– Вы слышали, что король Кореи под нажимом микадо отказал нам в ранее согласованной покупке одной из бухт на своём побережье? А эта бухта предназначалась для организации промежуточного пункта бункеровки угля наших судов. И хотя выбор места был заранее утверждён и согласован на самом высоком уровне и в Корее, и в России, – теперь она принадлежит японцам.
– И так по многим вопросам, – поддержал его Андрей. – На железной дороге, в районе порта Дальний, хунхузы стали очень активны, а противодействовать им без согласия корейских властей мы не можем.
Вино и желание понравиться соседке придали ему уверенности, и он с увлечением стал излагать своё видение происходящего.
Поведение правительства Кореи в отношениях с Россией задело всех участников застолья, и они активно включились в полемику, особенно разошлась Марина. Андрей всё чаще стал засматриваться на неё, отмечая, как ей идёт лёгкий румянец, как забавны и привлекательны ямочки на щеках. С кончика её уха, точно капля воды, скользящая по коже, свисал бриллиант. Марина несколько раз поворачивалась в сторону Андрея, и бриллиант в её ухе начинал дрожать, словно прозрачная влажная бусинка, которая вот-вот сорвётся и упадёт.
– Какие у вас красивые серьги, сударыня. Я таких не видел, – склонившись к её уху, негромко шепнул он.
– Это горный хрусталь, – так же тихо ответила она. – Многие думают, что это бриллиант, а я и не разубеждаю.
Она засмеялась.
– Прелестные серьги, а ваше ушко способно только украсить их.
Она одарила его заинтересованным взглядом, одним из тех, что проникают в самое сердце и заставляют его учащённо биться. Андрей потянулся за бокалом и встретился глазами с Анной Алексеевной. Она показала глазами на Марину и поощрительно улыбнулась.
Всех пригласили в гостиную пить кофе. Андрей предложил Марине руку. Она мило улыбнулась, просунула ладошку под его локоть, и они, не торопясь, пошли за остальными.
Вот и гостиная. Теперь он смог рассмотреть этот «писк» европейской моды в подробностях. Во всех её углах стояли высокие растения с листьями, похожие на пальмы. Изящно раскинув лапы, они тянулись до самого потолка. По бокам камина, в больших глиняных горшках, колоннами стояли каучуковые деревья. Их продолговатые тёмно-зелёные листья шапкой громоздились одни над другими. На фортепиано стояли два кустика неизвестного Андрею цветка и наполняли комнату лёгким нежным благоуханием. Мягкий цвет стен, обтянутых бледно-лиловой материей, усеянной жёлтыми цветами, гармонично сочетался с тяжёлыми портьерами из серо-голубого сукна, по которому красным шёлком были вышиты гвоздики. Интерьер дополняла мебель, обитая жёлтым габардином с гранатовыми разводами.
Сашенька села к фортепиано и начала музицировать. Андрей с Мариной расположились на небольшом диване под широкими лапами пальмы.
– Андрей Иннокентьевич, хотите кофе? – проворковала Анна Алексеевна и протянула маленькую чашку с ароматным напитком.
– Да, сударыня, благодарю вас.
– А ты, Марина?
– Конечно! Спасибо, дорогая. – И повернулась к Андрею: – Я слышала, вы что-то изобретаете с Леонидом?
– Изобретает он, я лишь высказал пару идей. Знаете, это настолько скучная тема, что не хотелось бы утомлять вас подробностями.
– Хорошо, оставим в покое изобретения, но тогда расскажите мне о вашем героическом рейде.
– Люди преувеличивают, Марина Карловна, обычный рейд, ничего более.
– Не скромничайте. Весь Владивосток гудит, и я просто сгораю от любопытства. Прошу вас.
Она понизила голос, от чего совершенно безобидная просьба приобрела особый оттенок.
Близость молодой красивой женщины, столь явно расположенной к нему, взволновала Андрея. Подогретый вином и томимый желанием понравиться, он рассказал ей о событиях, произошедших с ним под Михайловкой.
По ходу повествования она то вскрикивала, то сжимала его руку, иногда перебивая и переспрашивая. Если он медлил, она поощрительно гладила его руку и просила:
– Не смущайтесь, продолжайте.
Он рассказывал, а Марина с восхищением и обожанием слушала его. Наиболее жестокую и кровавую часть повествования Андрей скомкал и закончил «за здравие»:
– В общем, мы всех победили. Что мы всё обо мне? Хотите, я лучше расскажу пару анекдотов? Они, конечно, «с бородой», но актуальности не потеряли.
– Рассказывайте, я люблю весёлые истории, – улыбнулась Марина.
– Что же вам рассказать?
Андрей стал перебирать в голове варианты известных анекдотов. Вспомнив несколько старых, ещё «оттуда», из серии приличных или почти приличных, наклонился к её уху и стал негромко нашёптывать. Она то прыскала в кулачок, то задорно хохотала. Когда требовалась толика фривольности и он пытался подобрать более деликатное толкование, она сердито толкала его в бок.
– Давайте, как есть.
Сама при этом слегка краснела, но руку Андрея из своих пальчиков не выпускала.
Вскоре они принялись болтать, точно старые знакомые, наслаждаясь возникшей простотой отношений, чувствуя, как от одного к другому идут токи приязни и доверия. Марина прижалась к его плечу и тихо сказала:
– Как странно. Я так запросто чувствую себя, будто знаю вас сто лет. Убеждена, что мы можем стать друзьями. Хотите?
– Хочу, – улыбнулся он и накрыл её ладонь своей. – Кстати, по этому поводу есть анекдот. Правда, он не совсем приличный. Хотите, расскажу?
– Давайте уже, – понизив голос до шёпота, проговорила она.
Он находил, что она обольстительна, женственна и невероятно соблазнительна. Она возбуждала в нём желание, от которого дрожали руки. По её прерывистому дыханию и вспотевшим ладошкам, по тому, как она как бы случайно прижималась бедром к его ноге, он чувствовал, что это влечение взаимно. Чтобы успокоиться, он начал обещанный анекдот:
– Представьте себе зимний вечер. Снег, крупными снежинками кружась, медленно падает на перрон, с которого вот-вот тронется поезд. За окном купе тускло светит фонарь. В купе в одиночестве сидит ОН и с грустью смотрит в окно. Оркестр на перроне заиграл прощальный марш. Тут распахивается дверь, и в купе торопливо входит ОНА.
ОН поздоровался. ОНА ответила. ОН помог ей снять шубку. ОНА поблагодарила. Они присели на разные диваны. Они были незнакомы. ОН молча открыл саквояж и достал бутылочку коньяка. ОНА открыла ридикюль и достала плитку шоколада. ОН достал из буфета два бокала. ОНА вынула две салфетки и положила их рядом с шоколадом. ОН молча налил коньяк в оба бокала и взял свой. ОНА подняла второй. Выпили. Поезд тронулся. За окном слышались удаляющиеся звуки марша, мелькали фонари, медленно падал снег.
ОН вновь налил коньяк. Они выпили. Поезд, набирая ход, засвистел. На перегоне гулко застучали колёса. Они выпили ещё. ОН представился. ОНА назвала себя. Выпили за знакомство. Завязалась беседа: о поезде, о стуке колёс, о снеге, так красиво падающем за окном, о литературе, об искусстве и ещё о массе других совершенно безобидных, невинных и добродетельных вещей.
Не прошло и получаса, как они беседовали друг с другом, будто старые знакомые.
«Мы знакомы не более получаса, – сказала ОНА, – а у меня такое ощущение, что я знаю вас тысячу лет».
Андрей прервал рассказ и ехидно посмотрел на Марину. Она сверкнула глазами и мстительно толкнула его острым локотком в бок.
– Не останавливайтесь, поручик. Что было дальше?
Андрей притворно охнул, а затем невозмутимо продолжил рассказ:
«Вы знаете? – сказала ОНА, – вот мы едем с вами в одном купе уже час, говорим на нейтральные и целомудренные темы. Но меня не отпускает ощущение, что именно в этот момент мой муж изменяет мне». «Да вы что! – воскликнул ОН. – У меня точно такое же ощущение! Мне кажется, что сейчас, пока мы с вами ведём невинные и возвышенные беседы, моя супруга бессовестно изменяет мне!» «А давайте им отомстим!» – предложила ОНА. «А давайте!» – решительно согласился ОН. И они отомстили…
Устало откинувшись на подушку, ОН с наслаждением закурил. ОНА, поправив чуть поехавшую причёску, забрала у него папиросу и затянулась. Затем медленно выпустила струйку дыма, томно потянулась и сказала: «Ты знаешь, я такая мстительная. Так бы мстила и мстила…» «А я отходчивый, – лениво перебил ОН, – раз отомстил и достаточно».
Марина улыбнулась, а потом хитро посмотрела на Андрея и, понизив голос, тихо сказала:
– Я ведь тоже мстительная.
И задиристо засмеялась.
Андрей даже через сукно мундира почувствовал жар её тела. Голова слегка кружилась то ли от коварного вина, то ли от дурманящей близости удивительно красивой и нестерпимо желанной женщины.
Вечер подходил к концу. Гости засобирались по домам. Будто не желая отпускать их, закапал дождь. Леонид по обязанности хозяина, накрывшись дождевиком, выскочил на улицу, поймал закрытый экипаж и подогнал его к подъезду.
– Разрешите проводить вас? – обратился Андрей к Марине.
– Окажите любезность, – согласилась она.
Они попрощались с семейством Гобято, сели в экипаж и оказались наедине. Экипаж тронулся и мягко покатил по мостовой. Карету слегка покачивало. Андрей затаил дыхание. Он чувствовал, что она здесь, совсем близко, в этой движущейся тёмной коробке. За зашторенными окнами мелькали редкие фонари, лишь на мгновение освещая её силуэт. Он ощущал теплоту её плеча, но не мог выговорить ни единого слова. Все мысли были парализованы непреодолимым желанием заключить её в объятия.
Что будет, если я осмелюсь?
Он вспомнил свои весьма пикантные анекдоты, её игривую реакцию на них и исполнился решимостью, но опасение потерять её расположение удерживали его. Она забилась в угол и, затаившись, молчала. Он мог бы подумать, что она задремала, если бы не видел, как блестят её глаза в отсветах редких уличных фонарей.
О чём она думает?
Он чувствовал, что нельзя нарушать молчание, что одно слово, одно-единственное слово может всё испортить, а для решительной атаки не хватало смелости.
Вдруг он почувствовал, что она шевельнула ногой. Достаточно было этого чуть заметного движения, резкого, нервного, нетерпеливого, выражающего досаду, а может быть, и призыв, чтобы он весь затрепетал и потянулся к ней, ища губами её губы, а руками её тело. Она слабо вскрикнула, попыталась выпрямиться, высвободиться, оттолкнуть его. Но быстро, как бы не в силах сопротивляться, сдалась. Её рука обхватила его шею, а голова откинулась назад, подставляя себя его губам.
Весь горя, он покрывал поцелуями её глаза, плечи, шею. Одна рука его придерживала её за талию, а другая заскользила по бедру, нежно лаская и опускаясь всё ниже. Вот она добралась до краешка платья, проникла под него и коснулась шёлка тонкого чулка. Марина судорожно вздохнула, но руку его не убрала и стала отвечать на поцелуи. Сначала робко, потом всё смелее, горячо, жадно, с возрастающей страстью. Почувствовав в её действиях поощрение, он заскользил по чулку вверх, пока ладонь не коснулась обнажённого бедра. Жар ударил в голову. Ему хотелось выпить её поцелуями.
Рука нырнула под шёлк белья, под которым стыдливо пряталось её горячее манящее сокровище. Почувствовав кончиками пальцев пушок мягких волос, он накрыл его ладонью. Сдерживая дрожь возбуждения, он стал ласкать её бедра и низ живота, осторожно касаясь возбуждённого, пышущего жаром лона.
Она тихо застонала, чуть развернулась и подалась навстречу. Под его руками стало горячо и влажно. Она вздрогнула и задрожала, но его губы и руки становились всё настойчивей и требовательней. Её дыхание сбилось, оно стало нервным и прерывистым. Она всхлипнула. Из уголка её глаз дорожкой пробежала слезинка, которую он тут же осушил губами. Томно застонав, она обмякла и, чуть раздвинув ноги, впустила его, покоряясь и отдаваясь без остатка…
Уставшие и расслабленные, они тихо сидели в темноте фаэтона. Произошедшее ошеломило обоих. Ему хотелось наговорить ей множество ласковых и нежных слов, выразить всё, что он чувствует, сказать, что любит и боготворит её. Но все приходящие в голову слова казались нелепыми, неискренними и лишними.
Она прильнула к его плечу, тихо всхлипывая и дрожа. Он нежно обнял её.
Так они просидели несколько минут, не заметив, что экипаж уже давно стоит у её дома. Возница на козлах многозначительно закашлял.
Андрей вышел из экипажа и подал ей руку. Она приняла её и, судорожно вздохнув, спустилась по ступенькам кареты. Они подошли к двери парадной.
– Когда мы увидимся? – прошептал он.
– Завтра. Приходите ко мне завтракать, – чуть слышно ответила она и скрылась за тяжёлой дверью.
Андрей вернулся в карету и приказал везти его в гостиницу. В голове метались противоречивые мысли. Он не ожидал, что эта обворожительная красавица отдастся ему при первом же натиске. Так скоро, что он до сих пор не мог опомниться.
Может, она была пьяна? А завтра будут слёзы и упрёки?
Эта мысль встревожила его. Но тёплое нежное чувство, разливающееся в груди при воспоминании о Марине, разогнали нечистые мысли.
Утро вечера мудренее, решил он.
Ночь была беспокойной, а сны полны эротических видений…
О проекте
О подписке