Читать книгу «Летчицы. Люди в погонах» онлайн полностью📖 — Николая Потапова — MyBook.

Глава третья

1

Майор Макаров стоял у окна, с грустью смотрел на раскисший после дождей полевой аэродром. Второй день полк из-за этого не летал. А так нужно было поддержать наступление наших войск с воздуха, но беспокоило и другое. Неделю назад ему доложили о том, что два экипажа, выполняя боевое задание, сбросили бомбы с пикирования.

Макаров строго отчитал оба экипажа за своеволие: женским экипажам было запрещено применять этот метод бомбометания из-за сложности его выполнения. Дело в том, что бомбометание с пикирования намного повышало точность попадания в цель, но требовало от экипажа высокого мастерства в технике пилотирования самолетом, физической выносливости из-за больших перегрузок при выводе самолета из пикирования. Не все экипажи могли овладеть этим методом бомбометания: уровень подготовки и опыт у летчиц был неодинаков. Это понимал Макаров, но он понимал и то, что сдерживать желание летчиц нельзя. Они могут расценить это как недоверие. Он и сам не раз слышал от летчиц предложение бомбить с пикирования и решил поддержать это полезное стремление.

«Уж лучше обучать их организованно, под руководством опытных командиров, чем пустить дело на самотек», – рассуждал он.

О своем решении он доложил командиру дивизии. Генерал долго молчал у телефона, видимо, раздумывал, как лучше поступить, и все-таки с его доводами согласился.

– Только будьте очень внимательны, подходите к каждому экипажу строго индивидуально, осмотрительно, требовательно, – советовал он.

И посыпались в полку одна неприятность за другой. Первую неприятность на полигоне принес экипаж Голубкиной. На вводе в пикирование Ольга резко двинула ручку управления вперед, самолет, описывая кривую, развил огромную инерцию, Аня еле удержалась руками за сиденье. А прицел, который она пыталась прижать ногами к полу кабины, с молниеносной быстротой промелькнул перед ее глазами, пробил астролюк[8] и вылетел наружу. Ольга вывела самолет из пикирования, вернулась на аэродром.

Полет закончился благополучно, но прицел они потеряли. И появилась в полку шутка в адрес штурмана. Если раньше за маленький рост Аню между собой женщины называли «кнопкой», то после этого случая появилось дополнение – «кнопка без прицела».

Другой экипаж, сбросив на полигоне бомбу, затянул вывод самолета из пикирования, а когда ПЕ-2 вышел в горизонт, то экипаж не поверил своим глазам: на плоскости лежала стокилограммовая бомба с обнаженным взрывателем. Правда, бомба была учебной, не боевой, но и она, взорвавшись на плоскости, могла наделать немало бед.

Летчица не растерялась, плавно положила самолет на крыло, сделала небольшой крен, и бомба, скатившись по плоскости, упала на землю. В общем, новый вид бомбометания давался нелегко, но летчицы не сдавались: «Мужчины освоили – освоим и мы», – твердили они.

И вот, как нарочно, зарядили дожди. С утра летчицы были на аэродроме. Но погода не улучшалась, тогда их отправили на занятия.

А вечером девушки собрались в Надиной комнате.

Примостившись в уголочке, Аня перечитывала письмо матери.

«Здравствуй, моя доченька! Получила от тебя письмо, рада, что дела идут хорошо, что ты здорова и настроение у тебя бодрое. Нам трудно себе представить, что наша тихая робкая дочурка стала военным штурманом, летает на боевом самолете и сбросила на голову проклятых фашистов уже сотни бомб. Береги себя, моя доченька. Мы все желаем тебе здоровья, успехов в службе, скорой победы».

«Ах, мама, мама! Все ты волнуешься, беспокоишься, – думала Аня, складывая письмо. – А я, поверь, летаю штурманом совсем неплохо. И в полку меня уважают. Так что все в порядке. Ну а потом, после войны, будет чем заняться…»

Правда, Аня не очень четко представляла себе, чем будет заниматься «потом». Раньше ей все было ясно: кончится война, и она вернется в институт. Но за последнее время стала убеждаться, что ее все больше захватывают полеты.

«Хорошо бы, конечно, остаться в авиации. Но вряд ли это удастся. Разрешают летать, пока идет война, а закончится – женщин демобилизуют. Правда, есть еще один вариант…»

При мысли о нем в глазах Ани запрыгали веселые искорки. Вера заметила это, спросила:

– Чего улыбаешься?

– Да вот думаю, чем буду заниматься после войны. Надя – в аэроклуб, ты – в институт, а я…

– А ты на физмат… Аня промолчала.

И тут Надя с иронией заметила:

– Она пойдет в ансамбль песни и пляски. Представляете, идем по городу и видим афишу: танцует Анна Высотина. И ее огромный портрет, вся грудь в орденах…

Все рассмеялись, хохотала и Аня.

– Ну а все-таки куда? – допытывалась Вера.

– Не знаю, – пожала плечами Аня.

– Стоит ли, девочки, гадать? – вздохнула Ольга. – Разве узнаешь, что нас ждет впереди. Время-то какое… Думали ли мы, что будет война, пойдем на фронт громить фашистов? И где? У Волги! На Кубани!

– Да если бы мне сказали в начале войны, что немцы дойдут до Волги, я бы ему глаза выцарапала, – категорично заявила Аня.

– А где же Надя? – спросила вдруг Ольга. Она и не заметила, как Надя вышла из комнаты.

Аня развела руками.

– Опять сбежала? Уведет ее от нас этот капитан, – невесело проговорила она.

– Сама ведь тоже бегаешь на свидание к лейтенанту… с усиками, – заметила Вера.

– А тебе откуда известно? – вспыхнула Аня, щеки ее маково зарделись.

– Известно… Любовь, милая, не утаишь, не спрячешь. Она на лице у тебя светится.

– Вечно ты с выдумками! – обиделась Аня.

– Что кому судьбой намечено, того, видимо, не миновать, – потянулась на койке Вера, укрываясь одеялом.

2

Полк получил задание нанести бомбовый удар по немецкой танковой дивизии, которая перебрасывалась из Крыма для усиления Кубанской группировки. Наша разведка установила точный маршрут движения, хотя дивизия двигалась только ночью.

– Хорошо бы ударить по ним на рассвете, – рассматривая карту, говорил Макаров.

– Это самый лучший вариант. Больше внезапности, – соглашалась Звягинцева, замполит полка.

– Я думаю, генерал одобрит такое решение. И они не ошиблись. Комдив поддержал их.

Один за другим выруливали самолеты на старт, уходили в воздух.

Экипажи Басовой и Голубкиной в общем вылете полка не участвовали. Они получили другие задания.

Подозвав Надю и Веру к столу, Макаров развернул карту.

– Взлетаете вы, товарищ Басова, вслед за группой. После линии фронта идете вот в этот квадрат, – указал он карандашом на карте. – Надо разведать и сфотографировать все, что там сосредоточил противник. При возвращении пройдете через район, где будут действовать наши самолеты, и сфотографируйте результат удара полка по танковой дивизии. Все ясно?

Надя подобралась, подтянулась.

– Все ясно, товарищ майор.

– Разведданные срочно нужны командованию армии, – добавил он.

– Задание будет выполнено, – заверила она.

– Верю… – мягко и как-то сочувственно произнес Макаров.

Ему нравилась эта кареглазая бойкая летчица, не раз удивлявшая его своей смелостью, решительностью, тактической грамотностью при выполнении полетных заданий.

Он хотел их отпустить, но что-то вспомнил, торопливо проговорил:

– Соседкий полк тоже прошу не тревожить.

Надя вскинула на него удивленные глаза, лицо ее зарделось.

– Товарищ майор, о чем вы?

– Знаешь, знаешь, о чем я говорю. Еще раз доложат – накажу.

Взяв свое снаряжение, они заспешили к самолету.

«Все-таки сообщили!» – возмущалась по дороге Надя.

Возвращаясь однажды с боевого задания, Надя решила пройти над аэродромом соседнего полка, в котором служил Костенко, и на виду летчиков выполнить полет на малой высоте. Надя знала, что некоторые из них немного задавались, к летчицам относились с высокомерием. Аэродром их находился рядом, времени требовалось немного, и она повела туда свою «пешку».

Снизившись до десяти метров, Надя прошла вдоль стоянки, видела, как разбегались и прятались в укрытия люди, приняв их ПЕ-2 за самолет противника, а потом сделала крутую горку, положила «пешечку» с крыла на крыло, послав на землю «воздушный привет». Они запомнили хвостовой номер самолета и по нему определили виновницу вызванной на аэродроме суматохи. Она потом подтрунивала над Костенко, рассказывая ему, как некоторые «храбрецы», завидев ПЕ-2, метались по стоянке, прячась в укрытия. Она уже и забыла об этом случае, а Макаров, оказывается, помнил, хотя почему-то ей не говорил и не упрекал за нарушение летной дисциплины.

Отпустив Басову, Макаров вызвал экипаж Голубкиной. Перед ним лежала на столе все та же карта.

Указав на обведенный синим карандашом кружок, он сказал:

– Вот здесь находится железнодорожный мост. Видите?

– Вижу, – ответила Ольга, посмотрев на карту.

– Приказано его уничтожить.

– Уничтожим…

– Это нелегко, товарищ Голубкина, – медленно, с растяжкой, произнес Макаров. – Это мост. В него попасть трудно. К тому же его прикрывают зенитки, истребители. Из других полков летали. И не раз… А мост стоит. Через него противник перебрасывает к фронту войска.

Макаров замолчал, постоял, видимо, ждал, что скажет Ольга.

«По интонации голоса можно узнать – робеет человек идти на такое задание или нет», – думал он.

Макаров понимал, насколько сложна и опасна обстановка в том районе, куда они полетят. Длительный полет над местностью, где противник сосредоточивает свои силы и которую он усиленно прикрывает с воздуха, связан с большим риском. К тому же за одиночным самолетом всегда охотятся истребители, так как знают, что это, как правило, разведчик, и, чтобы разведданные не попали в руки противоборствующей стороны, преследуют его до тех пор, пока не собьют.

Макаров в экипаж верил. И все же в глубине души он чувствовал щемящую боль от того, что приходится посылать их на такое трудное задание. Он уже не раз замечал за собой подобное состояние: и жалость, и грусть, и боль, когда девушки уходили в полет, будто он, Макаров, был повинен в том, что им, женщинам, приходится выполнять эту тяжелую работу. И когда однажды с задания не вернулся экипаж, он не находил себе места. Что ни говори, а служить ему в мужском полку, где он был заместителем командира, было гораздо легче. Война все-таки, считал Макаров, не женское дело.

Он тепло посмотрел на Ольгу, опустил глаза. Ольга по-своему поняла и эту длительную паузу, и этот его взгляд, лишь спросила:

– Полетим одни?

– Одни… Больше шансов проскочить незамеченными. А вы что предлагаете?

– Действительно, одним лучше. Я тоже хотела вас об этом просить. – Немного подумав, предложила: – Хорошо бы, конечно, ударить на зорьке. Взлететь ночью, выйти к мосту на рассвете…

– А что? Пожалуй, верно, – одобрительно проговорил Макаров. – Принимается. Готовьтесь.

Макаров ушел на КП, а девушки, развернув карту, стали прокладывать маршрут полета. Они имели уже не один десяток боевых вылетов, но такую задачу получили впервые. Ольга ясно представляла себе трудности, связанные с выполнением этого задания, и обеспокоенно посмотрела на Аню.

– Справимся, штурман?

– Да я теперь, если что, сама вместо бомбы на мост выпрыгну, – заявила Аня, улыбаясь чуть подкрашенными губами.

«И тебя, милая, к косметике потянуло, – отметила про себя Ольга. – Запал все-таки в твою душу лейтенант…» А вслух сказала:

– Проку от тебя, Аннушка, мало, если и выпрыгнешь на мост сама. А вот бомбочку в мост положить надо.

Они изучили маршрут полета, произвели расчеты, доложили командиру полка.

Проверив их подготовку, Макаров отпустил экипаж на отдых. Девушки успели еще часика три поспать, а ночью пришли на аэродром. Ольга осмотрела подвешенные на внешние держатели две двухсотпятидесятикилограммовые бомбы, проверила надежность контровки[9] взрывателей.

– Может, еще парочку? Задание трудное, – заметила техник самолета Галя.

– И этих хватит. А в случае чего… – Ольга хотела сказать, если не попадут в мост бомбами, то направят в него самолет, но мост уничтожат, да замолчала, не хотела тревожить преждевременно Галю.

Но Галя догадалась, о чем думала Ольга, и набросилась на летчицу:

– Ты что надумала? Да как ты смеешь! Я сейчас же пойду к Макарову и расскажу ему.

– Ходить никуда не надо, – примирительно проговорила Ольга. – Все будет в «ажуре», как говорит Аня, и «пешечка» твоя вернется целехонькой и невредимой.

Еще раз взглянув на бомбы, Ольга и Аня поднялись в кабину самолета.

Небо на востоке было еще темно-голубым, но у самого горизонта уже тянулась светлая полоска.

После взлета они набрали над аэродромом высоту и взяли курс на запад. Внизу виднелись траншеи, опрокинутые машины, танки – следы недавних ожесточенных боев. По степным дорогам двигались к фронту наши войска. Вскоре потянулись на десятки километров прибрежные лиманы[10].

По совету командира полка они выбрали маршрут полета с таким расчетом, чтобы пересечь линию фронта в наиболее глухом месте, уйти в море и зайти на цель с запада. Так они и поступили.

Линию фронта прошли незамеченными.

Теперь предстояло самое трудное: скрытно удалиться в море и дальше действовать так, как задумали на земле. Море было спокойным, в его свинцовых волнах засверкало утреннее солнце.

Уткнувшись в карту, Аня рассчитывала поворотный пункт.

– Через три минуты поворот, – доложила она Ольге. В заданной точке они развернулись, вышли на берег.

Впереди показалась река. Светлой узкой полоской петляла она среди зеленых полей.

Ольга напряженно всматривалась, отыскивая цель. На фоне светлой воды она увидела две тонкие темные линии, пересекавшие реку. Сердце забилось учащенно. «Это мост».

– Видишь мост? – спросила она штурмана.

– Вижу, – глухо ответила Аня. – Ложись на боевой курс.

Ольга напряглась, ноги слились с педалями руля поворота, руки застыли на штурвале.

– Ну, Аня, выводи точнее. Фашисты молчат, не стреляют. Приняли, видно, за своих.

По данным нашей разведки, мост охраняли зенитки, прикрывали истребители. Но сейчас пушки молчали, истребителей в воздухе не было. Видимо, тактическая хитрость удалась: появления нашего самолета со стороны моря немцы не ждали.

Аня подала команду на ввод самолета в пикирование. Ольга энергично отдала штурвал от себя – «пешка», описав крутую кривую, стремительно понеслась к земле.

Штурман не спускала глаз со стрелки высотомера: важно точно подать команду о выводе самолета из пикирования. Вот уже стали хорошо просматриваться на реке лодки, на дороге – автомашины.

Аня терпеливо ждала, подавляя в себе желание дать команду о выводе раньше. Стрелка высотомера подошла к расчетной цифре, и Аня подала команду о выводе самолета из пикирования.

Ольга нажала на кнопку сброса бомбы, потянула штурвал на себя.

Самолет нехотя выходил в горизонт.

Аня смотрела на мост, ожидая взрыва бомбы. Но громадный столб черной земли взметнулся в стороне от моста, на берегу реки.

– Промахнулась… – растерянно прошептала Аня.

Ее бросило в жар. «А если и вторую бомбу мимо?.. Тогда что?»

Переживала и Ольга. «Надо же! Все шло хорошо. Зенитки молчали, на мост вышли точно, пикировали отлично, и вдруг – мимо!»

– Товарищ командир, «фоккер» сзади, – доложил стрелок-радист.

– Начинается… – сурово сдвинула брови Ольга.

Развернула пулемет и Аня, взяла «фоккер» в прицел.

Истребитель приближался. Уже четко были видны плоскости, мотогондолы[11]. Аня с силой потянула гашетку – пулемет задергался в ее маленьких руках. Вел огонь из кормовой установки и стрелок-радист.

«Фоккер» дал длинную очередь, отвернул вправо: лезть под огонь пулеметов не решился.

И снова ПЕ-2 на боевом курсе. Снова штурман ловила в перекрестие прицела паутинки железнодорожных линий, пересекающих реку, снова подавала летчице команду «пошел!». Снова – падение машины вниз и стремительный обратный бег стрелок высотомера. Но зенитки на этот раз встретили их шквалом огня. Белые шапки разрывов появились и справа, и слева.

«Спокойнее, спокойнее, – успокаивала себя Ольга. – Без паники. Осталась одна бомба. Одна… Промах исключается. Моста над рекой не должно быть. Не должно…»

Она не слышала ни свиста ветра за стеклом кабины, ни рева падающего вниз самолета. Все внимание было сосредоточено на одном – мост! Не промахнуться, уничтожить! Мост стремительно приближался. Еще мгновение – и штурман подаст сигнал о выводе самолета из пикирования.

Вдруг чем-то острым обожгло висок Ольги, темная пелена затянула сетку прицела. Ольга смахнула рукой теплую липкую кровь с правого виска. «Вот не вовремя!» – с досадой подумала она.

– Выводи! – донесся приглушенный голос штурмана.

Ольга впилась глазами в прицел. Белые линии сетки ползли по реке, темная перемычка приближалась к центру перекрестия. Пора! Нажала на кнопку сброса бомб, потянула штурвал на себя.

Огромные перегрузки прижали ее к сиденью. И все же ей удалось повернуть голову назад и, накренив самолет, собственными глазами увидеть, как рухнули железобетонные фермы моста. Это заметила и Аня.

– Ура! – восторженно закричала она, но, увидев на лице Ольги кровь, испугалась. – Что с тобой, Оля?

Ольга отмахнулась:

– Все в порядке. Следи за маршрутом. – А сама чувствовала: руки ослабли, еле держат штурвал.

Достав из аптечки бинт, Аня сняла с Ольги шлемофон, забинтовала голову. Посмотрела на карту: до линии фронта было минут двадцать полета.

«Выдержит ли Ольга? Или придется садиться в тылу врага?» – втревожилась она.

Ольге становилось все хуже и хуже. Бинт на голове стал розовым. Самолет летел неустойчиво: раскачивался, кренился, словно подбитая птица.

Вцепившись руками в штурвал, Аня помогала Ольге управлять машиной. В кабине было душно. Пот из-под шлема тонкими струйками стекал по лицу, солоновато ощущался на губах.

Вскоре показались яркие светлячки орудийных залпов. Это была линия фронта.

– Сколько до аэродрома? – спросила Ольга.

– Минут десять, – ответила Аня.

– Передай на КП, чтобы освободили полосу…

Когда колеса коснулись земли и самолет побежал вдоль полосы, Аня облегченно вздохнула, сбросила пропотевший шлемофон, обняла Ольгу.

– Оля, милая, мы дома! Мы дома!

Слова штурмана отозвались далеким глухим эхом. Ольга теряла сознание…

3

В том же саду под ветвистой яблоней, где месяц назад лежала Надя, теперь расположилась Ольга. Чувствовала она себя немного лучше, но общая слабость пока еще сказывалась, голова при ходьбе кружилась. Затянувшаяся болезнь волновала ее.

Тревожило не само ранение, нет, беспокоило другое: как бы это ранение не лишило ее возможности летать. Вот что пугало и страшило Ольгу.

Как всегда, шумной толпой пришли девушки, в руках несли посылки.

 







1
...
...
8