После Рязани машин на дороге стало заметно меньше, а под утро Крячко вообще подъезжал к городу практически по пустой трассе. Навигатор заставил его свернуть с асфальтированной улицы на бетонку между высокими деревьями, и совершенно неожиданно за одним из поворотов перед ним возник высокий бетонный забор с «егозой» поверху, с широкими воротами. А рядом приютилось небольшое двухэтажное здание администрации. Предъявив крупной женщине-контролеру свои документы, Крячко стал ждать, когда к нему выйдет представитель администрации. Входящие и выходящие офицеры с удивлением смотрели на полковника, стоявшего возле окошка контролера, забытыми движениями руки отдавали честь. Иногда проходили заключенные-бесконвойники. Эти вежливо, как и полагалось, здоровались. Крячко с интересом озирался. Давненько он не бывал в таких заведениях.

– Товарищ полковник, – раздался молодой голос.

Крячко обернулся. Со стороны автомобильной парковки к нему подходил молодой лейтенант, торопливо застегивающий форменную куртку.

– Извините, товарищ полковник, меня предупредили слишком поздно, – добавил молодой человек. – Я ваш сопровождающий. Лейтенант Прохоров.

– Здравствуйте, Прохоров, – Крячко пожал лейтенанту руку и задержал ее в ладони. – А имя у вас есть?

– Илья, – удивленно посмотрел на московского полковника Прохоров.

– Ну вот что, Илья, мне нужен не столько сопровождающий, сколько человек, который мог бы ответить на множество моих вопросов. Причем все они по оперативной части.

– Оперуполномоченный лейтенант Прохоров, – смущенно представился повторно и более развернуто Илья. – Поэтому меня к вам и прикрепили. Вы же из главка МВД? Вы, наверное, хотите с начальником колонии встретиться. Он будет не раньше одиннадцати. У них там в Управлении совещание сегодня.

– Илья, я смотрю, ты прямо с постели вскочил. Взъерошенный какой-то. У тебя в кабинете кофе есть? Может, посидим за чашечкой кофе я и начну свои вопросы задавать? Глядишь, и разговоримся. А уж потом и решим, нужен нам начальник колонии или нет. Он на хозяйстве, а мне нужны ответы на вопросы оперативные. Договорились?

Все занимались делами, и в коридоре было пусто. Крячко это понравилось. Он уже начал уставать из-за того, что на него пялились. Тоже мне, «по улицам слона водили». То ли полковники сюда редко заезжают, то ли сотрудники уже выводы сделали, что или комиссия, или новый начальник прибыл, а старого увольняют или переводят в Управление. А в кабинете у оперативников было и правда уютно. Простовато как-то, но уютно. Стены до высоты в полтора метра отделаны деревянными панелями с пропиткой. Смотрелось почти как дуб. Кроме стандартной мебели, здесь имелся самодельный, явно местного производства журнальный столик и два кресла. Крячко осторожно опустился в одно из кресел и почувствовал, что ему удобно.

– Нравится? – улыбнулся лейтенант. – Сами делаем. У нас столярка не очень развита, но кое-что можем. Мы в основном по металлу, у нас цеха хорошо оснащены. Много чего делаем, даже мусорные баки. Половину города снабжаем баками.

Крячко потягивал небольшими глотками растворимый кофе и с грустью думал, что у ребят здесь вряд ли когда появится нормальная кофемашина. Станислав Васильевич выглядел сейчас добродушным дядькой, который вел задушевный разговор с молодым коллегой. Барьеры постепенно падали, молодой оперативник чувствовал себя явно свободнее, беседа стала более доверительной. Крячко рассматривал собеседника с некоторым сожалением. Молодой, неопытный. Нельзя так открываться перед полковниками из Москвы. И неважно, что он из другого ведомства, ведь истинного перечня вопросов, решать которые Крячко приехал, лейтенант знать не может. Не может и его начальство. Правда, опытное начальство в колонии может многое предполагать и вести себя осторожнее, но Крячко был нужен этот лейтенант, так удачно оказавшийся его проводником в этих стенах.

– Я приехал к тебе за советом, Илья, – наконец перешел к делу Крячко, расстегивая свой портфель. – Ты сколько уже работаешь на этой зоне опером?

– Полгода всего, – насторожился Прохоров, глядя, как полковник достает из портфеля небольшой сверток.

– Жаль, но что-то ты сможешь мне подсказать. – Крячко положил сверток на стол и принялся разворачивать плотную бумагу, а затем достал из полиэтиленового пакета два ножа. – Понимаешь, есть у меня основания полагать, что эти ножи делались на вашей зоне. И мне хотелось бы проследить цепочку, потому что она ведет к одному непростому преступлению, совершенному в ближнем Подмосковье. Ну, сможешь меня проконсультировать?

– Ну, так я и знал, что всплывут эти ножечки, – недовольно произнес оперативник. – Вам что, официальные сведения нужны будут? Если официально, то это не ко мне. Есть начальник оперчасти, начальник колонии. Тут определенный порядок…

– Илья, – поморщился Крячко, – погоди ты с официальщиной. Нужна была бы официальная информация, я бы вообще сюда не поехал, а сделал бы запрос, получил бы ответ. А мы с тобой сейчас обмениваемся оперативными данными и никому их освещать по закону не обязаны. Ты же это хорошо знаешь, ты же оперативник! Мне нужно узнать, по какой цепочке эти ножи могли попасть в Москву. Ты знаешь такого сидельца по кличке Химик?

– Вы понимаете, товарищ полковник, что…

– Понимаю, и давай без званий. Зови меня просто Станислав Васильевич. Я понимаю, что твоя откровенность может стоить тебе карьеры. Я не мальчик, все знаю, все понимаю и не намерен афишировать результаты нашей с тобой доверительной беседы. Ты мне помог, я когда-то помогу тебе, если приведется. Честные работники, честные опера всегда в цене и всегда держат контакт. Смотри, Илья, вот в этом ноже один эксперт из уголовного мира признал работу того самого Химика. Хороший был мастер. А вот этот нож сделал его последователь, ученик, если можно так назвать. Но до уровня своего учителя мастерством он недотянул.

– Да, я знаю, – кивнул лейтенант. – Это еще до меня было. Вообще-то все, что я знаю об этом деле, дошло не от наших ребят, а от сидельцев. У меня же, естественно, есть там люди, которые со мной откровенны. Это же основа нашей работы, вы сами знаете.

– Ну-ну, я же не прошу раскрывать источники информации, – запротестовал Крячко.

– Я могу, конечно, предположить, какими способами ножи уходили отсюда, – задумчиво почесал висок Прохоров. – Химик делал их на заказ, а заказы поступали через кого-то из сотрудников колонии. Иначе никак. Через забор нож не перебросишь: ни «жилуха», ни производственная зона забора с волей не имеет. Они огорожены еще одним забором, который патрулируется. Да еще вышки по периметру. Так что через кого заказы поступали, тот и выносил изделия. А когда Химик освободился, да, кто-то пытался тоже делать такие ножи, но они спросом не стали пользоваться. И металл не тот, и вообще. Ведь у Химика кто заказывал! Не для того, чтобы на стенку вешать, не коллекционеры. Охотники и рыбаки заядлые заказывали, те, кто с деньгами или с погонами, вот кто заказывал. Ну и их друзья, конечно. Надежные ножики, острые, почти не тупятся, если ими гвозди не рубить, хотя, говорят, и гвозди тоже рубили.

– А как пытались выносить из зоны ножи… последователей мастера?

– По-разному. Например, в мусорной машине. Человек от заказчика знал, когда выйдет машина с мусором, и ждал ее на мусорном полигоне. Потом копался в мусоре и находил нож, отмывал его, если запачкался. Но, я думаю, упаковывали их основательно.

– А кто у вас начальник оперчасти был в то время?

– Майор Шаров Андрей Андреевич. Только он уже больше года у нас не работает. Уволился из органов. Я слышал, что он сначала был начальником службы безопасности в какой-то фирме то ли здесь, в Саратове, то ли в Самаре. А потом вроде перебрался в Москву.

Крячко не стал расспрашивать Илью о прежнем начальнике. Да и не застал он его. А хаять коллегу, пусть и бывшего, это всегда признак плохого тона. Относись сам как хочешь, но сор из избы выносить не нужно. Так что не стоит парня провоцировать, а то еще, чего доброго, сочтет, что начальству нельзя отказывать, и будет врать. А вранье – самая скверная информация. Да и что может рассказать этот неопытный лейтенант такого, о чем не догадывался матерый полковник из главка уголовного розыска, который за свою жизнь прошел оперативную работу от такого же вот сопливого лейтенантика до полковника. Станислав Васильевич прекрасно знал, что начальник оперчасти контролирует свое подразделение и все, что там происходит, происходит с его ведома. Он тут был хозяин, и нелепо предполагать, что кто-то из подчиненных прикрывал Химика с его подпольной мастерской, а сам майор ничего не подозревал. Скорее всего, всем лишним приказано было носа не совать в эти дела. А то и делился майор с подчиненными, чтобы и их замазать грязными делишками.

Они проговорили около двух часов, когда вернулся с совещания начальник колонии подполковник Туманов. Невысокий, плечистый, немного кривоногий, с властным лицом и тяжелым взглядом, он по-хозяйски открыл дверь в оперчасть.

– Какие у нас тут гости? Прохоров, занял гостей?

Крячко поднялся из кресла. Представление произошло вежливо, но как-то настороженно. Видимо, Туманов опасался, что без него тут московскому гостю расскажут много лишнего. Последовав за подполковником в его кабинет, Крячко не отказался от чая и с ходу выложил свою легенду, которая была лишь частью настоящей причины визита. Он попросил познакомить его с делами заключенных, освободившихся год назад. Именно в пределах года. Просьба вполне невинная, тем более что все характеристики на сидельцев были в деле, а молодой оперативник никого из них не знал, хотя при беседе присутствовал. Не мог он ничего сболтнуть, и Туманов чувствовал себя в безопасности.

Всего за тот год освободилось восемь человек. По сути, шестеро отбывали срок по делам, далеким от блатных. Двое за аварию с человеческими жертвами, четверо – мелкие коммерсанты, приговоренные за экономические преступления к небольшим срокам. А вот двое были настоящими уголовниками. Оба сидели за нанесение тяжких телесных повреждений с добавлением еще нескольких статей такого же типа, связанных с насилием над личностью.

Крячко рассматривал фотографии, пытаясь оценить характеры этих людей. Хлебников Дмитрий Васильевич, тридцати двух лет. Кличка Батон. Худощавый, агрессивный, с прыщавым лицом и капризным ртом вечно всем недовольного человека. Мог бы стать киллером? Запросто, только цену дай хорошую. И вел он себя в отряде не самым лучшим образом. За последний только год трижды сидел в ШИЗО. Отбыл «от звонка до звонка», никаких условно-досрочных.

И второй тип был под стать. Головнин Александр Вячеславович, двадцать девять лет, по кличке Череп. Да, форма черепа у него и правда впечатляла. Неровный, будто весь в шрамах, выпуклый, с низким лбом. Глаза ничего не выражают, пустые глаза, тупые. Этот никогда не испытывал угрызений совести. Да и понятия эти настолько далеки, что сразу представляется, что кличку ему прилепили в зоне не за форму головы, а за склонность к тупому насилию. Скорее всего, этот из категории гладиаторов, или «быков», как их называют блатные. Тоже отсидел «от звонка до звонка», правда, вел себя более смирно.

Выписав себе с разрешения полковника Туманова адреса места жительства и близких родственников, Крячко сделал на телефон снимок фотографий всех восьмерых освободившихся. Не хотелось ему, чтобы начальник колонии понимал, кто именно заинтересовал московского полковника. С отъездом Крячко не торопился. Он с удовольствием согласился пообедать в столовой для персонала, оценил хорошую кухню. А потом согласился и на экскурсию по зоне, посмотреть производство, цеха. Выехал из Саратова домой Станислав Васильевич уже после обеда, но теперь он гнал машину, стараясь не потерять ни одного лишнего часа в дороге. К дому Гурова он подъехал в полночь.

– Устал? – пропуская в квартиру напарника, спросил Лев Иванович. – Глаза у тебя красные.

– Две ночи без сна, и только фары встречных машин, – усмехнулся Крячко, проходя в гостиную и опускаясь в кресло. – А я уже не железный…

– Может, останешься? Тебе выпить сейчас не мешает. Маша тебе постелет в комнате. Или машину оставь, а домой на такси.

– Нет, слишком устал, – покачал Крячко головой. – Выпью и сразу раскисну до неприличия. Давай лучше о делах.

Мария вышла неожиданно, и Станислав даже не сразу смог выбраться из кресла, чтобы встать с приходом хозяйки дома.

– Сиди, Станислав, – улыбнулась Мария. – Полно тебе с манерами. Лев сказал, что ты вторые сутки за рулем.

– Ни в одном глазу усталости, – бодро соврал Крячко. – Готов еще сутки или двое вести машину, если надо. А также самолет, железнодорожный состав и атомный ледокол. Но на него у меня допуска нет.

– Балагур, как и всегда, – одарила гостя очаровательной улыбкой Маша. – Ладно, не буду вам мешать, сыщики. Поставлю хотя бы чай.

Когда жена вышла, Гуров посмотрел на Станислава и сразу понял, насколько тот вымотался. Мгновенно бодрая маска сползла с лица друга, оставив лишь серую вялость. Крячко полез в карман за телефоном и одновременно стал рассказывать:

– Ножи и правда там делали, и мне правду сказал Пляжник про Химика и его последователей. Думаю, что Химика и потом других «крышевал» тогдашний начальник оперчасти, майор Шаров. Но сейчас он уже там не работает, давно не работает. А ножи перестали делать, потому что из-за низкого качества сразу упал спрос. Точнее, исчез совсем. Есть интересные личности среди тех, кто освобождался в том календарном году, уже после освобождения Химика и затухания бизнеса с ножами.

– Шарова придется найти и отработать, – кивнул Гуров. – Ну, покажи сидельцев, кто в том году освобождался.

Он смотрел на лица на экране телефона, внимательно слушая пояснения и характеристики Крячко. И когда напарник дошел до личности Черепа, Лев Иванович вдруг схватил Станислава за руку.

– Вот он!

– Кто? – сразу насторожился Крячко.

– Тот тип в лесу, который на меня напал, у которого я из руки нож выбил и который там пытался окурки собрать с места, откуда велось наблюдение за Вячеславом Андреевым.

– Точно?

– Точно, Стас, точно! Я его глаза не забуду. Этот убить может запросто и не моргнет. И убивать будет, сколько попросят и за скольких заплатят. И спать потом будет спокойно, выпив стакан водки и закусив килькой прямо из банки.

– Череп, значит, – повернув экран к себе, прокомментировал Крячко. – Значит, и Батона нельзя сбрасывать со счетов. Он последний, кто пытался делать такие ножи. А если майор Шаров крышевал Хлебникова-Батона, то можно предположить, что и Головнин-Череп был в поле его внимания. Ребятишки ему обязаны, это точно. Наверняка он на них компромат имеет. Он оперативник опытный, знает, как держать в узде такую публику. Ладно, будем искать всех троих.