Благополучно отстояв положенное время, я растолкал напарника и завалился спать на его месте. Оборудовал себе Герка спальное место, конечно, со знанием дела. Прошёлся с вечера по кабинетам, отыскал мужскую куртку, чей-то ватник, несколько серых халатов и, даже, прелое одеяльце. Всё это разложил аккуратно и получил довольно неплохую лежанку. Я проследил, чтобы он окончательно проснулся и заступил на пост возле приоткрытой двери напротив щели, и улёгся. Заснул, практически, сразу. За полгода моей работы в поиске организм давно уже приучился не тратить время на долгие засыпания. Я, сейчас, даже, с удивлением вспоминаю, как в то далёкое мирное время по часу – полтора крутился в постели, борясь с бессонницей.

Проснулся я от яркого луча света, бьющего мне прямо в лицо. Это, что, Герычу скучно стало, и он решил таким образом приколоться? Интересные же шутки у них в охране! Нужно будет устроить ему сегодня днём бег по пересечённой местности, чтобы не шутил так больше. Кое-что из того, что в голове мелькнуло, я, наверное, сказал вслух, потому что сразу получил удар ботинком по рёбрам.

– Вставай! – скомандовал совершенно незнакомый мужской голос. – Потом побегаешь.

Скорее на инстинктах, я откатился в сторону и вытянул к автомату руку. Автомата не было, зато по рёбрам прилетел очередной пинок.

– Шустрый! Вяжи его, братва!

Меня сразу схватили, заломили мне руки и связали за спиной проволокой. Больно. И вены сдавили. Кисти сразу стали неметь.

– Вы кто такие? – прокаркал я внезапно пересохшим горлом.

– Это я тебя хочу спросить, кто вы такие? Вломились на чужую территорию не спросясь, расположились тут, как у себя дома.

– Вы бы табличку, тогда, повесили. Не входить, мол, собственность такого-то.

– Шутишь? Ну-ну. Тащи его.

Меня подхватили под локти, вызвав очередной приступ боли в плечевых суставах, поставили на ноги и выволокли в коридор. Там я увидел Геру. Точно так же связанный, он стоял у стены с разбитым лицом и растерянно моргал. Похоже, ему по голове неплохо приложили. Ещё до конца в себя не пришёл. Неужели проспал? Тоже мне, опытный охранник! Нас потащили вниз по лестнице на первый этаж, потом, в неприметную дверь, которую днём мы даже не заметили, и вниз, похоже, в подвал.

Это был не подвал, а бомбоубежище. Достаточно просторный тамбур, где за сетчатой перегородкой навалены были сломанные тройные кресла с поднимающимися сидушками, которые, обычно, устанавливаются в актовых залах. Дальше был коридор со стеклянной кабинкой дежурного по бомбоубежищу, небольшой холл и два коридора – влево и прямо. В нос сразу шибануло амбрэ от множества немытых тел, вонь перекисшей капусты, горелой каши и неисправного санузла. Чувствовалось кожей, как где-то там, в темноте, ворочается людская масса. Нас прислонили к стене, а двое с автоматами встали по краям, недвусмысленно направив на нас стволы. Серьёзные ребята. И, по глазам вижу, выстрелят, не задумываясь. Но не сейчас. Им команда нужна. Без команды они ни чего делать не будут.

– Кого ждём? – поинтересовался я, скорее, чтобы хоть как-то отвлечься.

– Пасть захлопни! – отозвался тот, что справа. – Ты своё право говорить без разрешения потерял, когда порог этого здания переступил.

– А кто мне должен разрешить?

– Преподобный Илья. Или кто-то из его апостолов.

– Кто?

– Что, срочно оглох?

– Лёха! – зашептал мне Гера. – Не зли их. Лучше молчи, а то пристрелят.

–Не пристрелят, – ответил я. – Им на это нужно благословение какого-то Ильи.

– Не какого-то, а преподобного, – скрипнув зубами от злости, поправил меня правый.

– Вот, видишь? Так что, не бойся раньше времени. У тебя ещё будет такая возможность.

– Шутишь?

– Ага. А что? В штаны мочиться от страха? Это всегда успеется.

– А ну заткнулись! – рявкнул наш конвоир.

Ладно. И так достаточно позлили. Теперь помолчим. Подождём, что дальше будет. Что-то мне это всё не нравится. Ещё и преподобный этот со своими апостолами. Никак в секту попали? Слыхал я, что в городе стали активизироваться фанатики всякие. Их и до катастрофы хватало, а сейчас и подавно. В мутной воде, говорят, рыбка всегда легче ловится. А сейчас – уж очень мутно. Отчаявшиеся люди не знают, куда и податься. Самое время для религиозного разгула.

Стояли мы достаточно долго. Даже устали, да и конвоирам нашим тоже уже поднадоела эта бодяга. Но держались они стойко. Наконец, в одном из коридоров раздались бодрые шаги, и в холл вышел, потягиваясь, здоровый мужик с лощёной физиономией. Рядом семенили двое попроще, один с вислыми усами, а второй – с жиденькой бородёнкой, покашливающий постоянно в кулак.

– Слава вам, преподобный! – взяли на караул свои автоматы конвоиры.

Это, что, тот самый Илья? А где борода? Святые, насколько я иконы помню, все с окладистыми бородами. Что-то меня не туда заносит. Ох, чую, рано веселиться начал!

– Это они? – широко зевнул преподобный, и на меня пахнуло ароматом хорошего коньяка.

– Они, – угодливо изогнулся вислоусый.

– Кто такие?

– Мы… – начал, было, Гера.

– Мародёры мы, – быстро перебил его я, пока он не сказал ничего лишнего. – Ищем еду, медикаменты разные. Нам же выживать надо как-то.

– А вы знаете, что Создатель запрещает брать чужое? – сделал многозначительное лицо Илья.

– Так, где оно, чужое? Хозяева давно уже в зомби превратились.

– Неправду говоришь. А это уже грех. Создатель большую кару на нас послал. И есть за что. Погрязли мы в суете. Грешим, как дышим. Испытывает он нас сейчас. На праведность испытывает. А вы – туда же.

– Так, нам, что, с голоду помирать?

– Помирать. Или к Богу душой обратиться. Всё, что было в руках грешных, сейчас праведным передано. Только тот, кто чистые помыслы имеет, может пользоваться всем, что осталось. А для остальных это грех.

– Это, значит, что только ты имеешь на это право?

– Да. И, с моего благословения, все посвящённые.

– То есть, всё, что в городе – твоё?

– Моё. А вы – грешники. И, что делать с вами, я решу позже. Уведите их.

– Руки, хоть развяжите. Затекли совсем.

– Развяжи, – кивнул Илья.

Наконец-то нам освободили руки. В кисти сразу впились тысячи иголок. Я судорожно принялся растирать запястья, но тут же получил тычок в спину.

– Пошевеливайся! – раздалось сзади.

Нас повели по длинному коридору в дальний конец, где небольшое расширение было перегорожено решёткой, и втолкнули в узкую дверцу. Лязгнул замок, и мы остались в темноте, слабо освещаемой только небольшой неоновой лампочкой на стене. На длинных ящиках, составленных вместе, валялись засаленные вонючие тюфяки, на таком же ящике стояли несколько алюминиевых кружек и мисок, а в углу расположилось ведро, судя по запаху, для отправления естественных надобностей. Я прошёлся по импровизированной камере, взял в руки миску и провёл по внутренней поверхности пальцем. Не первые мы здесь. Далеко не первые. Миска в остатках еды, ведро давно уже используется по назначению, да и тюфяки примяты так, что понятно сразу: спали на них.

– А с вооружением у них всё в порядке, – проговорил я, усаживаясь на выбранное место.

– С чего это ты взял? – удивился Герыч.

– А ты к ящикам присмотрись. Не видишь, что из-под автоматов? Не иначе, какой-то склад оружейный бомбанули.

– Неужели вояк тряханули?

– Вряд ли. Кишка тонка у них, на вояк переть. Скорее, с зоны это. Слыхал я, что в первые же дни кто-то охрану СИЗО перебил. Тех, кто не обратился.

– Так там же полная зона была зомбаков!

– Это внутри, за запреткой. Они, наверное, до сих пор там сидят. Вряд ли кто-то ворота открыл и их наружу выпустил. Дураков нет. А на внешнем периметре оставались ещё выжившие. Оттуда оружие. Точно.

– Ты, лучше, скажи, как выбираться будем?

– Я не знаю.

– Как это ты не знаешь?

– Не знаю и всё.

– И что делать теперь? Что будет с нами?

– Теперь – спать. Утром видно будет, – не говорить же ему, что ничего хорошего я от будущего не жду.

В глубине коридора раздались лёгкие шаги, потом свет фонаря мазнул по стенам и в помещение вошёл пацан со стареньким потрёпанным укоротом на плече. А вот и наш сторож.

– Эй! – позвал я его. – Ты нас, что, охранять будешь?

– Да, – ответил мальчишка, стараясь держаться грозно. – Вам не нравится что-то?

– Не боишься?

– А чего вас бояться? Вы в клетке сидите, а у меня автомат. Положу обоих, если что, а преподобный Илья мне грехи отпустит. Да и невеликий грех таких, как вы пристрелить.

– Каких это таких?

– Нечестивых.

– С чего ты взял, что мы нечестивые?

– Преподобный сказал. А я верю ему.

Ба! Да это же не пацан! Это девчонка! Чумазая, худенькая, лет шестнадцати. Просто, одета в мешковатый камуфляж, и стрижка короткая под вязанной лыжной шапочкой. Уселась на табурет и зыркает на нас своими глазищами.

– Что, других не нашлось нас охранять?

– А чем я вас не устраиваю?

– Да, нам, по большому счёту, всё равно. Только, как мы при тебе в ведро ходить будем?

– Другие не стеснялись.

– Кто другие?

– Нечестивцы.

– И, много их было?

– Хватает. Не до всех слово божье доходит. И, вообще, хватит болтать!

Поспать нам дали ещё часа два. Потом громкие голоса нас разбудили и мы, потягиваясь и зевая, увидели, как в помещение вошли два дюжих молодца. Один сразу взял нас на прицел, а второй открыл дверцу и задвинул нам булку хлеба и пластиковую бутылку с водой.

– Жрите! – обрадовал нас он. – Людка, сдавай пост. Миха тебя меняет. Как они, не бузили?

– Нет. Спали.

Ага, нашу охранницу, оказывается, Людой зовут. Вот и познакомились. Хлеб оказался довольно сухим, а вода мутноватой, словно набранной из лужи. Но, лучше это, чем ничего. Мы по-братски разделили наш немудрёный завтрак и принялись кушать. Неизвестность тяготила. Как и невозможность что-либо предпринять. Оставалось только ждать. Люда ушла уже с одним из мужиков, а второй, Миха, уселся на табурет, вытянул ноги, положил автомат на колени и довольно улыбнулся.

– Что, бедолаги, попались? Скоро с вами преподобный побеседует.

– А зачем нам беседовать с ним? – удивился я. – Мы шли себе, никого не трогали. И к вам бы не зашли, если бы нас сюда зомбаки не загнали.

– Преподобному виднее. Доедайте быстрее. Сейчас за вами придут.

За нами пришли минут через пятнадцать. Мужик в потёртой кожанке и большая красномордая баба с пережженными пергидролью и торчащими, словно пакля, волосами. Нас провели по коридору в тот самый холл, в котором мы стояли у стены ночью, потом во второй коридор, мимо ряда дверей справа и каких-то застеклённых будок, типа телефонных, слева, потом мимо прохода в большой зал, где при слабом свете копошилось много народу, и, наконец, в кабинет, на стенах которого высели огромные таблицы с указанием количества людей, автотранспорта и ещё чего-то чеэсовского, что я не успел рассмотреть.

Преподобный восседал за письменным столом и сурово смотрел на нас. Наверное, ему казалось, что он прожигает нас взглядом, но ничего грозного, кроме насупленных бровей, я, лично, не увидел. Не проняло, как-то. И чего в нём народ нашёл? Толстая наглая морда. Особенно на фоне худосочных заместителей, сидевших рядом с ним. Прямо, большая тройка, как во времена НКВД, не к ночи будь оно помянуто. Нам присесть, естественно, не предложили, и мы так и остались стоять, переминаясь с ноги на ногу.

– Ну, что скажете? – насладившись молчанием, заговорил Илья.

– А, что говорить-то? – удивился я.

– Мы вчера же тебе сказали, что просто мимо шли! – добавил Гера. – Если бы не зомби, и не зашли бы в это здание.

– Ты как с преподобным разговариваешь? – визгливым голосом заорал тот, с жиденькой бородёнкой.

– Погоди, апостол Геннадий, – остановил его праведный гнев преподобный. – Это заблудшие души. Они сами не ведают, что творят. Видишь, даже божий промысел им неведом.

– Какой ещё божий промысел? – не понял я.

– Неведомы вам пути Господни! А, ведь, не просто так вас сюда занесло. Побеспокоился Создатель о душах ваших, вот и направил к нам. Вам стоит подумать над тем, что вы небезразличны Богу. Приглянулись чем-то. Значит, нужно отринуть суетное и обратить все свои помыслы на великое Служение.

– Это, что, зомбаки тоже Господу подчиняются? – стало мне смешно.

– А как же? Они и стали такими с Его ведома! Он и послал их, чтобы направить вас к нам.

– Что ты от нас хочешь?

– Хочу привести вас к Господу. Так Ему угодно.

– Каким образом?

– Господь подскажет. А пока посидите, подумайте. Вижу, что сильно заела вас суета мирская. Время нужно, чтобы ваши сердца открылись Его слову. Уведите их!

Наши конвоиры тут же выросли за спинами и, не особо церемонясь, опять отвели нас в камеру. Я присел на свою лежанку под ироничными взглядами Михи, всё так же несущим свою вахту. Рядом плюхнулся Гера.

– И что ты думаешь? – поинтересовался он у меня. – Может, он, действительно, святой?

– Бред! Набор штампов и полная бессмыслица. Не пойму, чем он так людей одурманил? Такую ахинею нёс, что уши в трубочку заворачивались! Ничего умного. Слышал я проповедников настоящих. Те говорят, как паутину плетут. Не хочешь, а веришь. А тут, кустарщина сплошная и теологическая безграмотность. Он, похоже, от религии далёк совсем. Даже верхов не нахватался.

Было дело, по служебным делам в Москве оказался. Под самый отъезд из столицы случилось так, что я на вокзал прибыл часов за пять до отхода поезда. И что делать? Туда прошёлся, там посмотрел, а стрелки на часах, как приклеенные. А тут подсаживается ко мне парень, и говорит, мол, не хочешь со мной на проповедь пастыря сходить. Мол, с Кореи приехал слово Божье нести людям. Делать, всё равно, нечего. А тут – хоть какое-то развлечение. А пошли, говорю. Приколюсь, хоть. Пришли мы в какой-то зал. Народу, много, но места оставались. Люди, в основном, как я, с улицы. С интересом оглядываются, шоу ждут. А тут вышел на сцену маленький такой, толстенький и живой, словно на пружинах, кореец, и давай говорить. Спустя пять минут в зале гробовая тишина висела. Публика каждое его слово ловила. Даже я, всю жизнь считавший себя атеистом до мозга костей и непробиваемым скептиком, был готов подписаться под каждой его фразой и вообще, бежать под его знамёна. Вот это дар был у человека! Не в пример этому Илье.

– Эй! – встрепенулся Миха, до которого, всё-таки, донеслись какие-то обрывки нашего разговора. – Прекратили там нашего преподобного хаять! А то не посмотрю ни на что. Пристрелю!

– Всё! Всё! – выставил я перед собой руки. – Мы, просто обсуждаем наш с ним разговор. Ничего крамольного.

– Что делать-то будем? – дождавшись, когда Миха успокоится, продолжил разговор Гера.

– Нужно соглашаться.

– С чем?

– Изобразим, что прониклись и хотим присоединиться к секте. По-другому нам не выбраться. Да, если и выберемся, далеко уйдём без оружия и припасов? А так, ну, помолимся немного. А момент выпадет – сбежим.

На ночь заступил какой-то дедок с двустволкой, который совершенно не шёл на контакт, а, только, матерился при любой попытке с ним заговорить. Впрочем, он сам службой особо не заморачивался. Уселся на табурет, привалился спиной к стене и задремал, обняв ружьё руками.

– Лёха, – вдруг нарушил молчание Гера. – Ты извини меня. Я на посту уснул.

– Когда?

– Когда нас эти взяли.

– Зачем ты мне это сейчас говоришь?

– Ты, просто, не спрашивал, а мне не по себе. Я же знаю, что ты обвиняешь меня в наших бедах.

– Ну, положим, беда у нас одна.

– Да, какая разница?! Мы, просто, в тот день набегались, вымотались. Ну, не привык я к таким нагрузкам!

– А что тогда со мной попёрся, если слабый такой?

– Ну, попёрся! Расстреляй меня, тогда!

– Да не мешало бы. Без тебя я бы так глупо бы не попался. Только на себя бы надеялся. Ладно, проехали. Чего уже?

– Эй! – проснулся старик. – Чего расшумелись?

– Разговариваем, просто, – поспешил я успокоить нашего тюремщика.

– Громко сильно разговариваете.

– Так, нам, что же, молчать теперь? – возмутился Гера.

– Не мешало бы. Вам сейчас надо молча посидеть. Подумать. В тишине-то думается лучше.

– А думать о чём?

– О жизни, о Боге, о судьбе своей.

– Так, мы, вроде, и так думаем.

– Так не думают. Надо в себя погрузиться, благостью пропитаться. А вы тут ор устроили!

– Ладно, дед, больше не будем. Отдыхай.

– Какой отдыхай? Вы мне тут прекратите! Я, между прочим, на посту!

– Ну, сторожи, тогда. Не будем тебя тревожить.

Старик, наконец, успокоился, опять привалился к стене и задремал. Пора и нам на боковую. Чувствую, завтра этот Илья за нас всерьёз возьмется. И кушать хочется! Кто же знал, что та утренняя булка хлеба и бутылка воды – паёк на весь день? Эх! Надо было нам половину оставить. Перед сном бы перекусили. Ничего, завтра умнее будем.

Как ни странно, но поспали мы неплохо. Ночью нас никто не тревожил, и только утром, уже традиционно, нас разбудили немудрёным завтраком. Правда, времени отвели на завтрак гораздо больше. Деда сменил парень с обширной лысиной, окантованной короткими пегими волосами. Мы, благоразумно, располовинили свой паёк, сгрызли утреннюю часть, запили половиной бутылки и присели, ожидая вызова к местному начальству. О нас не вспоминали полдня. И, только, по внутренним ощущениям, ближе к обеду, наконец, появилась красномордая баба с худосочным парнем лет двадцати пяти.

– Пошли! – бросила она. – Преподобный ждёт.

Наконец-то. Надоело сидеть. Мы опять прошли по старому маршруту и вошли в кабинет к святоше. Илья сидел всё так же в окружении своих апостолов. Вот только стол, вчера пустой, сегодня был накрыт явно к обеду. Там стояла большая белая супница, источающая умопомрачительный запах солянки, сыр, нарезанный тонкими ломтиками, тарелка, на которой горкой лежали кругляшки копчёной колбасы, хлеб и бутылка грузинского коньяка. У меня, аж, в животе заурчало. Я посмотрел на Геру и увидел, что он тоже близок к голодному обмороку.

– Подумали? – довольно поинтересовался Илья.

– Подумали, – сглотнул я набежавшую слюну.

– Прониклись?

– Прониклись.

– На, – взял он со стола кусок хлеба, положил кусочек колбасы и протянул мне.

Я взял этот импровизированный бутерброд, разломил его пополам и протянул половину Гере.

– Молодец! – одобрительно кивнул преподобный. – Вижу, что проникся. Господь завещал делиться. Ведь, по сути, что всё это? Всё это – тлен. Пыль, которая не стоит человеческой души.

Ага. То-то у него стол ломится. Пыль он уничтожает. Пылесос, блин! Рожа треснет скоро, а всё туда же.

– Так, к чему вы пришли в своих размышлениях?

– Мы хотим в твою общину влиться. Давай, окрести нас по-быстрому, и все дела. Надоело в клетке сидеть.

– Ох, шустрый какой! А как твой друг думает?

– Так же думаю. Креститься хочу.

– Не всё так просто. Вам нужно очиститься перед тем, как крёстное знамение принять.

– Как очиститься? В баню, что ли, сходить?

– Через очистительный тоннель. Пройдете, и, считай, очистились. Можно и святое крещение принять. Всё. Идите. Завтра приступим с утра.

И снова коридоры, лязг замка и клетка.

Сегодня в ночь на охрану опять заступила Людмила. Так же, как и в прошлый раз, она аккуратно присела на табуретку и положила свой укорот на колени.

– Привет, Люда! – поприветствовал я её.

– Здравствуйте. А чего это вы со мной фамильярничаете?

– Ну, как же? Мы же скоро одной веры будем!

– С чего бы это?

– Крестимся завтра. Оба. Уговорил нас ваш Илья.

– Вам преподобный так сказал?

– Да.

– Странно.

– А чего странного?

– Как это, крещение без очищения?

– Ну, конечно очищение будет! Тоннель какой-то.

– Понятно.

Как-то нехорошо она это сказала. Совсем нехорошо. У меня, даже, что-то нехорошее в душе шевельнулось.

– Что-то не так? – поинтересовался я.

– Скажи, а где вы жили до того, как попали сюда? – вдруг она сменила тему.

Ладно. Настаивать не будем. Ночь впереди длинная.

– Так, жили в одной общине.

– А что за община?

– Обычная. Как и везде. Только не религиозная.

– И как вы живёте там?

– Да нормально живём. Дружно. Каждый своим делом занимается. Кто в поиск ходит, кто на охране, а кто и по хозяйству. Выживаем, как можем.

– А женщины есть у вас?

– И женщины, и дети. Семьи есть. Кто пробился к нам, тот и живёт.