Сын пожал плечами, ничего себе хрупкая, но промолчал, отцу виднее. Он настоящий живописец, портретист от бога, в людях разбирается. Позже Николай поймет, насколько прав он был, как истый провидец, и станет внимательнее к свой любимой.

– Давайте выпьем за ваше здоровье, чтобы мы подольше так встречались, – расчувствовался Николай, наливая по полной.

Возражений не было, наоборот, отец с дядей оценили тост.

Затем, осмотрев его студенческий билет, и зачетную книжку, они скупо улыбнулись, но он видел, рады за него. Еще бы, будущий сценарист, хотя, лучше бы на художника учился, Николай понимал их без слов.

– Я так и работаю на студии художником-декоратором, через год диплом защищать. Я писал вам, что поменял комнату, переехал с Ленинского проспекта в Черемушки, там комната больше и с балконом, но проживаю у Ольги, на проспекте Мира, в центре. Она заведующая книжным магазином, на шесть лет моложе меня, – рассказывал Николай свои новости.

– У нас тоже новости имеются, – хохотнул дядя Митя, поглядывая на брата, который вытащил из кармана пиджака пачку махорки, сложенную гармошкой газету, быстро свернул цигарку и задымил, распространяя по комнате зловонный махорочный дым.

– Отец, ты как дед Маресьев когда-то, махру смолишь, ты же не курил никогда, в чем дело?

– Денег на вино нет, а с махорки кайф не хуже, и дешево, четыре копейки пачка, всего-то делов.

– Как это денег нет, – возмутился для блезиру дядя Митя, хитро поглядывая на племянника, – он у нас тоже в магазине теперь подрабатывает, правда в мясном отделе, туши таскает, к татарину Фариду в батраки нанялся, а еще художник.

– Да не нанялся, помогаю, а он мне деньжат подбрасывает, – оправдывался отец, но дядьку вокруг пальца не обведешь:

– Иду как-то мимо мясного, хотел зайти посмотреть, почем мясцо, глядь, Николай наш подбегает к машине, грузчики ему на спину кладут часть туши и хохочут, пальцем показывают на него, а он согнулся в три погибели и тащит, бедолага.

Дядя Митя осерчал, вскочил и стал убирать со стола:

– Меня на мякине не проведешь, я этого хитреца-татарина насквозь вижу. Грузчику платить надо, а он кинет отцу на бутылку красного, тот и рад стараться.

Он укоризненно глянул на брата: – Щи буду варить со свининой, на рынке брал, к татарину не пошел.

– Хорошо, дядя Митя, мы с отцом домой сходим, приберемся.

Отчий дом

На улице уже октябрь, похолодало, но вот они пришли на Покровского, дом 17. Николай задержался возле отчего дома.

По пути отец забежал куда-то, купил из-под полы красного пару бутылок на деньги сына, в сумке у которого колбаса, хлеб, тушенка, все это Николай отложил для отца, невзирая на неудовольствие хозяйственного дяди Мити.

Отцова часть дома выглядела неплохо в сравнении с соседской, там ставни покосились, крыша ржавая, крыльцо просело и заросло травой: – Как дядя Саша, что с ним?

– Помер он год назад. Одинокий был, сынок утонул при тебе еще, жена к другому сбежала, да ты знаешь об этом, – отец отомкнул навесной замок на пристройке, и они вошли в дом: кровать у оконца, стол, табуретка, на шестке печи электроплитка, кастрюли, чайник. Пол грязный, дверь в комнату плотно прикрыта.

– Закрываю, чтобы здесь тепло сохранить, – отец сгреб со стола лишнее, выставил бутылки, два грязных стакана, сын вынул закуски из сумки. Оба улыбнулись, с удовольствием глядя на стол.

– Разливай, сын, ты банкуешь.

– Николай налил в стаканы красного до краев, они чокнулись, выпили, закусили. Повторили еще, и еще. Похорошело.

Отец шамкал беззубым ртом, мочил хлеб в вине, а ведь ему всего 61 год, подумал про себя Николай, глядя на обвисшие обои, кое-где еще сохранились репродукции с портретами и пейзажами художников, которые он купил и наклеил отцу на стены в свой прошлый приезд, лет пять назад это было.

– Давай отец, я тут у тебя приберусь маленько, – сын взял веник и стал выгребать из-под кровати пустые аптечные пузырьки, то бишь фуфырики, банки, бутылки, мусору накопилось много.

– Прибирайся, а я на Ленинскую сбегаю, ты как, не против? – захлопотал и отец, надевая пиджак с чужого плеча, облезлую шапку, на ногах резиновые сапоги, коих сроду не носил, в руках у него появилась кошелка с пустыми бутылками.

Взяв у сына пятерку, заторопился по улице, громко кашляя и отхаркиваясь, а тот продолжил приборку помещения.

Помойное ведро оказалось в комнате за дверью, там было холодно, пусто, пыльные окна слабо пропускали свет, но он сразу же ощутил ауру родного дома, на душе стало тепло, он понимал, пока жив отец, будет жив и отчий дом.

Выбросил мусор на помойку, опорожнил и ополоснул помойное ведро, навел порядок, насколько мог. Тут и отец вернулся, явно не с пустыми руками.

Снова на столе красовалось красненькое, закуски, отец был радостным и деятельным, в доме стало почище и уютнее.

– Я успел у друзей побывать, рассказал им, сын ко мне приехал, они помнят тебя, привет передают. Ну, давай разливай, не будем терять время…

Расстались они все на той же Ленинской улице.

Получив от сына трешницу, Николай Дмитриевич побежал по своим делам, клятвенно пообещав прийти к обеду.

Посмотрев ему вслед, Николай зашел в гастроном, и купил коробку шоколадных конфет, это для тети Таси. Может, и Володя дома, размышлял он, входя в подъезд дома, на первом этаже которого проживал его товарищ еще со школьных времен.

На звонок дверь открыла сама тетя Тася, обрадовалась.

– Здравствуй Коля, проходи, ты всегда так внезапно объявляешься, а я дома по хозяйству кручусь.

– Это вам, чаек пить, – вручив ей конфеты, он повесил куртку на крючок, прошел на кухню, оглядывая квартиру. Ничего не изменилось, и это хорошо. – А где Володя, на работе?

– Да нет, они на дачу с утра уехали, зима не за горами, надо подготовиться, сейчас чайку попьем, – захлопотала тетя Тася, гремя чайником. – Давно приехал-то?

– Сегодня, тетя Тася. Остановился у дяди, сейчас от отца и прямо к вам, как всегда. Ну, а семейство ваше как поживает, хотелось бы посмотреть на них, пообщаться. Давно не виделись.

– Завтра они наверняка дома будут, вот Володя обрадуется, он тоже часто тебя вспоминает, так что будем ждать.

Попив чаю и покалякав с Володиной мамой, пообещав зайти завтра, он вышел на улицу. Надо будет еще съездить на Стрелку, встретиться с Борей Зубаренковым, Колей Васильевым. Хотелось бы и с родней повидаться, на кладбище сходить, на завтра дел громадье, но это как получится, а сейчас домой, к дяде родному.

На Куйбышева, 44

Возле дома он поздоровался со старушками-учительницами с первого этажа, коротающими время на лавочке возле двери, они его узнали, поспрашивали, где и как поживает, поднявшись на второй этаж, на кухне увидел дядиных соседок, поздоровался, и тоже ответил на их вопросы.

Войдя в квартиру дяди, сразу ощутил тот особый «аромат», присущий старым квартирам в старом доме, где проживает инвалид войны, знакомые Николаю с детства запахи бабушек, дедушек, обладателем которых ему посчастливилось быть.

Он к ним привык, это была аура присущего только им мирка, но он об этом не думал, просто радовался, что опять приехал к отцу с дядей, и все тут. Это был зов предков.

Сейчас к этим запахам прибавился аромат только что сваренных дядькой щей со свининой, и рот его наполнился слюной в предвкушении сказочного обеда.

– Дядя Митя, я все время путаю соседок, кто из них Раиса Степановна, а кто Серафима Степановна, на кухне их повстречал, а где Марина, давно ее не видел?

– Они с матерью квартиру на Стрелке получили, теперь все больше там околачиваются, здесь тоже бывают, – дядя обрадовался племяннику. – Сима худенькая, Раиса побольше. Лицом схожи как близнецы. Сейчас обедать будем, где отца потерял?

– Побежал к друзьям, обещал скоро прийти.

– Завтра с утра прибежит, – разливал щи по мискам дядька, кусок мяса выложил отдельно, на тарелку.

– Мясо, колбасу мне в инвалидном раз в месяц дают, с голоду не пропадем, – взял буханку, нарезал хлеб крупными кусками.

Они с аппетитом пообедали, у Николая в Алатыре всегда почему-то был зверский аппетит.

– Завтра с утра поедем на Бугор, в винный магазин, будут водку давать, по две бутылки на брата, с отцом вместе шесть бутылок, про запас, пригодятся в хозяйстве.

– Зачем нам столько?

– Сейчас водка дороже денег. Вздремнем после обеда? – предложил дядя Митя, укладываясь на кровать.

Николай не возражал, прилег на диване напротив, и сам того не ожидая, заснул под мерный стук маятника, издаваемый с детства знакомыми часами «Мозеръ» на стене у окна, перед кроватью дяди.

Проснулся, когда уже стемнело. Дядька гремел посудой на кухне, на плитке шумел чайник. Закипает.

Он вспомнил, как в детстве они жили здесь, пока не купили часть дома на Сурско – Набережной. Дядька по утрам пугал его протезом, бабушка Надя с дядей Юрой угощали конфетками.

Уже во взрослой жизни, они с братом Вовой, отслужившим в армии, приезжали к ним в гости, будто вчера это было, в 79-м году. Тогда они все вместе сфотографировались на память впятером, три брата и два племянника, фото не получилось, брак пленки. А жаль.

– Ну что, проснулся? – дядька включил свет, принес чайник, чашки. – Чайку попьем, телевизор посмотрим, послушаем, как Горбачев мозги пудрит народу.

– Как там Марь Дмитриевна поживает?

– Завтра после магазина прямо к ней подъедем, пообедаем.

– Как сейчас помню, она пела: «Это было недавно, это было давно», когда мы с Вовой приезжали, помнишь?

– Еще бы не помнить, тогда мы вчетвером домой возвращались под хмельком, отец орал на всю улицу, на нас хулиганы и напали, а тут наш Юра, как ангел-хранитель, из тьмы явился и спас нас. На углу поджидал, его все в городе знали и уважали, как авторитета.

– А вот и наш оратор, как черт из табакерки выскочил, – подшутил Николай, так что дядя Митя даже оглянулся испуганно, не слышит ли кто, старая привычка из прошлого.

По телевизору шла программа «Время», и генсек энергично вещал народу о пользе гласности во время перестройки…

…

Утренние хлопоты у дяди Николай освоил давно: встать, вынести помои на улицу, сходить за водой на колонку, посетить уборную по необходимости, умыться, ну и завтрак в итоге.

Вылив помои на проезжую часть, он снова полюбовался чайками над головой, увидел дурачка – соседа с первого этажа в фуфайке на голо тело, который сердито глазел на всех и ругался матом, бестолково бегая по улице и во дворе.

Принес из колонки ведро воды домой, почистил зубы, умылся, дядька в это время кашеварил на кухне.

– Дядя Митя, ты что, зубы не чистишь?

– Почему, на прошлой неделе чистил как-то.

– А где твоя зубочистка, зубной порошок, зубы надо чистить утром и вечером, на ночь. Тогда они и болеть не будут.

– Ха-ха, скажешь тоже, два раза в день, хватит и одного, утром, – у дядьки на все свое мнение, и его ни в чем нельзя переубедить. Старой закалки человек, фронтовик, инвалид войны.

Что тут еще скажешь. Не успели они позавтракать пшенкой с чаем, как заявился отец: – Кашку кушаете?

– Хочешь, и тебе наложим, полезно для здоровья.

Все трое засмеялись, тем более, что предстояли интересные и важные дела на весь божий день.

К гаражу подошли со двора, дядя отомкнул замочек на калитке, вошли, затем открыл замок на двери тамбура, и они в гараже. Открыв замок на входных дверях, распахнули их, теперь можно выехать из гаража.

Дядя осмотрел свой любимый автомобиль марки «Запорожец», убедившись, что все в порядке, колеса тоже, сел за руль и включил зажигание. Николай открыл ворота палисадника, пока дядя тарахтел мотором, и вот машина выехала на улицу.

Отец уже сидел на заднем сиденье.

Дядя самолично замкнул все двери гаража, ворота, снова уселся за руль. Николай рядом с ним, и машина сначала проехала мимо дома по тротуару, выехала на грунтовую дорогу, затем на Комсомольскую улицу, и уже по асфальту покатила на Бугор, к вожделенному винному магазину.

«Выезд из дядиного гаража, это целая эпопея», – подумал Николай, с улыбкой поглядывая в окно на дома, прохожих, но когда они подкатили к магазину, она погасла на его лице при виде огромной сердитой очереди, желающей отовариться водкой.

Винный магазин

Оставив отца в машине, заняли очередь. Стоять предстояло долго, дядя уже общался со знакомыми мужиками, и Николай смирился с неизбежностью, слушая их.

– Што, Димитрий, тоже решил запастись беленькой?

– Молодой чай пускай стоит, а ты в лимузине своем посиди, с братом, это он там сзади развалился, как фон-барон?

– Он у меня за сторожа, здесь на воздухе веселее, – дядя умел поддержать беседу, когда хотел.

– Устроил нам Горбач веселую жизнь, все о здоровом образе жизни хлопочет, обещает сухой закон ввести, – вздохнул пожилой, бледный мужичок с кошелкой в руках, заводя разговор для полезности времяпровождения.

– Авось надорвется, жалеючи нас, сирых, не успеет.

– Куцы же он подевается? – удивились мужики.

– Народ послушайте, поговаривают, не продержится он долго у власти, балаболит о перестройке да гласности, как попугай, а дел нет никаких, в магазинах пусто.

– Заводик наш винный чем ему помешал? – осерчал мужик и так сердитого вида, закуривая цигарку.

– Да, не надо было его закрывать, вредить людям.

В очереди примолкли, недовольно поглядывая на громко скандаливших баб, мол, и здесь от них нет покою, не женское это дело, за водкой в очереди толкаться.

Худо-бедно, но вот уже дядя с племянником в самом магазине, тут как сельдей в бочке, народу набилось, давка.

За прилавком две шустрые продавщицы бойко отпускали ценный продукт. Получив свои бутылки, мужики протискивались на выход, уступив место следующим жаждущим отовариться.

У входа образовался затор, какой-то молодой парень с руганью стал пробиваться к прилавку, даже сумел вскочить мужикам на плечи, и по головам пролез к продавщицам, сунув им деньги в руки и требуя водку поскорее.

– Да на тебе, смотри не захлебнись, – не стала пререкаться с ним продавщица, забрав деньги и всучив в его жадные лапы бутылки, лишь бы побыстрее убрался восвояси.

– Не захлебнусь, не ждите, – заржал в ответ парень, и таким же макаром выбрался на улицу. Стало потише.

– Это Валерка, ухажер нашей Маринки, – пояснил дядя Митя племяннику без особого осуждения в голосе, Николай кивнул, мол, понимаю, тем более, их очередь приближалась, наконец, они у заветного прилавка с продавщицами, глаза в глаза:

– Нам на троих, отпустите шесть бутылок, – дядя Митя протянул им деньги, в ответ: – А кто третий, где он?

– Это мой брат, у меня в машине сидит на стреме.

– Сидит-сидит, не сомневайтесь, да вы его знаете, это Николай, художник, – раздалось из очереди, вокруг заулыбались, подтверждая правдивость сказанного.

– Ладно, давайте деньги, – продавщица отпустила им водку, стрельнув глазом на Николая, – поверю на слово. Вы на пьяниц не похожи, – она даже улыбнулась для разрядки.

– Мы не пьющие, только по праздникам, – повеселел и дядя.

Выбравшись на волю, добытчики подошли к машине, из которой вился сизый дым, это художник Николай Дмитриевич накурился махорки и задремал.

– Так ты мне машину спалишь, – осерчал старший брат на младшего, раскрывая дверцы машины настежь, тот обрадовался, увидев столько водки, но дядя вручил сумку с бутылками племяннику: – Доверяю только тебе, смотри в оба.

Сам уселся за руль, завел машину, убедился, что все на местах, захлопнул дверцы, и решительно нажал на газ:

– Все, едем к Маруське в гости, пора обедать.

В гостях у М.Д.

Лихо подрулив к дому на углу Жуковской, остановились у крыльца, за окнами мелькнула голова хозяйки, распахнулась дверь:

– Проходите, я уж заждалась, вечер скоро, а вас все нет и нет, – улыбалась им Мария Дмитриевна, – Коля, давно не виделись, тебя и не узнать, настоящий москвич, – говорила она, запирая за гостями парадную дверь на запирку.

Из кухни в коридор прошмыгнули три кошки, знающие крутой нрав дяди Мити. Гости разделись.

– Два дня меня не было, а на кухне уже бардак, кошками воняет, – ворчал дядя, по-хозяйски проходя в горницу и ставя на стол бутылку водки. Отец тут же уселся на стуле.

– Присаживайтесь за стол, у меня давно уже все готово, – суетилась хозяйка, расставляя на столе посуду, большую сковороду жареной картошки с мясом, соленые помидоры с огурцами, в центре стола рядом с водкой появилась бутылка портвейна, явно из ее запасов, в магазинах-то пусто, шаром покати.

После нескольких часов в очереди за водкой как приятно сидеть за таким столом, выпивать, закусывать, да еще рядом с отцом, дядей и его женой.

Нечасто он приезжает в Алатырь, поэтому помнит и чтит эти встречи у Марии Дмитриевны. Дядя верховодил за столом, отец на сей раз сидел смирно и терпеливо ждал, когда снова нальют вина, ел он мало, как обычно.

– Помню, приехала я в гости к Антонине Ивановне, в Мурманск, а в ее квартире везде ковры; на стенах, на диване, на полу, как в музее, приняла меня, как королеву, коньяком угощала, пироги, пельмени, а мне еще дальше ехать, к дочери в Североморск, – захмелев, разговорилась Мария Дмитриевна, вспоминая свою поездку на Север.

– Она всегда об этом вспоминает, когда выпьет, – подначивал дядя Митя, подмигивая племяннику с братом, и разливая вино по фужерам. – Давайте выпьем за моего племянника, он ВГИК заканчивает, скоро писателем станет.

– Коля у нас самый умный, я всегда знала это, – оживилась хозяйка, чокаясь с гостями, – выпьем и снова нальем!

Схватив пустые бутылки, унесла на кухню и вернулась с новой бутылкой портвейна. Отец с дядей оживились…

…

Мерный стук маятника настойчиво проникал в сознание, пока до него не дошло, что он проснулся. Открыв глаза, посмотрел на настенные часы, не пора ли вставать, увидев, что пять утра, снова закрыл их, можно еще подремать, тем более, что дядя храпит на своей кровати, а отец на кухне, на Юриной.