Полет протекал нормально, зенитки противника молчали, прожекторы не беспокоили, видимо, принимали за своих, тем более что летели они с запада на восток. Уверовав в благополучный исход полета, Ольга уже прикидывала, что надо будет сделать после посадки и отдыха, куда сходить, какой купить подарок ко дню рождения сына.

– Штурман! – позвала она Аню. – Время посадки на «точке»?

– Четыре тридцать, – услышала она спокойный и, как ей показалось, немного сонный голос Ани.

– Ты чего там, Аннушка, сны что ль досматриваешь? Рано… – и передала по СПУ всему экипажу: – Усилить наблюдение за воздухом. Подходим к линии фронта.

«Пусть следят за воздухом, а то совсем расслабились». И тут Ольга заметила, что ровное и монотонное гудение двигателей как-то вроде расстроилось, самолет почему-то стало разворачивать влево. Она попробовала удержать машину от разворота педалями, но самолет заваливался влево все больше и больше. Бросив взгляд на приборный щиток, Ольга сразу поняла причину ненормального поведения самолета: обороты левого двигателя резко упали, температура масла поднялась выше нормы.

Она прибрала сектор газа левого двигателя, убавила обороты правого, но в этот момент послышался скрежет металла, самолет затрясло, и Ольга выключила левый двигатель совсем.

– Что с мотором? – спросила она техника.

– Заклинило… – проговорил тот обеспокоенно.

– Вижу, что заклинило. А почему?

Техник неопределенно пожал плечами. Ольга, как могла, удерживала самолет от разворота. Положение осложнялось.

– Штурман, когда линия фронта? – Она старалась говорить спокойно, не создавать панику.

– До линии фронта семь минут, – быстро ответила Аня, и в голосе ее уже не было прежней вялости, сонливости.

– Добро… – отозвалась Ольга. – Будем идти на одном моторе, левый вышел из строя.

Планируя с небольшим углом, Ольга создавала благоприятный режим работы для правого двигателя.

«Хорошо, что ночь, нет истребителей. А то туго бы нам пришлось…» – утешительно подумала она, а сама все-таки внимательно и настороженно всматривалась в ночное небо. Но в воздухе было спокойно.

– И зенитки молчат. Спят фрицы. Ночью воевать не любят. Ночью их… – не успела она договорить фразу, как два прожектора, внезапно прочертив в небе светло-желтые полосы, схватили в свои щупальца «Дуглас». В самолете стало ослепительно светло, как при вспышке фотолампы.

Ольга на мгновение закрыла глаза, бросила машину вниз, стараясь выйти из лучей, потому что за прожекторами должна была последовать стрельба зениток.

Ей удалось выйти из лучей, но она все продолжала под крутым углом планировать к земле, чтобы окончательно запутать прожектористов.

Впереди показались отдельные очаги пожаров. То была линия фронта.

«Наконец-то…» – прошептала Ольга, чувствуя, как влажные руки липнут к штурвалу. Продолжая планировать, она убавила обороты правого двигателя и так же, как ночью, бесшумно проскочила линию фронта.

– Теперь мы дома, теперь мы долетим и сядем… – произнесла она вслух, но ее никто не услышал: шум мотора заглушал разговор в кабине. – Будем садиться на ближайший аэродром, – сказала она по СПУ. – Радист, запроси разрешение на посадку у истребителей. Они тут где-то рядом. Аня, какой к ним курс?

Аня уткнулась в карту, быстро прикинула курс, время полета, тут же сообщила Ольге.

Через несколько минут в предрассветных сумерках они увидели полевой аэродром и благополучно произвели на нем посадку.

3

Обследовав на земле двигатель, специалисты пришли к заключению, что его надо заменить. Ольга связалась по телефону с командованием своей части, и оттуда привезли на самолете новый двигатель. Техники стали демонтировать мотор, а Ольга и Аня уехали в военный городок.

В летной столовой, куда они зашли пообедать, их встретил знакомый майор из полка, в котором служит Костенко, и сообщил ошеломляющую новость. Неделю назад в полк вернулась Надя Басова со своим штурманом Верой Задорновой, так что версия о их гибели не подтвердилась. Это известие так обрадовало Ольгу и Аню, что они не смогли сдержать слез. Тут же побежали на почту, дали девушкам телеграмму.

А случилось с ними вот что.

Во время разведки заданного района немцев их атаковали истребители, подбили оба мотора. ПЕ-2 стал падать. Надя решила посадить горящий самолет, но под ними находился густой лес, сажать было опасно.

К счастью, лес вскоре кончился, впереди показалось ровное поле. Не выпуская шасси, Надя посадила ПЕ-2 на живот. Моторы горели, пламя подбиралось к плоскостям и фюзеляжу, где размещались бензобаки. Через астролюк девушки выбрались наружу, бросились к кабине стрелка-радиста. Они звали Таню, колотили кулаками по фюзеляжу, но Таня не отзывалась.

Кое-как забрались на самолет. Надя сумела открыть нижний люк, вытащить из кабины Таню. Комбинезон ее был в крови, лицо – мертвенно-бледным, она не подавала никаких признаков жизни. Подхватив Таню, они понесли ее к лесу, подальше от самолета. Пока девушки несли Таню, самолет взорвался, разбросав вокруг горящие дюралевые головешки.

Таня была мертва, пули в нескольких местах пробили грудь. Осторожно подняв ее, понесли в лес. На опушке остановились, положили под густой сосной. Надя упала на колени, прижалась к мертвому лицу Тани, плечи ее затряслись.

– Прости меня, Танюша, не уберегла я тебя… Прости… – шептала она.

Долго стояли они в скорбном молчании над Таней. Потом нашли яму, положили в нее Таню, прикрыли землей, сверху набросали еловых веток, а сами медленно побрели в глубь леса.

Сначала вгорячах Вера почти не ощущала боли в левой ноге, а теперь с каждым шагом боль росла и остро отдавалась в сердце.

– Что с ногой? – спросила Надя, заметив прихрамывание Веры.

– Не хотела говорить тебе, ранена я… Полон сапог крови…

– А чего же молчишь? – упрекнула Надя. – Давай посмотрю.

Они сели. Вера сняла сапог, задрала штанину комбинезона. Чуть выше колена виднелась рана. Кровь алая, густая, растекалась по ноге. Надя взяла у нее планшет, отстегнула кожаный ремень, сняла с себя нижнюю рубашку, порвала на куски. Затем обмотала тряпкой ногу, перетянула ремнем, забинтовала рану. Кровотечение остановилось.

– Ну вот, все в порядке, – спокойно проговорила она. – Теперь давай сориентируемся, куда держать путь. – Достала из планшета карту, стала уточнять место. – Вот район, который мы фотографировали, – водила она пальцем по карте, – а вот лес. Мы сели на его западной окраине. Значит, находимся примерно здесь. Верно?

– Должно быть так… – согласилась Вера. Она потеряла много крови, лицо ее побледнело.

Сориентировав компас и определив «север – юг», Надя указала рукой:

– Нам туда – на восток.

Лес был густой. Сосны свечой тянулись к небу и, раскачиваемые ветром, уныло шумели.

Вначале они шли быстро, но через полчаса Вера стала отставать.

Надя сочувственно спросила:

– Трудно?

– Ничего… Как-нибудь…

Лицо Веры было потным, дышала она тяжело и часто.

– Давай отдохнем? – предложила Надя.

– Нет, нет… – запротестовала Вера. – Пойдем. Я еще могу…

А часа через два, выбившись окончательно из сил, устало произнесла:

– Не могу больше… – и пластом растянулась на траве. Ноги гудели и ныли, тело было свинцово-тяжелым.

«Надо же было угодить в ногу… Уж лучше бы в руку… На руках не ходить. А теперь вот шкандыляй, мучайся…» – тревожилась она.

Надя немного полежала, потом встала, обошла поляну и вдруг радостно закричала:

– Вера! Ежевика! Да много так!.. Пробирайся ко мне! С момента их вылета прошло уже немало времени, они проголодались и чувствовали тупую ноющую боль в желудке. Бортпаек впопыхах забыли в самолете, с собой, кроме пистолетов и ножей, ничего не было.

Вера с трудом поднялась, заковыляла к Наде. Дымчато-сизые ягоды гроздьями висели на кустах. Они обрывали ежевику, жадно бросали ее в рот. Прошло, наверное, с полчаса, пока они утолили немного голод. Губы и руки от ягод стали черными, будто вымазали их сажей.

На пути им попался ручей. Вода была не особенно чистой, ручеек оказался мелким, заросшим, но они все же напились, утолив жажду.

Солнце клонилось к закату, кое-где перекликались птицы, деловито долбили кору дятлы, в вечернем лесу веяло сыростью и гарью. И вдруг Надя отчетливо услышала гул машин. Остановились, прислушались.

Да, они не ошиблись: это был гул грузовых машин. Гул нарастал, приближался.

Спрятавшись в густом молодом ельнике, они затаились. В ста метрах проскочила одна машина, за ней – другая.

– Там, наверное, дорога, – шепотом сказала Надя. – Переходить ее опасно, можно нарваться на немцев или полицаев.

– Что же делать? – вскинула усталые глаза Вера.

– Придется ждать темноты. Все равно мы устали, пора отдохнуть.

Вера тут же тяжело опустилась на траву, Надя села рядом.

– Если это дорога, значит, где-то поблизости село или город, – высказала предположение Вера.

– Верно. Только нам с тобой от этого не легче. Нам лучше держаться от сел и деревень подальше.

– А что будем есть, пить?

– Лес прокормит… – Надя достала из кобуры пистолет, вытащила из него обойму, осмотрела ее, снова вставила на место, словно убеждалась, есть ли там патроны. Вера тоже вытащила пистолет, он был совсем еще новенький, она получила его взамен старого накануне вылета.

Покрутила его в руках, довольная, сказала:

– Новенький. Перед вылетом получила… – и засунула пистолет в кобуру.

– Пистолеты есть, патроны есть, ежевика есть… Теперь нам и сам черт не страшен, – весело проговорила Надя.

– Черт-то нам не страшен, с ним бы мы справились, а вот если немцев встретим, тогда нам хана…

– В лес ходить они боятся, напуганы партизанами. Так что спасение наше только в лесу.

Они замолчали, лениво жевали ежевику.

В лесу сгущались сумерки, отчетливее слышались шорохи, крики птиц. Неожиданно поблизости раздался треск ломаемого кустарника.

Они насторожились, замерли. Надя потихонечку отстегнула кнопку кобуры, вытащила пистолет. К кобуре потянулась и рука Веры.

Треск кустов усиливался, приближался. Он был настолько звучным, что казалось, будто через ельник пробирается по крайней мере взвод солдат или танк.

«Если немцы, наши дела плохи, – обожгла Надю тревожная мысль, но она тут же стала утешать себя: – Может, не заметят, пройдут мимо?» – и предупредила Веру:

– Без команды не стреляй.

Летая на бомбежку, воздушную разведку, Надя не испытывала такого страха, как сейчас. Находясь в самолете, она знала, что надо делать в воздухе. Полет захватывал ее, вызывал боевое возбуждение, все она делала уверенно, четко, смело, чувство опасности как-то не касалось ее сознания. Даже сегодня, когда истребители подожгли моторы, Надя управляла самолетом спокойно, не испытывала растерянности, смятения, думая лишь об одном: как благополучно посадить горящую машину и спасти экипаж. Если бы даже ее смертельно ранило в воздухе, она знала, что самолет не бросит, прикажет членам экипажа покинуть борт машины, а сама направит ПЕ-2 на врага. Это для нее давно решенный вопрос, и по-другому поступать она себе не мыслила. Но, оказавшись в этом лесу, в тылу врага, Надя вдруг почувствовала себя беспомощной, беззащитной, и ее охватил страх. Может быть, это был и не страх, по натуре она была женщиной смелой, мужественной, а, скорее всего, – минутная растерянность. Растерянность от того, что она до этого в лесу не бывала и не представляла, как вести себя в нем. Огромный лес оглушил ее, подавил своей масштабностью, неизвестностью.

Между тем треск и шум кустарника слышались почти рядом. Они лежали, боясь шелохнуться, готовые слиться с травой, лишь бы только остаться незамеченными. Но вот шум затих, и на небольшую прогалину вышел огромный лось.

– Смотри! – толкнула Надя в бок подругу.

Лось настороженно, беспокойно водил из стороны в сторону большой мордой, почувствовав, очевидно, поблизости людей. Длинные красивые рога его тревожно вздрагивали. Издав резкий звук (возможно, он предупреждал свое стадо об опасности), он скрылся в кустах.

– Лось пришел к нам на свидание, а мы растерялись, – рассмеялась Надя, укладывая в кобуру пистолет.

– Жених что надо. Красавец… – дрогнули губы Веры в слабой улыбке.

Полежав еще с полчасика, Надя помогла Вере подняться, и они вышли из ельника. В лесу уже густо плавали сумерки, деревья сливались в одну сплошную темно-коричневую массу. Вверху сквозь листья деревьев слабо светили звезды.

К дороге вышли осторожно, постояли, прислушиваясь, нет ли гула машин. Но вокруг было тихо, и они перешли шоссе. Дорога была хорошо накатанная, хотя и проселочная, но широкая и ухоженная. Видно, по ней ездили часто.

Девушки торопливо уходили от дороги подальше в лес. Идти стало труднее, они то и дело натыкались в темноте на деревья, вперед продвигались медленно.

Надя временами поднимала к глазам руку, на которой находился компас, уточняла направление движения.

Изредка с деревьев взлетали вспугнутые ими птицы, девушки оторопело останавливались, ждали две-три секунды и шли дальше.

Вера все сильнее опиралась на плечо Нади, боль в ноге отдавалась во всем теле. Она понимала, что доставляет немало хлопот Наде, но что можно было сделать в ее положении? Не оставаться же одной в лесу, да и Надя никогда бы на это не согласилась.