Глава 1

Бунтующий князь Петр Кропоткин: хождения в народ, анархо-коммунизм и новый взгляд на природу человека

Как Кропоткин разочаровался в государстве, совершил научное открытие и сбежал из тюрьмы

Друзья Кропоткина шутили, что у Петра Алексеевича больше прав на престол, чем у любого из русских царей за последние несколько сотен лет. Род Кропоткиных восходит к Рюриковичам, к князю Дмитрию Васильевичу, получившему прозвище Крапотка (Кропотка). В том, что врагом российского государства стал человек более родовитый, чем правящий царь, есть некая ирония.

Философ-эмигрант Евгений Спекторский как-то заметил, что распространение анархизма в России было отчасти связано с неприятием Романовых как «иноземцев», ведь анархизм ставил перед собой цель «свергнуть иностранное правительство». В этом есть своя правда. Петр I активно приглашал ко двору немцев, голландцев и других европейцев, Екатерина II говорила на русском языке с акцентом, а правящая элита XIX века публично изъяснялась на французском, словно русский – язык низшего сословия (о последнем обстоятельстве много писал Лев Толстой, подчеркивая пропасть между элитой и народом).

Впрочем, все это лишь ироничные замечания. В действительности связь Кропоткина с Рюриковичами говорит о том, что даже среди тех, кто по праву рождения мог пользоваться властью в своих эгоистических интересах, были люди, способные отказаться от этого соблазна и не идти проторенной дорогой. Анархизм нередко сравнивают с древнекитайским учением о Дао, согласно которому высшей ценностью является духовное становление личности вопреки господствующим социальным порядкам. В этом смысле Кропоткин, безусловно, даос.

Петр Алексеевич родился 9 декабря 1842 года в Москве, в доме 26 по Штатному переулку. Получив хорошее домашнее образование, он продолжил обучение в Первой Московской мужской гимназии, а затем поступил в Пажеский корпус, элитное образовательное учреждение для детей аристократов. Во время учебы он познакомился с Александром II – это произошло на военном смотре в императорском дворце. Потом Кропоткин вспоминал, как следовал за обходившим строй царем и старался не отставать. В какой-то момент Александр II обернулся, увидел запыхавшегося пажа и произнес: «Ты здесь? Молодец!» Если бы в этот момент на царя было совершено покушение, Кропоткин должен был бы прикрыть его своим телом^[3].

После выпуска из Пажеского корпуса в 1862 году юный Кропоткин принял решение, которое озадачило не только его семью, но и самого императора. По традиции тех лет выпускник мог остаться в Петербурге и вести светский образ жизни, посещая рестораны и театры. Вероятно, согласившись на такой расклад, Кропоткин стал бы типичным представителем «золотой молодежи» своего времени. Однако он решил иначе.

Юный князь был увлечен наукой (географией, историей, геологией и биологией) и материалистической философией (Людвиг Бюхнер, Якоб Молешотт и другие). При этом он, словно предчувствуя грядущие либеральные реформы, хотел своим трудом улучшить жизнь подданных империи. Он решил, что его место не в столице, а на окраинах империи, где люди нуждаются в помощи, где много неизведанного и где, вероятно, еще не ступала нога путешественника. После того как Кропоткина произвели в офицеры, он изъявил желание служить в Сибири.

В Сибири молодой князь участвует в нескольких экспедициях (Восточная Сибирь, Маньчжурия, Восточные Саяны), сплавляется по рекам (Ингода, Шилка, Амур, Иркут), делает географические открытия (например, обнаруживает вулканические кратеры в долине Хигол) и записывает свои наблюдения за жизнью местного населения. В 1866 году он возглавляет экспедицию Восточно-Сибирского отделения Императорского географического общества из Иркутска к Чите. За время этих экспедиций Кропоткин успел открыть горный хребет, названный его именем (хребет Кропоткина, высота 1647 метров, служит водоразделом рек Большой Патом и Жуя с Витимом), и заняться изучением древних ледниковых процессов, определивших климат Земли.

В своих многочисленных дневниковых записях, очерках и отчетах, подготовленных по итогам экспедиций, Кропоткин отчасти предвосхитил подход социальной антропологии. Он пишет о том, как природные факторы влияют на уклад местных жителей, описывает их повседневные практики и фиксирует особенности сибирского словоупотребления. В сибирских рассуждениях Кропоткина прослеживаются зачатки идеи, которую он будет развивать в своих последующих сочинениях: за всем многообразием проявлений человеческого творчества (от способов приветствия и приготовления блюд до организации институтов взаимовыручки) стоит фундаментальный принцип – люди естественным образом склонны к сотрудничеству друг с другом, и государство здесь совершенно ни при чем. Удаленность Сибири от крупных центров административного управления позволила Кропоткину впервые увидеть, как живут люди, предоставленные самим себе.

Во время экспедиций Кропоткин узнал очень неприятные вещи: полезные инициативы местных управленцев блокируются в Санкт-Петербурге, выделенные на строительство дорог деньги оседают в карманах чиновников, географические карты нагло врут, а трудности обычных жителей Сибири не интересуют столичные власти. Кропоткин пришел к мысли, что нищета и социальная несправедливость – закономерное следствие порочного мироустройства. Разочарование в государственных реформах подтолкнуло молодого князя к поискам альтернативных способов улучшения жизни общества.

В 1867 году Петра и его брата Александра отправили подавлять восстание ссыльных поляков в Прибайкалье. Кропоткин видит в действиях российских властей очередной пример того, что государство способно лишь угнетать своих подданных, но ничего не может сделать для их процветания. Он отказывается подчиниться приказу, выходит в отставку и в том же году возвращается в Санкт-Петербург. В столице Петр Алексеевич погружается в академическую деятельность. Он поступает на физико-математический факультет Санкт-Петербургского университета, публикует статьи и научные заметки по географии Сибири и переводит на русский язык труды Герберта Спенсера и других европейских философов-позитивистов. В 1868 году он избирается членом Императорского русского географического общества (ИРГО). К двадцати семи годам Кропоткин – автор восьмидесяти научных публикаций, в том числе и в зарубежных журналах. В рамках ИРГО князь общается с лучшими представителями отечественной науки, в том числе с биологом Николаем Северцовым и этнографом Николаем Миклухо-Маклаем.

В 1871 году Кропоткин участвует в экспедиции в Финляндию и Швецию. Он исследует не только природу, но и социальную жизнь этих стран. Князь приходит к выводу, что даже в парламентской Швеции простые люди живут в крайне тяжелых условиях. Он наблюдает за работниками швейного производства в Стокгольме, которые едва сводят концы с концами, хоть и трудятся в поте лица. Сколько же нужно либеральных реформ, задается вопросом Кропоткин, чтобы улучшить материальное положение людей? Политические взгляды князя стремительно левеют.

После возвращения из экспедиции Кропоткин стал пристально следить за революционными событиями во Франции, где разворачивалась драма Парижской коммуны. В ходе Франко-прусской войны (1870–1871) в стране разгорелся политический кризис. Император Наполеон III потерял власть, а правительство объявило о создании республики. На этом фоне активизировались радикальные левые силы, в том числе и анархисты. Они требовали полностью упразднить правительство и создать свободную конфедерацию. Кроме того, они предлагали реформировать экономику, создав сеть самоуправляемых кооперативов и ассоциаций. 18 марта 1871 года Париж объявил себя коммуной и призвал другие города к восстанию против республиканского правительства и прусских оккупационных войск. В Лионе, Марселе и Бордо прошли вооруженные выступления, но они закончились неудачей. Парижская коммуна оказалась в одиночестве и 28 мая 1871 года была разгромлена.

Кропоткин узнаёт, что некоторым коммунарам удалось бежать в Швейцарию, где действовали последователи анархиста Михаила Бакунина. В 1871 году князь пытается выехать в Европу, но его задерживают смерть отца и другие проблемы. В 1872 году он наконец получает разрешение на выезд и прибывает в Цюрих. Выясняется, что Интернационал, о котором так много говорят в печати, представляет собой, по сути, две самостоятельные политические силы: одни революционеры придерживаются взглядов Маркса, другие – Бакунина. Желая примкнуть к освободительному движению, Кропоткин не действует вслепую, а проводит сравнительное исследование. Он отправляется в Женеву, читает местные политические прокламации и сравнивает их с леворадикальной печатью в Цюрихе. Решающее значение для князя имела его поездка в Юрские горы, где функционировала Юрская федерация – свободная самоуправляемая группа рабочих-анархистов. После общения с ними и ознакомления с политической программой федерации он становится анархистом. Интересно, что Кропоткин находился в Швейцарии в одно время с Бакуниным, но их встреча так и не состоялась: князь не испытывал особого интереса к патриарху анархизма, а тот был уже слишком стар, чтобы знакомиться с очередным молодым революционером.

Вернувшись в Россию, Кропоткин продолжает научную работу, сочетая ее с активной социально-политической деятельностью. С одной стороны, он обобщает все свои научные наблюдения в области географии и геологии, с другой – уходит в революционное подполье и распространяет леворадикальную политическую литературу. Днем Кропоткин – солидный ученый, путешественник и работник ИРГО, а ночью – революционер, борец с государством и участник революционного кружка «чайковцев».^[4]

Кропоткину удалось совершить несколько действительно крупных научных открытий. Хотя сам он главным своим достижением считал теорию строения Азиатского материка, наиболее сенсационной оказалась гипотеза князя о существовании среди вод Ледовитого океана неизвестного участка суши к северу от Новой Земли. Российское правительство даже хотело снарядить экспедицию, чтобы проверить догадку Кропоткина, но не смогло собрать необходимые средства. Зато австрийские власти независимо от России исследовали этот регион и открыли ту самую землю, о которой говорил ученый-анархист. Назвали ее, естественно, не в честь Кропоткина, а в честь австро-венгерского монарха – Землей Франца-Иосифа.^[5]

«Исследование о ледниковом периоде» стало одним из главных научных трудов князя. Оно не только опровергало бытовавшее в то время представление о существовании в древности ледникового моря, но и доказывало, что именно в ледниковый период сформировались природные условия, во многом определившие развитие человека. Позднее Кропоткин высказал несколько интересных (хотя и спорных) предположений по поводу рациона древних людей. Например, он считал, что именно в ледниковый период человек стал употреблять в пищу мясо животных, так как скудная растительность не могла быть источником необходимых для выживания калорий. Впрочем, это сочинение занимает важное место в биографии Кропоткина еще и потому, что половина его была написана уже в тюрьме.

Князь-анархист в прямом смысле ходил в народ – вечером переодевался в простого рабочего и отправлялся читать лекции трудящимся Петербурга. Где-то его знали как Бородина, где-то он использовал другую фамилию. Некоторое время перевоплощения спасали Кропоткина от преследований жандармов, но со временем политическая полиция все же его засекла. 2 апреля 1874 года Кропоткин читал доклад на совете ИРГО о следах древнего оледенения в Финляндии и даже получил предложение занять место председателя отделения физической географии, а уже через два дня был арестован и помещен в Трубецкой бастион Петропавловской крепости.

Восставшему против государства аристократу позволили завершить труд о ледниковом периоде – ему разрешалось читать научную литературу и пользоваться необходимыми письменными принадлежностями. Во всем остальном Кропоткин был в том же положении, что и все прочие узники Петропавловской крепости: одиночная камера, скудный тюремный рацион, сырость и холод. Очень скоро на Петра Алексеевича обрушились болезни: сперва несварение желудка и воспаление легких, а затем и вовсе цинга. Несмотря на строгие условия содержания, ему позволили получить медицинскую помощь. Для этого Кропоткина перевели в Николаевский военный госпиталь при тюрьме.

Петропавловская крепость славилась тем, что за всю историю ее существования ни одному узнику не удалось из нее бежать. Об этом знали все, включая друзей Кропоткина. Если нельзя сбежать из самой крепости, то, может быть, получится улизнуть из госпиталя? План разработал сочувствовавший русским революционерам доктор Орест Веймар: он предложил совершить побег не ночью, а днем, когда стража менее всего этого ожидает.

Кропоткин покинул госпитальный двор посреди дня, во время прогулки, миновал ворота и прыгнул в экипаж, где его ждали друзья. Часовой и несколько солдат пытались преследовать князя, но безрезультатно. Сработал эффект неожиданности – администрации и в голову не приходило, что кто-то решится на такой дерзкий побег. Позднее Петр Алексеевич сделает несколько заметок о произошедшем, из которых мы можем узнать следующее: сигналом для побега были звуки мазурки, которую играл скрипач, охранников тюрьмы отвлекал народоволец Юрий Богданович, рассказывавший об исследовании вшей под микроскопом, а после побега князь, чтобы остаться незамеченным, переоделся в солдатскую форму.

Как Кропоткин стал эмигрантом, придумал анархо-коммунизм и снова оказался в тюрьме

В августе 1876 года в Англию приплыл русский эмигрант Сергей Левашов. Он поселился в Лондоне на Грейт-Перси-стрит, в доме № 3. Зарабатывал Левашов написанием заметок для крупнейшего научного журнала Nature и газеты The Times. Как-то Джон Келти, секретарь Королевского географического общества и сотрудник Nature, прочитал новость о том, что некий географ Кропоткин совершил побег из тюрьмы, покинул Россию и теперь скрывается от властей в Европе. Келти поинтересовался у Левашова, не читал ли он книгу о ледниковом периоде, написанную беглым географом. Тот ответил, что очень хорошо знает эту книгу, потому что сам ее и написал.

После бегства из России князь-анархист параллельно с научной деятельностью продолжает вести революционную борьбу. Он совершает поездки по всей Европе, участвует в демонстрациях в Швейцарии, Бельгии и Франции. Кроме того, он совершенствует саму теорию анархизма, разрабатывая концепцию анархо-коммунизма.

Во времена Кропоткина многие анархисты не ассоциировали себя с коммунистическим движением. Они часто противопоставляли себя коммунистам, полагая, что идеал последних – «казарменный социализм». Марксисты к тому времени почти монополизировали коммунизм как учение, но Кропоткин не собирался с этим мириться. Вместе с Джеймсом Гильомом и другими европейскими революционерами он с опорой на бакунинские идеи стал сближать понятия «анархизм» и «коммунизм». Кропоткин и Гильом пропагандировали безвластный коммунизм, идейно чуждый концепциям вроде «диктатуры пролетариата» и учению о диалектике, которая царствует в сфере экономического производства и социально-экономических отношений.^[6]

Во Франции и Швейцарии Кропоткин начинает издавать журнал «Бунтарь» (Le Révolté). В этом деле князю помогают известный географ-анархист Элизе Реклю и публицист Жан Грав. Совместными усилиями они развивают анархо-коммунистическое понимание свободного общества. С их точки зрения, коммунизм – это учение о безвластном обществе, которое представляет собой федерацию самоуправляемых коммун. Частная собственность отрицается во всех смыслах: в юридическом, экономическом, культурном и политическом. Средства производства принадлежат жителям коммун, а коммуны соединены узами солидарности и взаимопомощи.

В 1878 году, в 36 лет, Кропоткин женился на Софье Григорьевне Ананьевой-Рабинович, молодой девушке, приехавшей учиться в Швейцарию из Томска. Брак был заключен без церковных обрядов, на анархических принципах полного равноправия. Супруги подписали трехлетний договор, который предусматривал возможность расторжения или продления каждые три года: на протяжении последующих лет они продлевали его четырнадцать раз. Вскоре после женитьбы они переехали из шумной Женевы в тихий Кларан. «Здесь, – вспоминал Петр Кропоткин, – при содействии моей жены, с которой я обсуждал всегда всякое событие и всякую проектируемую статью и которая была строгим критиком моих произведений, я написал лучшие мои статьи для Revolte… В сущности, я выработал здесь основу всего того, что впоследствии написал».

В 1882 году Кропоткина арестовывает французская полиция. Под давлением российского правительства его приговаривают к пяти годам лишения свободы. Протесты со стороны Виктора Гюго, Герберта Спенсера, Эрнеста Ренана, Алджернона Суинберна и многих других интеллектуалов и общественных деятелей не смогли повлиять на решение суда. Кропоткина сперва отправляют в тюрьму Лиона, а потом переводят в казематы Клерво.

В тюрьме князь снова с головой уходит в науку: пишет статьи для журнала The Nineteenth Century и изучает пенитенциарную систему изнутри. Имея за плечами опыт заключения в Петропавловской крепости, он сначала проводит сравнительный анализ тюремных порядков в разных странах, а потом начинает эмпирическое исследование поведения человека внутри пенитенциарной системы. Задолго до Мишеля Фуко Кропоткин обращает внимание на ключевые инструменты угнетения личности: дисциплину, изоляцию, систему тотального надзора. В 1886 году он выходит на свободу, а в следующем году публикует работу о тюремной системе – «В русских и французских тюрьмах», в которой анализирует не только петропавловский кейс и свое французское приключение, но и сюжеты, связанные со ссылками людей в Сибирь и на Сахалин. Кропоткин приходит к выводу, что тюрьма не исправляет человека, а напротив – воспитывает в нем «преступное поведение».

Рисунок Петра Кропоткина, изображающий его камеру в тюрьме Клерво. 1883 год