Промзона расположилась на берегу небольшой быстрой реки. Старый деревянный корпус лесопильного цеха тянулся вдоль нее, а новый бетонный, мебельного производства, стоял на косогоре. Там же была столовая, управление и медпункт. А всю остальную территорию занимали бунты – скатанное в горы множество бревен, между бунтами высились штабеля досок. Повсюду висел запах прелой коры и свежепиленой древесины.
Картавый, закрыв глаза, сидел на бревне. Со стороны казалось, что он спит, на самом же деле Картавый напряженно размышлял… лагерный режим внешне он соблюдал – было нужно, чтобы его возили на работу – из промзоны уйти много легче. А работа была тяжелая. Шесть мужиков с помощью длинных металлических крючьев закатывали на лесотягу – движущуюся массивную цепь, с шипастыми металлическими поперечинами, бревна. Лесотяга тянула их вверх по эстакаде в помещение лесопильного цеха.
Но Картавый практически не работал. Потеря пары рук сказывалась чувствительно. Мастер биржи сырья – вольнонаёмный, полный рыхлый мужчина с красным равнодушным лицом, видимо много чего повидавший, делал вид, что ничего не замечает. Мужики недовольство скрывали, при появлении Картавого обрывали разговор и становились угрюмыми.
Картавый закрыв глаза, обдумывал план побега. Побег – это не просто расчет, это уравнение с множеством неизвестных. Здесь нужно поискать удачу, а удачу в долг не попросишь. Картавый думал и думал и вдруг понял: мысли его уже повторяются и повторяются. Он, вздохнув, поднялся, неторопливо прошел к реке, и уже в который раз осмотрел здание управления.
Путь на волю пролегал через медпункт – это он решил уже точно. Следовало узнать распорядок дня, кто там работает, их привычки, сейчас ему нужна любая информация. Он долго смотрел на часовых: на угловой вышке и вышке у здания управления, отмечая, кто как несет службу, кто куда смотрит, не отвлекается ли. Он смотрел и укреплялся в мысли, что задуманный им план наиболее подходящий, да и в голову больше ничего не шло. Он вернулся на рабочее место, вновь уселся на бревно и, закрыв глаза, принялся просчитывать неблагоприятную ситуацию, что могла возникнуть при побеге.
В побег Картавый уже сходить пытался – это был его второй срок. Сманил его в побег Старик, на счету которого их уже было несколько.
– Осталось мне полгода, – возражал поначалу Картавый. – Все равно на волю!
– Ну и что! – ухмылялся Старик. – Ты вор и жизнь твоя должна быть воровской, жить по своим понятиям. Да ты не бойся – не пропадем!
Картавый согласился…
С ними пошли два мужика, одному написали, что жена загуляла – тот обезумел, второй пошел с ним за компанию. Свои не пошли – Череп заявил, что никуда не торопится, Карим-Казань, вроде, хотел, но затем передумал. Емеля не хотел, чтобы Картавый уходил:
– Тебе сидеть-то? А? Бежать опасно…
Но Картавый пошел. Уходили рано утром, едва рассвело. Было дождливо, погода – только бежать! Они пробрались к деревянному забору, густо опутанному колючкой, она производила впечатление непреодолимой преграды, но Старик лишь усмехался. За забором, метрах в тридцати, проходил охранный периметр – шеренга железобетонных столбов, на расстоянии метров восьми друг от друга, на них туго натянутая колючая проволока в шесть рядов, между ними не пролезть.
– Проволоки-то! – прошептал один из мужиков.
– Возьмем кусачками, – объяснил Старик и продемонстрировал мощный инструмент.
– А часовой? – спросил Картавый.
– Один солдатик по утрам дремлет…
Первым пошел мужик, чья баба загуляла.
– Ну, с Богом! – шепнул Старик, вкладывая тому в руки тяжелые кусачки.
Мужик легко перебрался через забор, и колючка ему в этом не воспрепятствовала, затем, пригнувшись, он добежал до охранного периметра. Второй мужик перемахнул забор вслед за первым. Полез было и Картавый, но его удержал Старик.
– Секунду подожди…
Вдруг тишину раннего утра распороли автоматные очереди. Мужик, добравшийся до охранного периметра, взмахнул руками, в сторону полетели кусачки, тело его обмякло и повисло на проволоке. Второй упал ничком в траву и пополз обратно. Раздался лай собак, и в охранной зоне появились две овчарки. Мужик вскочил и бросился к деревянному забору. Он уже ухватился за верх досок, осталось только подтянуться. Картавый в щель меж досок видел его напуганное лицо, но тут собака ухватила его за ногу и стянула ботинок, вторая овчарка схватила его за пятку, и через пару секунд на месте пятки торчал белый мосол. Мужик дико кричал…
Картавый очнулся от воспоминаний. Побег – дело опасное, но что делать? Не сидеть же десять лет!
Мужики катали бревна, изредка раздраженно бросая:
– С утра баланды не досталось, что ли?
– Разуй глаза-то, листвянка ведь!
– А ты кати…
– С Косым надо посоветоваться, – решил Картавый – тот в медпункте свой!
Косого утром к нему приводил Цыган и мельком упомянул, что тот садится на справку, когда захочет. Косой с восхищением смотрел на него и скалил зубы:
– Помахаемся сегодня!
Картавый поднялся и направился в сторону лесопильного цеха, когда проходил мимо бунта – высокой горы бревен, сзади послышался шорох, он резко обернулся – за бунт метнулась фигура. Картавый поспешил обратно, но за бунтом уже никого не было. Он обошел гору бревен, затем другую – фигура как сквозь землю провалилась. Картавый усмехнулся, поднялся к цеху и с трудом отворил тяжелые ворота.
Косой стоял, опершись о лопату, которой сгребал опилки – он был невысок, худ, но шустрый. Картавый попытался разговаривать, но в лесопильном цехе было шумно, огромные пилорамы заглатывали длинные бревна, и зубья пил лихорадочно грызли их, распуская на доски. Приходилось кричать. Наконец, Картавому это надоело, и он показал рукой на дверь, мол, выйдем. Косой кивнул, они вышли. Яркое солнце и теплый летний ветерок заставили Картавого стиснуть зубы – ему вдруг до боли захотелось на свободу.
– Врач здешний – сачок, – объяснял Косой. – На месте шиш найдешь. А медсестра, тетка лет сорока из поселка, в медицине ни в зуб ногой.
– А ты вправду болеешь или косишь?
– Я же Косой, мне и положено косить, – ухмыльнулся тот. – Как доски сортировать ставят, я царапаю ногу, а царапину мажу заветной мазью. Через пару часов появляется опухоль, я хромаю в медпункт. Мне тут же освобождение, а потом легкий труд. "Мастырчик" получается что надо! Меня один врач научил, у "хозяина" были лет пять тому назад.
– Дашь немного? – попросил Картавый.
– Конечно, – согласился Косой и вдруг кивнул в сторону двоих заключенных, что курили на бревнах. – Шестерки Чинарика, махаться сегодня придут!
– Да? – Картавый на минуту задумался, затем неожиданно заторопился. – Ладно, пойду!
Он направился к тем двоим, беззаботно гревшимся на солнышке. Заметив его, они насторожились. О Картавом в лагере шел такой базар! Этот зек был не похож на других, ишь глаза-то какие! – Картавый легко читал их мысли? – Чинарик с Кабаном не всегда будут рядом, а этому пришить человека плевое дело!
Картавый ощущал их страх и давил взглядом, заставляя тех бегать глазами. Рэм часто повторял, страх – болезнь заразная!
Резко прозвенел звонок, извещавший, что смена закончилась. Те двое облегченно вздохнули и разом снялись с места. Промзона пришла в движение. Все заторопились занять места в грузовиках. Картавый не спешил, его место занять уже никто не смел…
Ночь была воровская – как по заказу. На небе ни звездочки, луна показывалась изредка и ненадолго. Подельники укрылись в кустах. До забора универмага было не больше сотни шагов. Рыжий сидел на брезентовой сумке с инструментом и беспрестанно курил – он волновался. Егоров с виду выглядел невозмутимо, но волновался и он. Кража – занятие не для слабонервных, точно не рассчитать, многое зависит от простой случайности. Он уже несколько раз за вечер спросил себя:
– Ну, зачем? – хотя прекрасно знал, зачем и почему находится здесь. Сейчас его била дрожь, но он освободился, пусть на время, от тоски, что сжигала душу.
– Наташа! – прошептал он беззвучно, но чувство опасности притенило возникший было в памяти светлый образ.
– Сколько времени? – спросил Рыжий.
– К двум подходит, – отозвался Егоров.
– Угу, – промычал Рыжий.
Они замолчали. Время тянулось медленно. На соседней, центральной улице, несмотря на глухую ночь, было оживленное движение. Хотя пульс главной артерии города бился не так интенсивно, как днем, но, оказывается и ночью было достаточно людей, торопящихся по делам.
Рыжий вновь закурил, высекая зажигалкой крошечное пламя. Егоров бросил взгляд на часы: минутная стрелка продвинулась лишь чуть.
На нем была черная куртка, плотные темные брюки, на ногах кеды, на голове кепка. Рыжий же был в заношеной рубашке, в грязных, как всегда, джинсах, на ногах кроссовки. Они забрались в кусты с вечера, когда на улице еще были прохожие – ночью прохожий смотрелся подозрительно.
Егоров взглянул на часы, маленькая стрелка вплотную приблизилась к цифре три и прошептал:
– Пора!
Они поднялись и двинулись к универмагу. Первым пошел Рыжий, он подпрыгнул, подтянулся и исчез за забором. Получилось у него ловко.
– Вор прирожденный, – невольно отметил Егоров.
Вскоре голова Рыжего появилась над забором, тот выдохнул сквозь колючую проволоку:
– Тихо!
Егоров подал ему сумку, а затем и сам поднялся на забор. Колючка была напутана весьма бестолково и не очень препятствовала проникновению во двор. Егоров цепким взглядом осмотрелся. Два прожектора освещали двор, но толстая вентиляционная труба, поднимающаяся из полуподвала, давала тень, в которой оказалась дверь намеченного для кражи магазинчика. Тень достаточно надежно укрывала дверь и часть забора от взглядов из окна складского помещения, где, как они определили, находилась вахта.
Егоров спустился с забора во двор и сторожко пробрался к двери магазинчика. Рыжий уже крутил домкрат, поднимая металлическую дверь. Та, вминаясь, в деревянный вершник проема, сошла с петель. Они ее наклонили так, что можно было снизу протиснуться вовнутрь помещения, при этом, не нарушая проводку сигнализации, которую сделали, не мудрствуя лукаво, явно рассчитывая, что двери выходят на охраняемую территорию. За дверью сразу же располагалась решетка, ее наличие они предполагали. Рыжий вновь установил домкрат, и прутья решетки одна за другой лопнули и он ловко протиснулся в образовавшуюся щель. Егоров не успел – хлопнула дверь, кто-то вышел из помещения вахты.
– Замри! – бросил он в темноту магазина и быстро наклонил дверь так, что на первый взгляд подлома не было заметно, а сам прижался к вентиляционной трубе, лишь одним глазом наблюдая территорию двора. В дверях склада появилась охранница – это была его первая любовь. Она широко и сладко зевала.
– Может, зайдет обратно? – мелькнуло в голове, но та решила сиюминутно исполнить свои обязанности. Егоров убрал голову в тень, надеясь, что охранница остановится, но напрасно – его первая любовь приближалась. Ее тяжелые шаги были совсем не женские.
– Лучше бы ты вернулась, – тихо прошептал Егоров, надвигая на лоб кепку и сдавливая пальцы в кулак.
Женщина ахнула, увидев перед собой, внезапно возникшего из тьмы мужчину. Егоров невольно отметил разрез ее глаз, который ему когда-то так нравился, и ударил в челюсть – полная женщина рухнула на землю.
– Прости, любимая, – прошептал он и метнулся к магазинчику.
– Ну, что там? – с тревогой спросил Рыжий.
– Пока все в порядке, но надо торопиться, – бросил Егоров, обыскивая глазами темное небольшое помещение, где стоял лишь огромный бронированный шкаф с множеством ручек и блестящих колес. Вскрыть его не было, ни времени, ни подходящего инструмента.
– Что-нибудь нашел? – спросил он у напарника.
– Нету тут ничего, вот только ящик…
Егоров увидел деревянный ящик с надписями не по-русски.
– Берем и уходим! – бросил он.
Рыжий приподнял ящик.
– Тяжелый!
Они с трудом протиснули ящик в подломанную дверь. Рыжий взмахнул на забор, Егоров, словно штангу, поднял ящик, а напарник в неудобном положении, с трудом осилил тяжесть. Егоров оседлал забор и напоследок бросил взгляд на лежавшую женщину.
– Теперь ее выгонят, наверное. А что было делать?
Он спрыгнул за территорию склада в темноту, принял ящик и поспешил прочь от забора.
Кустами пронесли ящик на соседнюю улицу, где стояла машина, и торопливо забрались в нее. Егоров отжал ручной тормоз, машина покатилась под гору, через два квартала он включил зажигание, мотор тихо заработал… До утра стояли во дворе девятиэтажного дома, пристроившись в ряд к многочисленным машинам жильцов.
Только когда рассвело, и на улице образовался поток машин, они тронулись и подъехали к дому Егорова. Ящик внесли на веранду. Егоров достал гвоздодер и под жадным взглядом напарника принялся открывать его. В ящике оказалось множество коробок, красиво обтянутых красной кожей. Рыжий торопливо схватил одну из них, открыл и разочарованно протянул:
– Ложки!
– Да! – угрюмо подтвердил Егоров. – Ходка пустая.
Рыжий зло хохотнул:
– Помню, года эдак три назад, залез я аж на девятый этаж. По балконам два часа забирался, наводка была точная – сундук, мол, богатый, а на улице ветер и дождь, замерз. Одна надежда согревала. Зашел в квартиру – пусто! Оказалось, съехал днем.
Бесплатно
Установите приложение, чтобы читать эту книгу бесплатно
О проекте
О подписке