Первый же банкомат порадовал, и я снял всю наличность. Небольшую часть положил в бумажник, а остальное разложил в ботинки под стельки. Теперь бы что нибудь из еды поискать. Магазины оказались закрыты и открываться не собирались. Значит, надо искать рынок. Базарные торговцы люди отчаянные, их просто так не напугаешь. Правда,видок у меня ещё тот, особенно сзади: разбитый затылок и пропитанная на спине кровью джинсовая куртка. Но вид денег успокаивал, и еды прикупить удалось, хоть и цены взлетели до заоблачных высот. Заодно прикупил алюминиевую эмалированную кружку и армейский котелок. Тут же набрал в пластиковую бутылку воды. В вещевых рядах приметил хорошие армейские ботинки с высокими берцами и, матеря кусающиеся цены, достал из-под стелек затаренные деньги. При таких делах долго ли деньги сохранят свою платежеспособность. А мне в дороге не светит остаться босиком, если мои гражданские лёгкие демисезонные ботинки развалятся. Переобулся тут-же. На выходе из рынка меня остановили несколько парней бандитского вида. Ну вот. Опять вчерашняя история. Я, держа на отлёте в левой руке трубу, выставил перед собой правую с ножом:
– Не подходите! Убью!
– Эй, мужик! Успокойся! – заржали бандиты. – Порежешься ненароком. И руки опусти, пока мы их тебе не переломали.
– Попробуйте. Ничего вам не отдам.
– Никто у тебя ничего не собирается забирать. Мы ещё бомжей не обирали. Приказ удельного князя Владимира Петровича собирать вот такие отбросы, как ты и вывозить за пределы города. Вон, видишь, полный автобус набрали. Ему в княжестве такие не нужны.
Ну да. Я представил себя со стороны и в чём-то с ними согласился. Небритый, грязный после ночёвки на заброшенном чердаке. Бомж и всё тут. Пришлось лезть в автобус. В нос сразу ударило вонью немытого человеческого тела, протухшей пищи и прелых носков. Бродяги всех мастей хмуро уставились на меня. Я плюхнулся на свободное место возле беззубого старика, посасывающего баранку.
– Слушай, что вообще происходит?
– Власть поменялась. Бывший начальник местной полиции стал князем и хозяином города. Вчера слышал, воевали? Это он с местным криминальным авторитетом город делил. Как видишь, победил. Вот и переделывает город под себя. Себя князем удельным объявил. Создал себе армию. Решил от нас избавиться, чтобы, значит, его княжеские глаза не смущать нашим видом.
Автобус довёз до больших бетонных букв, складывающихся в надпись «Озерки».
– Значит так, бомжары, – сказал старший. – Ещё раз в городе увижу, ноги переломаю и сюда опять привезу. И ползите, куда хотите. До всех дошло? Тогда валите отсюда.
Автобус, обдав всех облаком выхлопных газов, унёсся в город, а толпа бомжей осталась потерянно топтаться на дороге. В принципе, всё не так уж и плохо. По крайней мере, выбраться из города помогли невольно. Это бомжам идти некуда, а у меня цель. Поэтому, оставив вонючую толпу, двинул по бетонке в сторону дома.
Правда, идти, это мягко сказано. Опять накатило. Видимо, вчера я нехилое сотрясение мозга заработал. И зачем нужно было так бить? Голова болела и кружилась. Меня шатало из стороны в сторону и, будь на этой трассе нормальное движение, меня бы уже давно бы сбили. Постоянно приходилось приседать на обочине, пережидая особо сильные приступы. Один раз, по-моему, даже отключился на короткое время. Давно мне так плохо не было.
Пообедал на обочине, наскоро сварив на костре в котелке вермишель и, опрокинув в неё рыбные консервы. За всё время по трассе проскочило только пара машин, даже не притормаживая в ответ на мою вытянутую руку. К вечеру вышел к небольшому придорожному посёлку. Буквально во втором доме меня согласились пустить на постой. Одинокая сердобольная хозяйка, охая, промыла мою рану на затылке, потом удалилась куда-то и вернулась с курткой из кожзаменителя:
– Вот, возьмите это. А то ходите с пятном крови на спине. А пока вашу куртку замочу в холодной воде, может кровь отстирается. Я там вам баньку подготовила, сходите, помойтесь. Бельё чистое есть?
– Есть, спасибо. И джинсы чистые найдутся.
Я от души попарился в баньке и, переодевшись в чистое, зашёл в дом. На столе, источая одуряющий аромат, стояла в сковородке яичница с салом. Куски крупно нарезанного домашнего хлеба горкой возвышались рядом. Тут же зелёные стрелы лука и помидоры с огурцами, и солонка с крупной солью. Помешкав немного, хозяйка выставила на стол бутылку водки. Поужинали, разговаривая на отвлечённые темы, потом я уселся возле радиоприёмника, усиленно вращая ручки настройки. Ловило только местное радио и в эфире ничего порядочного, кроме славословия в честь нового князя. Телевидение вообще приказало долго жить. Мы пожелали друг другу спокойной ночи и разошлись спать. А ночью она пришла ко мне в постель. В той деревне я задержался на неделю, пока не прошло головокружение и тошнота, и поджила рана на затылке. Однако всё хорошее когда нибудь заканчивается и, почувствовав, что уже окреп, я засобирался в дорогу.Хозяйка выдала мне взамен моей сумки более удобный рюкзак, в который я переложил свои вещи и снедь, собранную ею мне в дорогу. В сарае я нашёл старый, но хороший самодельный нож, который, наверное, не один год проторчал кем-то воткнутый в вертикальный столб. Пришлось, конечно, потрудиться, отчищая его от ржавчины и затачивая на оселке. Но труд того стоил. Удобная рукоятка, хорошая сталь, идеальная балансировка и небольшой упор для большого пальца. Этакая финка, которыми в Великую Отечественную войну наши разведчики немало часовых сняли.
Утром меня разбудил луч света, нахально упавший на моё лицо через окно, не задёрнутое занавеской. Со двора доносились звуки сельской жизни. Хозяйка, собрав немудрёный завтрак на стол, уселась напротив, глядя, как я насыщал свой, утомлённый за ночь, организм.
– Всё-таки пойдёшь? – с тоской взглянула на меня она.
– Пойду.
– Кто тебя там ждёт?
– Никто.
– Так что ты там забыл? Времена смутные. Сейчас нужно к земле поближе держаться. Земля, она всегда прокормит.
– Нет. Пойду я.
– Ну что ты упёрся! Какая тебе разница, где жить? Оставайся здесь.
– Извини. Но. Я. Иду. Домой. И это не обсуждается.
Опять под моими ногами дорога. Мимо проплывают деревья лесопосадки, редкие машины проносятся мимо, а я всё иду, километр за километром приближаясь к дому. День клонился к вечеру, населённых пунктов по дороге больше не встречалось, и я уже начал разбивать бивак у дороги. Начало темнеть и вдали загорелись огни. Надо же! Совсем немного не дошёл. Желание переночевать не под открытым небом, а под крышей, пересилило и я, свернув бивак, бодрым шагом направился к гостеприимным огням. Насчёт постоя договорился быстро и, наскоро поев, улёгся спать в отведённой мне комнате.
Пробуждение было ужасным. Кто-то бесцеремонно ткнул чем-то твёрдым под рёбра. Я соскочил, зажмурившись от яркого света.
– А ну вставай! – услышал я над собой и, наконец, разлепил глаза. Рядом стояли несколько небритых субъектов, вооружённых охотничьими ружьями.
– Собирайся. Пошли.
– Куда? – недоумённо спросил я.
– Там узнаешь.
Особо со мной не церемонясь, меня затолкали в видавшие виды «Жигули» и повезли куда-то в ночь. Ехали где-то полчаса. Впереди показались огни прожектора, освещающие колючую проволоку и деревянные ворота. Заехав на территорию, меня выволокли из машины и, на пинках, погнали в строительный вагончик, стоящий рядом. Огромный бородатый мужик сидел за дощатым столом, попивая чай из стакана в железнодорожном подстаканнике:
– Этот? – поинтересовался он, разглядывая меня, как какое-то экзотическое насекомое.
– Этот, – подтвердили мои конвоиры.
– Слушай сюда, – обратил он на меня свой тяжёлый взгляд. – Скажу прямо. Ты попал. И попал конкретно. Сейчас ты никто, и звать тебя никак. Поступаешь в распоряжение колхоза имени Ленина.
Отовсюду раздался глумливый смех. Что делать? Я не стал влезать в спор и что-то доказывать, не без оснований беспокоясь за своё здоровье. Слишком решительно были настроены все вокруг. Ладно. Разберёмся потом.
– На перекличке будешь, Нежданчик. Мы и не ожидали, что нам сегодня ещё работник перепадёт.
Меня отвели в барак, пропитанный запахами немытого человеческого тела, и определили место на нарах. Я кинул под голову свой рюкзак и улёгся. А ребятки неопытные. Даже не обыскали, на моё счастье. Ну, ничего, научатся ещё. Осторожно, опасаясь взглядов случайно проснувшихся, я вытащил нож из внутреннего кармана куртки и засунул под соломенный матрас. Может и пригодится. Всё равно я здесь надолго не собираюсь задерживаться.
Утро началось с криков. В открытые ворота барака влетел надзиратель с палкой наперевес. Обитатели зашевелились, стали быстро спрыгивать с нар и строиться. То, что действительно нужно торопиться, я ощутил буквально, на своих рёбрах. Последовала перекличка, после которой в барак на тележке вкатили бочку с чем-то, отвратительно пахнущим. Мы выстроились в очередь, и каждый получил по миске баланды и куску чёрствого хлеба. Ложек не полагалось, видимо, по определению. Зачем скоту ложка? А для этих мордоворотов мы и были самым натуральным скотом, судя по обращению. Рядом со мной прихлёбывал из своей миски крепкий мужик примерно моего возраста. В прорехе рукава его брезентовой куртки мелькала наколка в виде парашюта.
– Браток, ты часом не десант? – с надеждой спросил я.
– Десант. Болградский ДШБ.
– Да ты что?! Я –Рязань. Полк ВДВ.
– Меня Димка зовут.
– Очень приятно. Я – Виктор.
– Давай, Витёк, вместе держаться.
– То же самое тебе предложить хотел. Расскажи, что здесь творится.
– Да что рассказывать-то? Видишь, какие ушлые колхозники нынче? Не успела власть рассыпаться, они уже тут как тут. Концлагерь организовали. Смотри, какую территорию огородили. Кроме нашего, ещё пять бараков. Женщины отдельно содержатся. Работаем на полях в основном. Ну, там ещё заготовка леса. Километрах в десяти отсюда Делянку разрабатывают. Пилорама там. Скотный двор. Женщины: прачки, небольшой хлебокомбинат, сыроварня, ну и прислуга. Они же теперь все хозяевами стали. Лишний раз ручки запачкать боятся. Как в пословице, знаешь, из грязи в князи?
– Знаю.
– Ну и лютуют, конечно. До смертоубийства, конечно, пока не дошло, но, чувствую, недолго осталось.
– Ладно. Будем думать, как из этой передряги вылезать. А ты как сюда попал?
– Ехали на междугороднем автобусе. Нас остановили, высадили и погнали сюда. Всё просто.
– А сам откуда?
– Из Ухтомска. Там у нас завод патронный был. Вот по нему и отработали боеприпасами с какой-то гадостью. Биологическое что-то. Та часть города, которая к заводу примыкала, сразу вымерла. А потом эта гадость стала дальше распространяться. Ну, мы и рванули на автобусах, куда глаза глядят. Вот и приехали. А ты?
– Я из Шутова. В командировку ехал, да вот на полпути и встал. Хотел домой добраться и тоже попал.
Долго наслаждаться завтраком не дали. Выгнали в поле на прополку сорняков. Работа несложная, если кто привычный. А у меня через двадцать минут спина отваливаться стала. Да. Тяжёл труд крестьянский. Да ещё надзиратели лютуют. Чуть что, палкой поперёк спины. Приятного мало. Не знал, как до вечера дожить. Обеда, кстати, не подразумевалось. Вечером в казарме накормили опять той же бурдой. Перекинулись с Димкой парой слов и, только голова коснулась рюкзака, отрубился.
Две недели каторжного труда не прошли даром. Ладони огрубели, на спине и рёбрах появились незаживающие гематомы. Да и лицо цвело синяками, как пасхальное яичко. Работали мы с Димкой в одной бригаде, которую в последнее время стали гонять на лесозаготовки. Тяжёлый монотонный труд действовал оглупляющее и я уже чувствовал, что всё больше и больше тупею. Надо было что-то делать.
Вечером, после баланды и построения, мы собрались в тупичке, образованном составленными буквой «П» нарами. Шлёпая по доскам засаленными картами, тихонько переговаривались между собой:
– Что-то засиделись мы здесь, Дима, – проговорил я.
– Да я тоже так думаю. Вот только как выбраться отсюда? Стерегут нас хорошо. Ночью точно не уйти.
– Ну да. Ещё и собаки. Ночью не вариант. Остаётся только днём.
– А как? На делянке тоже охрана не дремлет.
– От туда можно попробовать. Мы же тоже чего-то стоим. Вот, смотри, когда инвентарь получаем или сдаём, мы по двое или по трое в прорабскую заходим. Так?
– Так. И что?
– А то! Бригадир там один и с ружьём. Неужели вдвоём не обезоружим?
– Ну, это на раз. Мы же близко к нему подойдём.
– Вот. Одно ружьё уже есть. А если он ещё кого-нибудь из охраны позовёт, вот тебе и второе ружьё.
– А если не позовёт?
– Надо убедить.
– Ну ладно, взяли мы ружья, а дальше что?
– А дальше нужно прорываться к КРАЗу. Тот, седельный тягач. Помнишь? Машина мощная, вездеход. Прицепом или кузовом не обременена, и паркуется всегда недалеко от прорабской. Ну, и вперёд.
– Рискованно.
– Согласен. У тебя есть что то более безопасное?
– Нету. Ладно. Принимается.
– Тогда давай договоримся на берегу: в случае чего, стреляем на поражение.
– Жалко колхозников-то.
– А они нас жалеют? И учти, стрелять они по нам всерьёз будут.
– Ладно, договорились.
– Значит, завтра на сдаче инвентаря.
– А почему не с утра?
– А вечером до темноты недалеко. Ты думаешь, нам спокойно уйти дадут? Наверняка погоня будет. А в темноте легче затеряться.
– Хорошо.
Я размял затёкшее тело, привычно болящее всеми своими синяками и вытянулся на нарах. Завтра решающий день. Риск, конечно, огромный. Я не тщу себя надеждой, что нас оставят в живых в случае неудачи нашего мероприятия. Но и оставаться бессловесной тягловой скотиной, постепенно тупеющей и скатывающейся до первобытного состояния, не собираюсь. С такими мыслями я и уснул.
На делянке было шумно. Визжали о древесные комлидвуручные пилы, матерились надсмотрщики, стучали топоры. Мы с Димкой орудовали топорами, очищая спиленные стволы от веток и с замиранием сердца ждали окончания рабочего дня. Работы стали сворачивать, когда уже начинало смеркаться. Работники унылой массой потянулись к прорабской сдавать инвентарь. Наконец и наша очередь. Внутренне напрягшись, я шагнул через порог вслед за Димой, незаметно отпихнув локтем худосочного парнишку, сунувшегося третьим, и закрыв за собой дверь.
Бригадир, развалившись на стуле, закусывал только что выпитый самогон бутербродом с салом:
– Показывайте, доходяги. Не сломали инструмент? Сюда давайте.
– Ага, – сказал Дима и, неуловимым движением обогнув стол, приставил лезвие сохраненного мной ножа. – Только вякни. Видел, как сучки от топора на делянке отлетают? Твоя голова так же отлетит. Если понял, кивни.
Мужик кивнул, глядя на вас выпученными глазами. Я забрал ижевскую вертикалку, прислоненную к столу и снял со спинки стула патронташ.
– Зови охранника. Только спокойно, – слегка нажав финкой на горло, сказал Дима. – Если он что-то заподозрит, нам терять нечего.
– На что вы надеетесь? Вам не уйти, – прохрипел бригадир.
– Не уйдём, так вас здесь, упырей, покрошим, – ответил я. – Зови!
– Григорий! – крикнул бригадир.
– Ась? – раздалось за стенкой вагончика.
– Зайди, дело есть!
– Ну что там ещё? – охранник неохотно зашёл в помещение и удивлённо ойкнул, увидев направленные на него стволы ижевки.
– Тсс, – приложил я палец к губам. – Ружьишко-то отдай. И патронташ тоже. А теперь проходи поближе к своему корешу.
Оставив за столом связанных друг с другом бывших хозяев, мычащих что-то сквозь самодельные кляпы, мы притаились возле выхода. Сдачу инвентаря контролировали только три охранника, один из которых сейчас связанный с кляпом во рту сидит в вагончике. Остальная охрана уже собралась поодаль возле задрипанного москвича и жигулёнка – семёрки, на которых обычно нас сопровождала. Из окошка прорабской было видно, как они передают по кругу бутылку самогона. А что, рабочий день подходит к концу, можно и расслабиться.
– Дима, выскакиваем из дверей. Ты налево, я направо. Сразу открываем огонь по охранникам. Ты берёшь на себя вон того, что стоит возле штабеля. Я беру второго, возле бульдозера. Стреляем только по одному выстрелу, второй патрон не тратим, и сразу к седельному тягачу. Там второй выстрел и в машину. И работаем быстро. Не мешкаем.
– Принял.
– Тогда вперёд.
Мы выскочили из вагончика и, почти одновременно, выстрелили по своим целям. Такого нашего появления никто не ожидал. Димка своего достал, а мой от неожиданности кувыркнулся за бульдозер, выронив ружьё и что-то вереща. Тот самый худосочный парнишка, которого я отпихнул локтем, метнулся к гусенице бульдозера и подхватил ружьё. Народ заволновался, но больше никто не решился на открытое действие. Мы побежали к КРАЗу и запрыгнули в кабину. Я уже закрывал дверь, когда в неё просочился парнишка, потеснил меня на сиденье и, высунув стволы в окно, жахнул дуплетом. В ответ так же раздались выстрелы. К нам бежали оставшиеся охранники, стреляя на ходу. Дима завел машину, повёл по просеке и, выскочив на просёлок, притопил на всю железку.
– А вот и погоня, – проговорил Димка, ворочая огромный руль. – Семёрка на хвост садится.
– Москвича не видать? – спросил я.
– Нее. Куда ему? А жигуль бодрый. С хвоста не скинем.
Километров пять мы ещё мчались, сохраняя лидерство. Потом семёрка стала нагонять, пытаясь обогнать слева. Дима крутанул руль, и преследователям пришлось отстать. Послышались выстрелы, видимо по колёсам, но пока бог миловал.
– Дима, ненароком, как бы не специально, пропускай их справа, – скомандовал я.
– Ты что задумал?
– Если их сейчас не пропустим, они нам колёса прострелит. И тогда попадём в аховое положение. А если увидят, что получится обогнать, колёса пожалеют. Это, как-никак их машина. Резиной по нынешним временам не разбрасываются. Они как планируют: обгонят, стволы в лобовое стекло наставят и всё.
– И?
– А мы им во время обгона картечь в крышу с двух стволов. Они же подставятся. А крыша у жигуля не бронированная. Жестянка. Прострелим, как бумагу. Пацан, готов?
– Готов. Зарядил. Меня Гошей зовут.
– Отлично, Гоша. Разряжаешь дуплетом своё ружьё и сразу из моего туда же. Бей в район водительского места.
Получилось, как пописанному. Жигули уже обгоняли нас, когда парень дуплетом жахнул из окна. Аж в ушах зазвенело. Тут же, бросив ружьё под ноги, перехватил моё и выстрелил опять. Семёрка пошла юзом, влетела под КРАЗ и, отброшенная бампером, вылетела в кювет и перевернулась. Не загорелась, конечно, но из неё никто так и не вылез. По крайней мере, пока я, перегнувшись через Гошу, смотрел в окно. Я уже опять усаживался на место, когда раздался ещё один удар, который бросил меня головой в лобовое стекло:
– Что это было? – спросил я, потирая ушибленный лоб.
– Прикинь! – возбуждённо заорал Дима. – Эти придурки на москвиче наперерез выскочили и решили своей консервной банкой нам дорогу перекрыть.
– И что?
– Да вон, из кювета выбираются. По-моему им догонять уже не хочется. Да и не на чём. Вон, кого-то на руках выносят. Идиоты.
– Больше никого не видать?
– Не видно. Кажись, оторвались. Только соляры немного. Они же с утра заливаются. А за день пожгли немало.
– Ну, насколько можно, нужно уйти подальше. Только вот с дороги надо бы куда-то на партизанскую тропу уходить. Ты, Дим, не знаешь эти места?
– Откуда мне? Я же не местный.
– Я знаю, – голос подал Гоша. –Я местный.
– Ну, показывай, Сусанин.
Мы съехали с дороги и стали пробираться просеками, балками и, чуть ли не тропами, благо, ходовая КРАЗа позволяла. До границы района не доехали километров десять, когда машина, съев последние капли солярки, заглохла. Мы сидели в темноте, обозревая окрестности в свете фар.
– Ну, всё, – хлопнул по рулю Димка. – Дальше на своих двоих.
Как ни хорошо было ехать, а пешком идти придётся. И это в кромешной темноте через лес. В машине нашли фонарик. Ну, как фонарик. Недоразумение не толще шариковой ручки и раза в два короче. Но хоть что-то. Мы закинули ружья на плечи, перепоясались патронташами и закрутили головами.
– А куда идти-то? – спросил я.
– За мной идите, – ответил Гоша. – Я эти места знаю.
– И откуда ты всё знаешь? Ладно, там местный. А здесь?
– Я здесь недалеко практику проходил, когда в лесном техникуме учился. Если туда к реке идти, в шести километрах леспромхоз стоит. А если сюда, километрах в двух заимка лесника.
– А в бараке сейчас баланду дают, – смешно протянул Димка, копируя героя из известной комедии.
– Смех смехом, а кушать что-то действительно надо. Да и в дорогу пайком обзавестись тоже не мешало бы.
– Здесь два варианта: или в леспромхоз, или к леснику, – предположил Дима. – Только там едой разжиться можно.
– Нет. В леспромхоз не пойдём. Там народу много. Мне в какое-нибудь рабство снова угодить не улыбается.
– Ну, тогда лесник. Веди, Гоша.
О проекте
О подписке