Читать книгу «Дорога домой» онлайн полностью📖 — Николая Ивановича Липницкого — MyBook.
image
cover







Часа через полтора ходьбы в темноте по буеракам и кушарам, мы, облепленные паутиной, в облаке мошкары, вывалились на поляну перед забором, огораживающим двор лесника. Заимка, насколько было видно в темноте, представляла собой классический тип подобного жилья. Просторная изба, сложенная из могучих брёвен и крытая, по-видимому, тёсом, подслеповатые окошки, из которых пробивался слабый неровный, видимо от керосиновой лампы, свет, дверь, сколоченная из толстой доски, Основательный забор и большой сарай, из которого доносилось мычание коровы. Осторожно, ощетинившись стволами, мы вошли во двор. А вот и первые непонятки. У просторной, как и всё здесь, будки, лежала мёртвая собака. И, скорее всего, отравленная, потому, что видимых повреждений не было, а вокруг головы растеклась лужа чего-то мерзкого. И это совсем нехорошо, если я правильно понимаю. Знаками я показал расстановку сил и, если Димка привычен к таким командам, то Гоша, на удивление, быстро схватил, чего от него хотят, и взял на прицел ворота. Дима бесшумно вскочил на крыльцо, дождавшись, когда я подошёл, рывком открыл дверь и, пропустив меня вперёд, заскочил следом. Единственное помещение освещалось керосиновой лампой, стоящей на самодельном дощатом столе. Посреди комнаты возвышалась русская печь, внушающая уважение своими размерами. Вообще, исходя из размеров всего, на что падал глаз, складывалось мнение, что здесь живёт великан или, по крайней мере, человек, страдающий гигантоманией. Вдоль стены под окном стояла грубо, но прочно сколоченная кровать, на которой в полутьме что-то слабо шевелилось. Быстро проконтролировав помещение, мы подошли к кровати и увидели на ней мужчину лет пятидесяти лежащего поверх покрывала в верхней одежде и сапогах. Мужчина неровно дышал, на бледном лице выступила испарина, а блуждающий взгляд бессмысленно метался по потолку.

Дима метнулся к ведру с водой, стоящему на лавке у входа, набрал ковшик воды и поднёс к губам бедняги, приподняв его голову второй рукой за затылок. Мужик автоматически глотнул раз, другой, взгляд его прояснился. Он уже осмысленно глянул на нас:

– Вы кто такие? – спросил он слабым голосом. – Что вы тут делаете?

– Мимо шли. Что с тобой, мужик? Ты лесник?

– Да. Лесник. Помираю я.

– Кто тебя так?

– Никто. Сам я. Когда по радио сообщили о войне, я сначала не поверил. А потом услышал серию взрывов вдалеке. Примерно в той стороне находился какой-то военный объект, который строили в обстановке полной секретности года три назад. Что там, не знаю. Кругом колючей проволоки понатыкано, камеры видеонаблюдения, часовые на вышках, мотопатрули… Короче, я туда и пошёл посмотреть. Мало ли? Если действительно их бомбили, может чем-то разжиться получится, – лесник замолчал, обессилено откинувшись на подушку, потом жадно припал к опять поднесённому к его губам ковшу с водой.

– Бомбили действительно этот объект, но посмотреть, что там, я не смог. Ударили по объекту какой-то химической гадостью. Я и не понял сразу. Сначала плохо стало Барсу. Это моя собака. Когда до меня дошло, было уже поздно. Я его дотащил до дома и оставил возле будки. Он ещё живой был. Скажите, он умер?

– Умер.

– Теперь моя очередь. Обидно.

А мужик действительно оказался крепкий. Держался почти до утра. Мы по очереди дежурили у его постели, сами ютясь на широких лавках вдоль стен. На рассвете меня разбудил Гоша:

– Лесник умер, – сказал парень дрожащим голосом. – Не дышит.

Я поднялся с лавки, потянулся всем, затёкшим от лежания на голых досках, телом. Покойный, неестественно вытянувшись, лежал, запрокинув немного назад заострившееся серое лицо.

– Похоронить бы надо, – подошёл Дима.

– Во дворе и похороним. Посмотрите в сарае лопаты. Должны быть.

Лопаты действительно оказались в сарае, и мы быстро втроём выкопали могилу. За неимением гроба, лесника завернули в плюшевый коврик с оленями, висевший над кроватью. Молитв никто не знал, поэтому ограничились словами: «Во имя Отца и Сына и Святого духа! Аминь», – а после того, как закопали: «Земля тебе пухом».

– Как его, хоть, звали-то? – озадачился Дима, примеряясь шариковой ручкой к сколоченному наспех из найденных в сарае досок, кресту.

– Не знаю, – отозвался Гоша.

– Ты же здесь на практике был.

– Я в леспромхозе практику проходил. А сюда нас на экскурсию возили. Быт лесника изучать. А имя его мы и не спрашивали.

– Пошарься в доме, – вмешался я. – По любому там его документы должны быть.

Гоша умчался внутрь и, спустя минут пятнадцать, выскочил, размахивая паспортом.

– Нашёл! Павел Георгиевич Кривошеев 12 июня 1963 года рождения.

– Ну, вот и формальности соблюдены, – заключил Димка, заканчивая надпись. – Эпитафии писать не будем. Спи спокойно, дорогой товарищ, мы за тебя отомстим.

– Как вы можете? – взорвался Гоша. – Тут человек умер, а вы шутите!

– Ты, малой, успокойся, – оборвал его я. – Да, умер. И что, безутешно рыдать на его могиле? Последнюю дань усопшему отдали, похоронили по христианскому обычаю. Что ещё? Мёртвое – мёртвым, а живым жить надо. А, в наших условиях, вообще за жизнь бороться. Ну, если тебе надо, поизображай вселенскую скорбь. А сейчас, пошли в дом. Надо поесть, посмотреть, что нам пригодится в дороге. А то, как мы ночью хлеб под воду поклевали, так и ничего больше. В животе кишка кишке дули крутит.

А лесник неплохо устроился. Помимо яиц и хлеба, найденных в доме, на чердаке обнаружились вяленные окорока и колбасы, а в леднике молоко, масло и подсоленное мясо. Ну и по оружию тоже неплохо. Помповик на шесть патронов и «Сайга» – клон автомата Калашникова с магазином на пять патронов. И, самое главное, всё под двенадцатый калибр. Дима сразу вцепился в помповик, как будто кто-то его у него забирает, а я забрал было себе «Сайгу», когда Гоша вытащил из под кровати железный удлинённый ящик и открыл его. А там лежал ОН. Охотничий карабин «Тигр» собственной персоной» со стандартным армейским прицелом ПСО-1 и цинком патронов 7,62х54R. Перед этим красавцем никто бы не устоял. Ну а я тем более. Слабохарактерный я на эти вещи. Я отдал пригорюнившемуся было Гоше «Сайгу»и потянул в ящик свои загребущие руки. Нашлись и рюкзак и две крепкие походные сумки, в которые мы стали укладывать всёнеобходимое в дороге. Набралось немало, но, главное, душа теперь была спокойна за наш походный быт. Кружки, ложки, котелок и даже пара солдатских фляг тоже разместились по сумкам. К великой радости Димы нашли крепкие юфтевые сапоги как раз его размера. Обзавелись, кроме того, камуфляжем, опять-таки Димкиного размера и двумя брезентовыми плащ-палатками армейского образца.

Ну, расслабились мы, надо сказать, основательно. Даже стыдно. А судьба бьёт за неуместную расслабуху жестоко. Так и здесь. Мы обедали, умильно поглядывая на сложенные сумки и прислоненное к ним оружие, когда за оградой раздался шум двигателей, и во двор въехала вахтовка наших рабовладельцев.

Вот такой подлости от судьбы мы не ожидали. Из вахтовки горохом высадились и рассредоточились по двору человек восемь мужиков, с ходу взявших на прицел наши окна и дверь. Димка понял меня с полувзгляда и сразу скрылся в подполе. Дело в том, что подполы в деревнях обычно оборудуются небольшой дверкой в задней стене, через которую туда загружают картошку или другие припасы, чтобы не таскать всё это через дом. Вот Дима и хотел попытаться выбраться из дома через этот, в нашем случае, аварийный выход. Я, по приставной лестнице, взлетел на чердак, наказав Гоше в случае стрельбы особо не высовываться, а вести из окон неприцельный беспокоящий огонь. Чтобы, типа, служба мёдом не казалась. На чердаке я не стал соваться к слуховому окну, справедливо полагая, что за ним, уж точно, приглядывают. Вместо этого, расшатав ножом гвозди, осторожно сдвинул в сторону тесины у самого карниза со всех четырёх сторон, обеспечив себе отличные стрелковые позиции, от которых можно было бы укрыться только у самых стен дома. Шума и стрельбы снаружи не было слышно, значит, Димке удалось выбраться из подпола тихо. И хорошо. Помповик при обороне вещь непрактичная. Им лучше в ближнем бою, при внезапном соприкосновении с противником. Конечно, хватало и нормального длинноствола, но, сидя только в обороне, войну не выиграешь. А имея надёжную маневренную группу, способную работать в тылу и наносить неожиданные удары в спину и тут же отходить, повоевать можно. Вот тут помпе самое место. А на оперативном просторе Дима развернётся. Я в этом был уверен. ДШБ есть ДШБ. Странно, но и осаждающие не особо торопились, видимо не решаясь двинуться вперёд и не зная, что делать. Уж о том, что мы у них три ружья умыкнули, они были в курсе. И нарваться на картечь колхозничкам явно не хотелось. Это вам не над безоружными рабами измываться. Как бы то ни было, а время подготовиться они нам дали. Я уже приспустился с лестницы назад, когда на улице всё-таки нашёлся смелый:

– Эй! Уроды! – проорал мужик, в котором я узнал бригадира с делянки. – Ружья выкидывайте, руки в гору, и, может быть, мы вас не тронем.

– Ты на себя посмотри, харя колхозная! – ответил я ему, спустившись пониже, чтобы не выдавать свои позиции на чердаке. – Вы ведь в курсе, что у нас оружие есть. Предлагаю разойтись тихо, мирно и без стрельбы.

– Ты на что надеешься, ухарь? – смелел бригадир. Патронов у вас мало, вы окружены. Рано или поздно, всё равно до вас доберёмся. Никуда вы не денетесь. А тогда я за вашу жизнь и копейки не дам.

– А ты доберись сначала! – продолжал провоцировать его я.

Не знаю, сколько ещё мы бы так болтали, но у кого-то не выдержали нервы. Выстрел откуда-то из-за сарая разнёс стекло в окне. Ну что ж, первый шаг сделан. Со всех сторон раздались залпы и картечь вперемежку с дробью загуляла по комнате. Хорошо, хоть стены деревянные, рикошета мне ещё здесь не хватало. Я опять взлетел на чердак и, заняв позицию, глянул в прицел. Ага, вот и наш слишком нервный из-за сарая лупит из обоих стволов в белый свет, как в копеечку. Плавно подвёл галочку прицельной сетки к его голове и нажал на спуск. Голова взорвалась красным фонтаном и тело пропало. Минус один. Хорошо стрелять. Дистанция детская. Тут и с открытым прицелом грех промахиваться. Из окна стрельнул Гоша. Было слышно, как он перебежал к другому окну и опять выстрелил. Молодец. Сечёт фишку. Не даёт скрытно подобраться к стенам.А где же Димка? По крыше ударил заряд картечи. Кто это такой умный срисовал меня? Я перешёл к торцевой стене и опять прильнул к окуляру. Вот ты где! А ну-ка лови! Мужик у колодца нелепо взмахнул руками и навалился грудью на небольшую подставку для вёдер. Ибо нефиг. Не мы начали этот тарарам, не нам и комплексами мучиться. А 7,62х54, это вам не фунт изюма. Тут и убивать не надо. Простое ранение напрочь отбивает желание и способности воевать. С этой стороны или нападающие кончились, или до них дошло, что что-то пошло не так, но стало тихо. А вот со стороны ворот зашевелились.

– Петро! – кричал бригадир из-за поленницы. – Давай к вахтовке. Там у меня канистра бензина в кабине. Сожжем их к чёртовой бабушке!

А вот так мы не договаривались. Я стал внимательно обозревать двор, не обращая внимания на участившуюся стрельбу и крики с задней стороны дома. Это Димка нарисовался собственной персоной и шорох наводит. Зуб даю. Ага! Вот и Петро! Изображая из себя Рембо, неуклюжими бросками и перекатами Петенька устремился к машине, видимо считая себя достаточно крутым, чтобы в него попали. Наивный. Кто же боевикам верит? Пуля в плечо придала ему ускорение и он, наконец, покатился с нужной для такого маневра скоростью. Только ему уже это было не нужно. Ну не хотел он больше воевать. На заднем фланге всё затихло. Неужели кончились супостаты?

– Витёк! Сколько у тебя? – раздался оттуда голос Димки.

– Минус три. И бригадир наш за поленницей сидит, сдаваться предлагает. А у тебя?

– И у меня трое.

– Где-то ещё один.

– Он под окном сидит, – пояснил со своей позиции Гоша. – Придурок. К окну прорвался, а теперь ни отойти, ни в окно залезть.

– Я его на себя беру, – отозвался Дима. – Витёк, бригадира контролируй, чтобы он из-за поленницы не шмальнул. Ну и чтобы не убёг.

– Идёт, – ответил я. И уже Гоше: – Пацан! Отойди в глубину комнаты и контролируй окна. Главное не высовывайся. Понял?

– Понял.

Я взял на прицел поленницу, за которой явно заволновался бригадир. Наконец, придя к верному решению, он выкинул из-за укрытия ружьё и, подняв руки вверх, несмело ступил на открытое пространство.

– Не стреляйте! – срывающимся от страха голосом прокричал он. – Я сдаюсь!

– А вот это правильно, – из-за угла показался Димка, ведущий ещё одного пленника. – Всё, враги кончились. Даже неинтересно как-то.

Я спустился вниз и мы с Гошей вышли во двор. Димка по хозяйски уже разложил пленников мордой в землю, руки за головы и ноги на ширине плеч и сноровисто их обыскивал. Рядом на земле валялась кучка конфиската: курево, зажигалки, ножи. Один очень даже неплохой, правда, по мне, тяжеловатый. Ого! Гаванская сигара в пенальчике! Хорошо колхознички живут. Деньги. Это может и пригодиться. Сотовые телефоны. И зачем они им, если связь накрылась? Наверное, для понту. Сотки реально крутые. Не иначе, как салон связи разбомбили. Оставив Гошу караулить пленных, мы прошлись по убитым. Тоже ничего интересного. Такой же, примерно, набор. Усадив пленников вдоль стены, приступили к допросу. Ну, как к допросу. Просто, захотелось пообщаться напоследок. Ну и выяснить пару непонятных моментов. Ничего, в принципе, необычного узнать не удалось. Когда выяснилось, что мы убежали, да ещё угробили две машины и шестерых охранников, за нами отправили погоню. Главным назначили бригадира – косяки замазывать. Он же нас упустил. Прикинули, что далеко мы не уедем на остатках соляры, да и патронов у нас нельзя сказать, что много. По просёлку ехали, пока не нашли место, где мы съехали с дороги. Ну а там всё просто. Колею КРАЗ оставил вполне приметную. По ней и доехали до брошенной машины. А там тоже не надо было быть крутым следопытом. По темноте мы ломились как лоси и тоже нехилый след за собой оставили. Ну и кто-то вспомнил, что где-то в этом направлении есть сторожка лесника. Так нас и вычислили. Да. Всё гениальное просто. Тут не поспоришь.

– Что же ты, бугор, с первого раза не понимаешь? – спросил бригадира Дима. – Мы же вас ещё там порешить могли, да грех не захотели на душу брать. А ты опять туда же.

– Я не хотел! Меня заставили, – затрясся всем телом бедолага.

– Заставили, – передразнил его я. – А измываться над людьми тоже заставили?

Бригадир тяжело задышал, побледнел и покрылся испариной. Второй пленник просто тихо скулил, размазывая слёзы по чумазому от пороховой копоти лицу.

– Что делать с ними будем? – поинтересовался у меня Дима, когда мы отошли в сторону.

– Не знаю. В бою бы рука не дрогнула. А так, расстрелять рука не поднимется.

– Так и у меня тоже. Может, привязать их к деревьям и отдать на волю случая.

– А потом всю жизнь совестью мучиться? Это ведь тоже убийство. Только более мучительное и гнусное. Нет. Не пойдёт. Отпустим. Пусть на своих двоих до дому добираются. Им, по-моему, там тоже мало не покажется. Особенно бригадиру. Но это уже не наша забота.

– Лады, – он подошёл к пленным. – Эй, бугор!

– Что, – вскинулся ещё более побледневший бригадир.

– В машине много горючки?

– Под пробку заливали. Не знали ведь, сколько вас искать будем, – угодливо заблеял пленный.

– ЗИЛ, конечно не КРАЗ, но пойдёт. Короче, слушай сюда. Живите пока, твари. Но помните и своим передайте. Если ещё раз, хотя бы почуем за собой погоню, вернёмся и вырежем всех. Вплоть до детей в колыбельках. Запомнил?

– Да-да, – заискивающе забормотал бригадир, быстро меняющий цвет лица с белого на обычный.

– И я не шучу. Сами видели: двенадцать человек ваших на тот свет уже отправили.

– Сейчас мы уедем, а вы похороните ваших корешей, что ли, – вмешался я. – Вон там уже одна могилка свежая есть. Лопаты в сарае. Всё-таки христиане. Негоже всё так бросать.

Мы погрузились в машину. Я занял место в кунге, осваиваясь в потолочном люке со своим «Тигром», а Дима с Гошей уселись в кабину.Трёхмостовый ЗИЛ-131, бодро взрыкнув мотором, тронулся с места, оставляя за собой растерянных горе-вояк.

Сто тридцать первый бодро катил по лесной дороге, поглощая своими рубчатыми колёсами километр за километром. Правильно говорят,лучше плохо ехать, чем хорошо идти. В нашем случае и ехать было неплохо. Я уютно задремал на мягком сиденье кунга и даже не заметил, как машина остановилась. Проснулся от того, что меня мягко потряс за плечо Дима:

– Ну, ты, брат, мастер на массу давить, – засмеялся он, увидев, что я открыл глаза.

– Так ведь не выспались же, – оправдался я. – Чего встали?

– Там впереди лес кончается, а дорога дальше в населённый пункт упирается какой-то.

– И что?

– А на въезде баррикада. И люди с оружием ходят. Вот и думаем, туда ехать или нет.

– Объезд есть?

– Гоша говорит, что есть. Только возвращаться надо. Километра два назад пилить.

– Надо объезжать. Не хочется что-то мне туда соваться. Разворачивайся.

– И даже не посмотришь?

– А что смотреть? Это если бы нам через них ехать пришлось, можно было бы глянуть. А так… Что я там не видел?

– Воля ваша, господин начальник, – засмеялся Дима и вышел из кунга.

Вернулись назад, отыскали объездную дорогу и покатили по ней. Конечно, может и не было ничего страшного в этой баррикаде. Может это просто силы самообороны. Времена нынче смутные, и народ организуется, как получается. Но рисковать почему-то совсем не хотелось. И опять зашлёпали своими лапами по кунгу разлапистые ели, навевая дремоту. Стало светлее и я, посмотрев вокно, увидел, что мы вырвались из леса и двигаемся по наезженной просёлочной дороге, оставляя справа негостеприимный населённый пункт. От крайних домов наперерез нам выскочил мотоцикл с двумя седоками, но увидев меня в потолочном люке с карабином наизготовку, резко развернулся и поехал назад. Вот так. Как хочешь, так и понимай. Хотя, чего там понимать. Поиметь с нас хотели. А мы не дали.

Лес закончился и поля менялись перелесками, открывая широкую перспективу на много километров вокруг. На ночёвку остановились у небольшого оврага, в котором протекал ручеёк с чистейшей родниковой водой. Я хватанул воду прямо с ладони, и зубы заломило от холода. А вода оказалась необыкновенно вкусной. Поужинали и принялись укладываться спать, предварительно определившись по сменам. Ещё раз попадать так, как попали на лесничей заимке, никому не хотелось. Себе взял самую собачью вахту – под утро, завалился в будке вахтовки и сразу заснул. По ощущениям, разбудили меня практически сразу. Я открыл глаза и ошалело сел на сиденье:

– Что случилось?

– Ничего. Твоя смена, – ответил Гоша и, не дожидаясь, пока я заступлю на пост, улёгся и сразу заснул.

Я залез на крышу и, усевшись по-турецки и положив «Тигр» на колени, закурил. Конечно, нарушение, да вот захотелось. Ещё было темно, но рассвет уже чувствовался. Ночные птахи петь уже перестали, а утренние ещё не проснулись. В воздухе разлилась какая-то чистая тишина. Похолодало, и на землю упал туман, оставляя на траве капельки росы. Всё в природе словно замерло в предвкушении восхода солнца. Даже я, забыв про сигарету, затаив дыхание следил за кульминацией этой пьесы, поставленной великим режиссёром – природой.Ещё чуть-чуть, и ещё, и вот над горизонтом показался маленький краешек небесного светила. И сразу природа взорвалась трелями птиц, стрекотанием кузнечиков и прочими природными звуками. Стало гораздо светлее, ночная тьма с готовностью уступила место дневному свету. Скоро уже подъём, поэтому я, ещё раз оглядевшись вокруг с высоты вахтовки, спустился вниз, набрал воды в котелок и разжёг костёр. К подъёму должен как раз кипяток подоспеть.