Оценив степень его свежести, Симо запрятал переживание куда подальше. Это не та история, которую пересказываешь на пикниках или проговариваешь про себя в сотый раз. У них нет детей, но когда-нибудь они будут, верно? Они здоровы, и этого достаточно, чтобы стараться и дальше, разве нет?

Лена прошла в гостиную и по-хозяйски расположилась на коленях Симо. Пахло от нее чудесно, особенно в том полумраке, который образовывали ее локоны и изгиб шеи. Чувствовался душок какой-то старой и благородной одежды. Не иначе из театрального загашника выудили какую-то особо древнюю вещь.

– Ты поужинал, мой Сеньор Помидор?

Симо выразительно потряс блистером с подушечками никотиновой жвачки.

– Набит удобрением под самую макушку.

– Знаешь, Симо, когда-нибудь они спасут тебе жизнь.

Вид Лены при этих словах был столь многозначительным, что Симо ей поверил. Прочувствовал, что называется, до самого подвала. Придерживая эту чудесную женщину за ягодицы, он поднялся и понес ее в спальню.

В этом возрасте для любви требовалось немного удобства.

2

Ударившись о столешницу, пластиковый пакет с рекламой местного бара повалился набок, и Назар зашипел. В тот момент он боялся услышать еще одно шипение – литра пива, пускающего газы через пластиковую пробку. Слава богу, бармен не схалтурил, когда завинчивал ее, и зелень, сыр и, собственно, пиво не пострадали.

Захотелось скинуть куртку, но Назар лишь поплотнее запахнул ее. Его всё еще знобило, а на носу и без того маячило кое-какое ледяное дельце.

Он подошел к холодильнику и отпер морозильную камеру. Рука автоматически нырнула в холод и вынула серебристый брикет мороженого. Какое-то время Назар с недоумением смотрел на «Молочный полюс» (теперь с орешками и шоколадной крошкой), а потом хохотнул.

На ум пришла Базовкина. Воспоминание о ее перекошенном лице и рте, исторгавшем какой-то чудовищный писк чуть ли не за гранью слышимости, вызвал новый приступ хохота.

Обычно Назар не заводил интрижек на работе. Как говорится, не сри там, где ешь. Однако в прошлом году на него нашла блажь, и Лора Базовкина, работавшая в том же ОВД по Кемскому району, только по делам с несовершеннолетними, неким образом пробила в его правиле брешь. Вероятно, причина была в регулярных ударах метафорической гирей, олицетворявшей разом все достоинства Лоры. Или гирями, если уж на то пошло.

Как настоящий джентльмен, Назар пригласил ее к себе, чтобы угостить мороженым. Господи, и этот тупейший повод сработал! Но никто из них так и не получил желаемого: Лора осталась без мороженого, а Назар – без сладкого.

Продолжая изображать галантного ухажера, он отправился к музыкальному центру, чтобы включить ненавязчивый джаз, под который десерт пришелся бы по вкусу им обоим. Лоре же было предложено, как жертве джентльменских ужимок, добыть мороженое самостоятельно.

– Оно кажется подтаявшим, – пожаловалась тогда Лора, капризно надувая губки.

– Наверное, пока нес, приложил не к тому месту.

– Пожароопасный был очаг, да?

– Похоже на то.

Рассмеявшись, девушка уселась за стол, и ее груди большими каплями всколыхнулись в разрезе блузы, а потом она развернула «мороженое» и попыталась добыть кусочек острыми зубками. К сожалению, мороженая мышиная голова плохо поддавалась любым зубкам. Назар смотрел на это с выпученными глазами. Хотел бы он, чтобы это закончилось побыстрее, но Лора еще два раза успела познакомить свой рот с холодным трупиком.

Наконец она с недоумением подняла «мороженое» к глазам, и ее лицо буквально перекосило от визга. Рот распахнулся и не закрывался, словно там до сих пор ощущалась мороженая плоть грызуна. Возможно, в тот момент так оно и было.

В итоге грызун с твердым стуком ударился о трубу вытяжки, оставив на серебристой поверхности влажный след, а Лора покинула квартиру Назара. Ее крик был слышен даже в подъезде. И на улице, тремя этажами ниже, – тоже.

О случившемся по понятным причинам никто так и не узнал, но Лора с Назаром с тех пор даже не здоровалась.

– Да, Лора, не повезло тебе, – проговорил он, когда смех наконец-то отпустил его.

Назар вернул мороженое обратно в морозилку и вынул оттуда окоченевшую мышь. Оглядел ее. Да, такую целлофановую упаковку немудрено спутать с заводской. Но остальное, скажите на милость, ведь можно было разглядеть, верно?

Выдав еще один смешок, Назар освободил мышь от целлофана, в который с маниакальным упорством зоомагазины заворачивали подобный «корм». Затем переложил грызуна на диск микроволновки и разогрел в щадящем режиме. Подхватив мышь за потеплевший хвостик, Назар отнес ее к террариуму, стоявшему в углу гостиной, и аккуратно опустил внутрь.

Калигари, метровый маисовый полоз, с неспешностью политика запихнул угощение в рот.

– Другое дело, да, приятель?

Карамельно-песочный полоз не ответил, сосредоточенно проталкивая в глотку добычу, которой должно было хватить где-то на полторы-две недели.

«Вот бы и мне так», – с усмешкой подумал Назар. Конечно же, мышь, попавшая к Лоре в руки, тоже предназначалась Калигари… но досталась почему-то девушке, которой определялось совсем другое.

Не особо церемонясь, Назар поставил в микроволновку, в которой только что размораживал грызуна, вчерашние спагетти. Когда они разогрелись, засыпал их зеленью и тертым сыром. Из куртки оперуполномоченный так и не вылез.

Затем, вооружившись пивом и ужином, Назар направился в ванную. Там включил горячую воду и, раздевшись догола, забрался в эмалированное ложе и попытался вытянуться. Завтра предстояло отправиться на Сирены Амая, а он продрог как собака. Хотелось согреться.

– Ладно, побуду как дамочка, – подытожил Назар. Открыв пиво, он сделал первый, глубокий глоток. Рыгнул. – Ну, Чабан, уже придумал, как обзовешь нас, а?

Пятидесятилетний Степан Сальников, больше известный среди товарищей как Чабан, был их куратором от береговой охраны. Огромный и здоровый, он вполне мог играть в лапту подпиленным рельсом. А еще Чабан имел потрясающую способность – давать странные позывные. Если Назар не ошибался, в береговой охране до сих пор летали пара «Битлджусов» и плавал один быстроходный «Хаврош». Что и говорить, загадочны дела твои, Господи.

Как бы то ни было, завтра именно с Чабаном и его людьми предстояло поддерживать связь, пока следственно-оперативная группа будет рыскать по тайге в поисках деревенщин с кривыми зубами. Или сатанисты выглядят иначе?

Назару было на это плевать, и он, шмыгая носом, приступил к ужину.

3

Вероятно, в эту самую минуту между Назаром и Степаном Сальниковым, которого оперуполномоченный назвал Чабаном, установилась в некотором роде ментальная связь. Потому что Степан, этот крупный, но отнюдь не глупый мужчина, отвечавший за безопасность побережья Кеми и Беломорска, действительно ломал голову над позывным для следственно-оперативной группы.

Он тоже находился у себя в холостяцкой квартире и тоже пытался приступить к ужину, хоть и не в ванне, а за компьютером, чего обычно себе не позволял. На тарелке остывал стейк, что само по себе было кощунством чистейшей воды. Вдобавок ломоть обжаренной говядины напоминал жертву рукопожатия ядерного человека. Но какой кулинарный промах не исправляла водка с тоником, верно?

Степан в задумчивости водил курсором по экрану, перемещая его по страшной тайне позывных. Генератор кличек для животных предлагал задарма прозвище для абсолютно любого питомца: кошки, собаки, грызуна, амфибии. Немного подумав, Степан остановил свой выбор на кличке для лошади.

– Ну, ребятки, какой у вас завтра день? – пробормотал он, обращаясь сразу ко всем членам группы.

Дело было, скажем прямо, довольно-таки мерзкое. Хотя бы потому, что именно это убийство не имело ничего общего с человеческими эмоциями, отвечавшими за типичные проявления жестокости. Жена, заставшая мужа с любовницей, в состоянии аффекта способна размозжить им головы кухонным молотком. Выпивоха запросто угостит собутыльника топором только за одну усмешку, когда речь странным образом зайдет о ценных бумагах. И всё такое.

Ревность, гнев, зависть, злоба – вот четыре всадника всех умышленных убийств в мире. И к ним, на хромированной скелетообразной кляче, пытался прибиться религиозный экстаз.

Именно так объяснил ситуацию Симо Ильвес, когда сегодня, около четырех пополудни, подавал запрос на включение в состав группы религиоведа и патологоанатома, с чего-то решившего, что он – медик. Степан было заартачился, потому что гражданским не хрен ловить в таких делах, кроме пуль и ударов ножей на свои задницы.

«Да, по-моему, так я Симо и ответил: не хрен», – с улыбкой подумал Степан.

Но в итоге он всё равно согласился – и не в последнюю очередь потому, что увидел фотографии той бедняжки. Если психопатов, сотворивших это, поможет отыскать ищейка-религиовед – прекрасно. Значит, так тому и быть. Медик тоже не будет лишним. Вдобавок в составе группы отправятся Черкашин и Голанов. А эти двое могут и пострелять в случае чего.

Почему в группе всего семеро? Потому что подозреваемых пятеро. Так сказать, по количеству пар прорезиненных сапог, как упомянул Симо. Перевес на нашей стороне, не думаете? Ха-ха. Степан так не думал. Расследование будет проходить при участии береговой охраны, так что он, как говорится, будет не только держать руку на пульсе, но и сожмет эту конечность до посинения, если потребуется.

Какая-то часть рассудка Степана пожелала, чтобы он сравнил картинки трупа, зарисованные памятью, со стейком на тарелке. Он передернулся, едва не поддавшись этому странному искушению. Наконец кликнул по значку «СГЕНЕРИРОВАТЬ», и следственно-оперативная группа в мгновение ока обзавелась позывным «Архипелаг».

– Неужели кто-то действительно назвал бы так жеребца? – изумился Степан.

Поразмыслив, он пришел к выводу, что кличка одинаково хороша и для лошадей, и для людей, готовых выполнять тяжелую и опасную работу. Позывной был аккуратно внесен в открытый блокнот, чтобы уже назавтра очутиться во всей документации береговой охраны.

По столу пошла вибрация, и Степан перевел взгляд на смартфон. Звонила Альбина. Завтра она должна была вернуться в Кемь после однодневного визита к сестре. Что ж, вероятно, следующую ночь он проведет не один.

Он принял входящий вызов и улыбнулся, услышав знакомый голос.

– Привет, красавчик. Какого цвета на тебе трусики?

Степан хохотнул, показывая, что не прочь толики веселья, и тяжелым шепотом ответил:

– Почему бы тебе не звать меня – Архипелаг?

Первый кусок остывшего стейка наконец-то отправился в рот.

4

Контрольных работ по ОРКСЭ³ за четвёртую четверть набиралось немногим больше девяноста, и уже к следующему вторнику классы начальной школы хотели получить свои оценки. Хоть работа в Управлении образования и была основной, наибольшее удовольствие Ева получала от преподавания ОРКСЭ и ОДНКНР⁴ в Средней общеобразовательной школе № 2.

Мельком просмотрев первую контрольную, Ева поставила бледно-красную «пятерку» и на ощупь взяла следующий лист.

Мысли, словно примагниченные, крутились вокруг той мертвой девушки. Бедняжка не просто страдала перед смертью – она перенесла чудовищные муки, что в данном случае означало – умерла в полном соответствии с догмами сатанинской церкви. Запечатленное на снимках тело, вобравшее в себя цвета мела, венозного пурпура и желтизну неспелого лайма, опять возникло перед глазами.

«Господи-господи-господи, какой ужас!» – в который раз подумала Ева, почти не глядя ставя очередную оценку. Цифра получилась помесью бульдога с носорогом, чем-то средним между «четверкой» и «пятеркой», но девушка не заметила этого.

Она сидела на диванчике, подтянув к себе ноги и положив на колени чистую разделочную доску. Контрольные, словно листики белого, чрезвычайно тонкого мяса, клались на твердую поверхность доски, проходили через мысленное сито и, получив оценку, откладывались в сторону. Кто вообще сказал, что преподаватель должен являть собой образец благоразумия? Если сидеть с разделочной доской на коленях означало выполнять свою работу с комфортом – значит, так тому и быть.

Включенный торшер заливал «рабочее место» приятным теплым светом. Но этот уют казался ненастоящим, поддельным, потому что сегодня разум назубок выучил преподанный урок: всегда есть те, под кем находится лишь холодная поверхность.

Еву передернуло, и она сообразила, что держит одну из контрольных, пробегая взглядом один и тот же ответ. Темой работ значились «Добро и зло», и один из вопросов предлагал учащимся закончить фразу: «О человеке говорят, что он – злой, когда он…» Чимина Мария из четвертого «Б» посчитала, что человек злой, когда он «делает больно другим».

– Верно, Маша, и той бедняжке сделали очень и очень больно.

В следующей работе злым посчитали того, кто «громко кричит». Контрольные в руках Евы зашелестели так, словно попали в поток осеннего ветра.

«О человеке говорят, что он – злой, когда он…

…не делится.

…обижает животных.

…трогает тебя в запретных местах.

…стреляет в других людей.

…черный внутри».

– Господи боже! – Ева зажала рот руками. Глаза не отрывались от последнего ответа.

Черный внутри.

Контрольные съехали на пол, растянувшись по ковру белой неровной дорожкой, когда Ева встала. Она перебежала за рабочий стол, который был не так удобен, как комбинация дивана и разделочной доски, и вывела компьютер из режима ожидания. Заниматься и дальше школьными делами было глупо, учитывая, что завтра им могли повстречаться те, кто были черными внутри.

Ева углубилась в подборку статей, посвященных сатанизму, которые успела собрать после возвращения из морга. Ее нынешних познаний вполне хватало, чтобы с уверенностью судить о многом, но она только сейчас прочувствовала – до мурашек, до огромных, крупных мурашек, – что люди, поклоняющиеся Сатане, черные внутри.

Перед ее мысленным взором возник комичный образ Регины. Та, тряся сережками и двойным подбородком, пятилась, пытаясь закрыть толстой задницей «иисусову коллекцию», которую собрала у себя в кабинете. Но всё падало и рассыпалось, падало и рассыпалось, ломаясь и разваливаясь на куски.

– Есть только Иисус, заграбастанный тобой, да, стерва? А как тебе тот, о ком знают даже дети, а?

По неясным для нее самой причинам, Ева на прошлой неделе, когда все разошлись на обед, заглянула в личное дело Регины. И узнала, что Регина Вадимовна Ошукова, семьдесят второго года рождения, в браке с двухтысячного, мать двадцатилетнего балбеса, проживает на Каменевой, дом семь.

Здесь можно было бы сделать паузу и начать гадать, для чего Еве понадобился домашний адрес начальницы. Действительно – для чего? Чтобы как-нибудь вечерком, вооружившись пиццей с ананасами, нанести визит вежливости? Чтобы закопать топор войны с помощью бутылки недорогого вина? Или дело всё-таки не в попытке навести мосты?

И на миг, всего на мгновение, Ева ощутила, что тоже черная внутри.

Потому что голосок, пришедший из самых глубин ее души, раскрыл истинную причину.

Еве хотелось навинтить свою точку зрения на пику, а затем, выкрикивая о многообразии религий, воткнуть ее в глотку стерве.

5

Харинов тоже готовился к завтрашним мероприятиям. Он со всей тщательностью, с какой обычно проводил вскрытия, почистил подходящую одежду и собрал саквояж, превратив его в мощную походную аптечку. Не то чтобы он действительно собирался врачевать всех направо и налево, просто легкое занудство было частью его натуры, как, к примеру, специфичный «морговый» юмор или привычка, чтобы его называли исключительно по фамилии.

Так что долг врача перед потенциальными пациентами был выполнен.

Но что такое долг, если его нельзя разделить с женщиной? Можно разделить с ней пирог с повидлом или зарплату, но только совместный долг мог сплотить мужчину и женщину сильнее брака.

Харинов вот уже четвертый год питал к Лине чувства, которые можно было охарактеризовать как нежно-профессиональные. В конце концов, они работали вместе. Почти. Лина – в криминалистическом отделе ОМВД России по Кемскому району, а он – в городском морге, изредка выступая в качестве специалиста по судебно-медицинским экспертизам.

«Ты – эксперт, и я – где-то рядом. Так почему бы нам не провести парочку совместных экспертиз? Можно начать со вскрытия бутылочки чего-нибудь горячительного», – порой думал Харинов, и его передергивало от отвращения. Слишком уж по́шло это звучало даже у него в голове.

Но сейчас ему выпал редкий шанс показать себя во всей красе, и под красой Харинов подразумевал свой внутренний мир, больше походивший на прокопанный туннель под кладбищем. Сплошь темень да хихиканье, вызванное табличкой «Наденьте, пожалуйста, каску: с потолка могут свешиваться бледности».

В домашнем халате с черными и красными полосами, он прошел в гостиную, имевшую на стенах несколько абстрактных картин. Развалился на диване и взял в руки пульт от телевизора с диагональю экрана в пятьдесят пять дюймов.

Несмотря на гадливость общества, которую неизменно вызывала выбранная им стезя, Харинов неплохо зарабатывал. Конечно, не так хорошо, как тот же владелец похоронного бюро, но достаточно, чтобы хватало на ежегодную смену дорогих моделей телевизора, приличную звуковую систему и безупречную звукоизоляцию квартиры, иначе первые два пункта потеряли бы всякий смысл.

Экран телевизора потемнел, и появилась узнаваемая эмблема кинокомпании «Уорнер Бразерс». Потом щит с буквами «WB» сменил короткий видеоряд, и возникла надпись: «Фильм Уильяма Фридкина». Где-то принялись тревожно повизгивать скрипки, пробирая до мурашек, и Харинов в нетерпении заелозил, запихивая полы халата поглубже между ног.

Вряд ли кто-нибудь назовет просмотр фильма «Изгоняющий дьявола» подходящим способом привести мысли в порядок, особенно на фоне предстоящего визита в потенциальное логово сатанистов. Но Харинов так не считал. В конце концов, каждый пьет только те витаминки, в которых наиболее нуждается, верно?

– Чёрт, мне просто нужно знать, как побороть их директора, – пробормотал Харинов, будто оправдываясь невесть перед кем за неуместный досуг.

Спустя четверть фильма он уже в голос посмеивался над фантазиями на экране.

6

Что-то тревожное и неосязаемое, как сорванная ветром паутина, пронеслось по квартире, и Лина открыла глаза. Какое-то время она собиралась с мыслями, а потом сняла с груди раскрытую книгу Пола Шелдона «Возвращение Мизери» и, захлопнув ее, положила на столик. Бодьян приоткрыл зеленый глаз и, оставаясь в том же положении клубка, забравшегося под мышку, более ничем не показал, что тоже проснулся.

По квартире-студии плавали тени, рождавшиеся от игры воды и света. Пошел дождь, и его капли, бежавшие по оконным стеклам, подхватывали блики вечерних улиц и превращали в бесформенные силуэты. В центре этого колышущегося теневого гнезда, приходившегося на диван, озиралась Лина. Погладив кота, она встала.

Она четко помнила, как услышала это – то, что ее пробудило. Будто в дожде, прячась за стуком капель и гулом машин, пронеслось нечто огромное и мощное. Задержавшись на высоте четвертого этажа, это самое нечто царапнуло оконные рамы. Полоснуло когтями по пластику. Клак-крж. Будто пыталось добраться до ее разума.

Прекрасно понимая, что ведет себя странно, хуже того – иррационально, Лина бросилась к окну. Откинула голубоватый газовый тюль, с шумом выдохнула, ожидая встречи со сном. Но вечерняя Кемь не предполагала, что среди коробок домов и огней или над шоссе будет парить нечто черное и крылатое.

Оконные рамы, насколько могла судить Лина, тоже были как будто целы.

Оставив широкое окно зоны гостиной в покое, она включила свет и прошла на кухню. Там налила себе стакан воды и залпом его осушила. Но простое действие не принесло желанного удовлетворения. Наоборот. Внутренний зуд, источник которого невозможно было установить, лишь усилился, словно на повышенных оборотах заработал далекий визгливый мотор.