста Ерофей. – Одно слово – юродивый, тут и дивиться не чему.

Поблагодарив их за участие в моей судьбе, я вынул из котомки мешок с золотыми самородками, раскрыл его и передал Матвею. Увидев содержимое мешка, народ ахнул, и до моего слуха долетел испуганный шепоток из толпы «неужто, грабанул кого?!»

– Не разбойным путём оно получено, – усмехнулся я. – Здесь только небольшая часть моего долга за ваше добро, – кивнул я на блестевший благородный металл, – Разделите по совести.

– Ты что творишь?! – раздался возмущённый голос «проснувшегося» ангела. – Ты, что наш первоначальный капитал разбазариваешь?! Так никаких средств не напасёшься! Ну-ка прекрати дурить, скажи, пошутил. Нам самим для важного дела злато понадобится.

– Не твоё дело, – прикрыв рот рукой незаметно прошептал я.

– Ну хоть половину оставь себе, – взмолился Эхнафаил. – Хоть четвертинку! Сам же потом жалеть будешь.

– Отстань, жадина! – буркнул я в ответ, на секунду отвернув лицо в сторону, и обратился к ошарашенным моим подарком людям. – Вы многому меня научили, а главное открыли мне смысл жизни.

– Вот как?! – искренне удивился Эхнафаил. – Интересно и в…

– … чём он? – одновременно с ангелом спросил староста.

– Этот смысл! – дополнил Эхнафаил. – Поделись!

– Трудно это выразить, – задумчиво ответил я. – Но если в двух словах, то – «рой другому не яму, а колодец, чтобы другим человекам полезно было, и тебе не икалось».

– Тьфу ты! – разочарованно фыркнул ангел, не сообразив, о чём это я, а Ерофей переглянувшись с сельчанами, молча покачал головой. Чего-чего, а заумных речей они от меня особо и не ожидали.

– Ну, честной народ, не поминайте лихом! – огляделся я на стоявших вокруг людей. – Пора мне и честь знать.

Обняв на прощанье Фому, да всплакнувшего Матвея, я помахал остальным рукой и, не оборачиваясь, пошёл по дороге, ведущей в сторону княжьего града Твердска. Как я просил, меня никто не провожал.

– Ох! Зря ты им золотишко отдал! Помяни моё слово, передерутся как пить дать! – предостерёг меня ангел в надежде, что я изменю своё решение с золотом.

– Не боись, бьюсь об заклад, не подерутся, – «утешил» я его, углубляясь в лес – Они намного мудрее, чем ты думаешь. Они сделают всё по уму да по совести.

– А нам от этого ни фига не легче, – продолжал настаивать Эхнафаил на своём – Вернись пока не поздно!

– Поздно! – сказал я как отрезал. – Да и примета дурная, возвращаться.

– Э-эх! – сокрушённо вздохнул ангел, по достоинству оценив мою упёртость. – Что мне с тобой делать?! Ой и намаюсь я с тобой, святоша! Кто бы мог подумать, устроил реалити-шоу…

Я ничего не стал отвечать и перебивать, дав возможность Эхнафаилу от души посокрушаться о потерянном добре. Его нытьё мне шагать не мешало, а даже и развлекало в дороге. Пока есть время, пусть попустословит, скоро нам будет не до шуток и прибауток. Ведь самое интересное только начинается.

ЭПИЗОД III. МЕСТЬ ЮРОДИВОГО

Дорога бежала чрез лес, который только-только начинал просыпаться – то там, то сям слышались редкие дятеловы перестуки и сорочья трескотня, остальные пичуги, просыпаясь и спеша присоединиться к ним, изо всех сил свиристели свои радостные трелья ясному солнышку. Постепенно свежее голубое утро сменялось жарким деньком. Ветер раскачивал нарядные зелёные кафтаны древесных исполинов. Травы и цветы на лесных полянах благоухали и пестрили радовавшим глаз многокрасием.

Время шло, а дорога всё вилась и вилась сквозь голутвины лесной чащобы, то скатываясь с пригорка, то вновь забираясь на укрытые зеленью холмы. От долгой ходьбы в далеко не лёгкой кольчуге я стал понемногу уставать. На очередной дорожной развязке, где сходилось три пути, Эхнафаил остановил меня:

– Устал, смотрю странник, – участливо прошептал он. – Сойди с дороги, сядь на пригорке да перекуси немного, далеко ещё топать.

Не заставляя себя уговаривать дважды, я свернул к одной из могучих елей и под её сенью принялся уплетать свой незамысловатый обед, состоявший из краюхи хлеба с хрустящей корочкой, печёной картошки с солью и ядрённого кваса.

Подкрепившись и отдохнув немного, я засобирался в дорогу.

– Не спеши скакать как оголтелый, – вновь подал голос ангел. – Обожди чуток. Нехай жирок завяжется.

– Чего ждать? – осведомился я, закидывая торбу за плечо и поднимая посох. – Завтрашний день?

– Погодь, я сказал, – настойчиво воскликнул Эхнафаил. – Поедешь скоро.

– Никак такси вызвал?! – уже на ходу обронил я, зашагав дальше.

– Ну, как хошь! Моё дело подсказать!

– Вот именно, я так хочу.

Возможно, я действительно погорячился сразу после приёма пищи продолжить поступательное движение вперёд, да ещё и в броневом облачении. Где-то через версту я почувствовал себя неважно: и кольчуга и котомка показались мне настолько весомыми, что плечи заломило, да и посох, если честно, внезапно потяжелел без причины, что пришлось перекладывать его из руки в руку.

– А я же говорил, не надо спешить, мудрого ангела смешить, – язвительно произнёс Эхнафаил, заметив моё плачевное состояние. – Это не шутки, под такой тяжестью столько промаршировать без подготовки. Ещё после вчерашнего перехода. Думать надо же, и меня слушать тоже.

– Помолчи… немного… пожалуйста! – остановился я отдышаться немного. – Я, наверное, кольчугу сброшу. Ни к чему она «юродивому», с ней, если что не так, и не убежишь вовсе.

– Э-э, даже не вздумай! – воскликнул ангел – У меня на её счёт тоже есть своё предчувствие, и оно точно не обманывает.

– И что «оно» тебе «говорит»?

– Чтоб ты не геройствовал, где не надо, а подождал гужевой транспорт.

– Не понял?

– Чего непонятно?! За нами мужик на телеге едет, – пояснил Эхнафаил. – Скорее всего до Твердска, с ним и доедешь.

– Так что сразу не сказал?! – обессилено произнёс я, ругаться сил не было.

– А кто пытался тебе сказать? Ты же сам не стал слушать! – ответил ангел и вновь обиженно засопел.

– Ну, извини, в следующий раз буду слушать, – примирительно сказал я, и в ожидании «попутки» присел на обочине.

– Как же, будешь, – проворчал мой советчик, успокаиваясь. – Ещё раз ослушаешься, накажу.

Я промолчал, не став подкалывать, дабы не доставать лишний раз, каким это образом бесплотный дух меня сможет наказать, не отшлёпает же, в конце концов. Примолк и Эхнафаил.

Вскоре послышался скрип, и на пригорок въехала телега, запряжённая гнедой лошадкой. Её понукал, сидя на передке, круглолицый, розовощёкий толстячок в добротной одежде. Телега была наполнена всяким скарбом, накрытым рогожей, и перевязанным толстым шпагатом. Сразу видно, мужичок из торговых людей.

Увидев меня, сидевшего на обочине, мужик, подъехав ближе, остановился.

– Куда путь держишь, мил человек? – поинтересовался он

– Туда, где в правде есть нужда! – высокопарно ответил я, вставая.

– Ой, не умничай, – влез со своим замечанием, ангел. – Просись, до городища доехать.

– Я в Твердск путь держу, не подкините, любезный? – не стал я пререкаться с ангелом, а сделал, как он сказал.

– Чего же не подвезти, убогому человеку у нас всегда место найдётся, – подвинулся на передке мужичёк, освобождая место подле себя. – И путь короче окажется.

– Дождался? – усмехнулся Эхнафаил. – Казалось бы, посторонний человек, и тот мигом раскусил, что ты с приветом.

– Так задумано, – прошептал я в сторону, усаживаясь на телеге рядом с её хозяином. Посох я положил за спиной. – Пока легенду менять не будем.

– Пш-шла, родимая! – крикнул толстячок и мы поехали дальше.

По дороге мы познакомились и разговорились. О себе я рассказал немногое, и то в допустимых пределах, чтобы не травмировать неподготовленную психику человека. Зато Мартын Лукич, так назвался мой спутник, оказался человеком весьма общительным. Он рассказал, что является купцом в третьем колене, проживает в самом городище, на торговом ряду, где у него своя лавка, куда он привозит товары от бреговичей, привозящих их из чужедальних краёв, в которые плавают они по Волхе-реке.

Лукич тараторил без умолку, видно долго один ехал, а тут уши свежие объявились. От его монотонной болтовни, я даже задремал незаметно. Он, не заметив моей отключки, продолжал беседу.

Вдруг, сквозь дрёму, я услышал тревожный шепоток.

– Вас пасут! – озабоченно прошептал ангел. – Слышишь, нет?!

– Кто? – спросил я, сна ни в одном глазу.

– Так племянник мой, – ответил купец, удивлённо взглянув на меня, мол, я тебе уже полчаса про него рассказываю, чего переспрашивать.

– Помолчи батя! – попросил я не в меру говорливого мужичка «встать на паузу».

– Разбойники! Трое! – уточнил Эхнафаил. – Один на дубе, впереди вас. Двое по краям дороги, в кустах. Чёрт, поздно я их заметил, могли бы свернуть. Если попробовать с места в карьер рвануть, может прорвёмся…

Ага, конечно, рвануть. Лошадка и так еле тащит нас, ей с места только в скотомогильник осталось «рвануть».

– Останови-ка лошадь, – тоном, не терпящим возражений, сказал я купцу. Он попытался переспросить, в чём дело, но я выразительно посмотрел на него и Мартын Лукич натянул вожжи.

– Ты что удумал, камикадзе?! – теперь затараторил Эхнафаил. – Почему остановились. Что ещё за остановка по требова…

– Помолчи! – ответил я.

– Я и так молчу, молчу, – недоуменно пожал плечами купец, глядя, как я, взяв посох, спрыгнул на землю.

«Точно юродивый», донёсся до меня неодобрительный шепоток, но я так и не понял, кто сказал, купец или ангел, да и не до этого сейчас.

Обойдя лошадь, я сделал ещё несколько шагов вперёд и остановился напротив дуба, на котором, по разведывательной информации, спрятался один из разбойничков. Сделав несколько замысловатых псевдомагических пасов руками и посохом, я начал вещание.

– Здорово братья лихие, разбойнички шебутные, шаромыги придорожные, шушера шпанливая! – «поприветствовал» я сидевших в засаде лиходеев – Выходи, не очкуй! – показал я в обе стороны на кусты, – Слазь и ты, не кукуй! – ткнул я посохом в крону дуба, – Посидим перетрём, о своём, о чужом!

Осоловевшие разбойнички, услыхав мои речи, поняли, прятаться смысла нет и, ломая кусты, с дубинами наперевес, вышли на дорогу. Тот, что притаился в ветвях, от моих прорицаний, в буквальном смысле, рухнул с дуба, но быстро вскочил и присоединился к дружкам. Обступив меня с трёх сторон, они, туповато переглядываясь, остановились.

Увидев их в непоредственной близи я понял – «очковать» наверное, надо мне – здоровые бугаины, на голову выше меня, плечистые, с бородами и дубинами до пупа (правда первые сверху, вторые от земли) они представляли серьёзную опасность моему драгоценному здоровью.

– Ну что, доюродствовался, фокусник?! – нервно прошептал Эхнафаил – Давай уже, продолжай переговоры, импровизируй, как ты это умеешь, это единственный шанс. Вспоминай своих дружков уголовников.

– Ага, понял! – ответил я, опять забыв, что сейчас не один.

– Не понял? – сказал стоявший напротив меня верзила. – Что понял?