– Скорее всего я потом и пожалею о своих словах, но…Может, вам поговорить, Дин? Ведь, когда одно упоминание о человеке вызывает столько эмоций, значит, не все потеряно. Подумай об Оливке…
Качаю головой, усмехаясь.
– Ты как себе это представляешь? Клим придет на следующий прием с женой, а я ему с порога: «Здрасти, ты меня не помнишь, но мы с тобой переспали три года назад, и у нас родилась дочь.». Спасибо, я, пожалуй, откажусь. Он ребенку-то от жены не больно-то рад.
– Ты же не знаешь, какие там отношения. Может, это просто брак по расчету.
– Ты права, не знаю, и знать не хочу. Пусть сами разбираются. А Оливка…Я не хочу, чтобы она когда – нибудь узнала, как это больно, когда выбирают не тебя. Как больно, когда с тобой наигрались и выбросили без предупреждения…
Грязные воспоминания снова вспарывают старую не заживающую рану. Я столько держалась, но появление Клима как будто сорвало кран со слезами. В последний раз я так бесконтрольно ревела год назад, вечером, после празднования дня рождения Оливки.
Мысленно приказываю себе собраться. Нельзя, чтобы дочь увидела меня в таком расшатанном состоянии, она будет очень переживать. Торопливо утираю слезы и спешу улыбнуться – к нам как раз, размахивая двумя листочками бумаги, подбегает Оливка.
– Вот! – громко восклицает дочка. – Это вам! – и шлепает перед каждой из нас листочки с цветными каракулями. – Это ты, тетя Даша. И ты, мамоська. Красиво?
Дочь задирает личико и попеременно поворачивается то ко мне, то к Даше. Сталкиваемся взглядами с подругой. В ее глазах, как и в моих, плещутся слезы умиления. Наша девочка так быстро растет. Не по годам.
– Очень, солнышко, – любовно разглаживаю свой первый портрет в исполнении Оливки.
– Ты похожа на пинцессу, – хихикает дочь, тряся кудряшками.
– Я повешу его в рамку и всем гостям буду хвастаться, что моя крестница – великая художница, – Даша звонко чмокает Оливку в макушку.
Помещение кафе озаряет наш счастливый смех.
– Мыльные пузыри! – громко вскрикивает егоза, показывая пальцем в стеклянную стену, через которую видно, как аниматор в игровой развлекает детей. Дочь складывает ручки в умоляющем жесте. – Мамочка, можно? Ну пожалуйста-пожалуйста!
– Пойдем, – Даша встает и берет дочь за руку, переплетая их пальцы. – Пусть мама спокойно попьет кофе. И подумает на досуге кое над чем, – с нажимом добавляет подруга.
Смотрю на нее с благодарностью. Мне и правда нужно побыть одной.
Девочки удаляются в сторону игровой, и Даша попутно пытается объяснить двухлетке, что такое «досуг». А я бесцельно пялюсь в окно, рассматривая прохожих, что спешат домой, желая скорее укрыться от дождя.
Внезапно по телу волной проносится дрожь. Щеку начинает припекать от чьего-то тяжелого взгляда. И в местах «прикосновений» остаются серьезные ожоги.
Каждой клеточкой ощущаю чужое присутствие. Мне даже голову не нужно поворачивать, чтобы понять, кто бессовестно разглядывает меня. Запах мужчины, который я с закрытыми глазами узнаю среди тысячи других, забивается в ноздри. Его тяжелая энергетика давит, а подсознание буквально вопит об опасности.
Медленно поворачиваюсь и наблюдаю, как Клим нагло опускается на место, где пять минут назад сидела Даша. Откидывается на спинку стула, проезжается по мне темным тяжелым взглядом, задерживаясь на груди, которая недвусмысленно заявляет о том, что сегодня я в спешке пренебрегла бельем.
Клим, склонив голову набок, возвращается к моему лицу и растягивая слова, медленно тянет:
– Здравствуй, Дина.
Сглатываю, стараясь протолкнуть тугой ком в горле.
Он узнал. Вспомнил, черт возьми!
Перевожу испуганный взгляд на игровую, где, не подозревая, как сгущаются тучи над нашими головами, в толпе детей беззаботно скачет Оливка и пытается поймать мыльные пузыри.
Наша с Климом дочь.
Клим прослеживает за моим взглядом.
Липкий страх сжимает горло, лишая возможности нормально вдохнуть. Сердце отчаянно выламывает ребра, а мне хочется вскочить и закрыть ему обзор на игровую.
Мужчина лениво блуждает взглядом по ней, словно ищет, что могло так привлечь мое внимание.
Даша на расстоянии чувствует нарастающее напряжение, поворачивается и хмурится, внимательно разглядывая моего незваного «гостя». Я, в свою очередь, делаю страшные глаза и мысленно молю отвлечь Оливку так, чтобы она не вспомнила о маме ближайшие двадцать минут. Больше мы с Климом не продержимся.
Тем временем его взгляд спотыкается об Оливку, что прыгает выше всех, стараясь поймать и лопнуть мыльные пузыри. Ее звонкий смех разносится не только по игровой, но и по кафе. Задевает рикошетом Клима, вызывая у него мягкую улыбку.
Она совсем не изменилась. Такая же очаровывающая. Именно в нее я так опрометчиво влюбилась три года назад.
Клим сощуривается и внимательно следит за дочерью. Даже слегка подается вперед.
Нет, нет, нет!
Только не это!
Не вздумай так смотреть на нее! Еще не хватало, чтобы Оливка заметила постороннего мужчину и кинулась через весь зал с криками: «Отойди, это моя мама!». Еще и шлепнуть же может, принцесса моя.
А Клим не дурак. В два счета сложит возраст Оливки и наш отпуск, большую часть которого мы провели в горизонтальной плоскости. И у него возникнут правильные вопросы – например, чья это дочь. А все тайное, как известно, всегда становится явным. И тогда придет конец нашей спокойной жизни.
– Вообще-то здесь занято, – киваю на кружку Даши, которую официант не успел убрать. Спешу сложить рисунок Оливки и убрать в сумочку. Чтобы ни намека не осталось на присутствие в моей жизни ребенка. – И да, мы против, чтобы ты присоединился.
Мужчина все же отворачивается от игровой. Обращает на меня внимание. Температура в кафе сразу падает, и хочется поежиться и передернуть плечами.
Клим откидывается на спинку стула, слегка съезжает, широко расставив ноги. Всем своим видом сообщает, что никуда не торопится и уходить не собирается.
– А ты отрастила зубки, – криво усмехается, но глаза остаются цепкими, холодными. В них загорается опасный огонь. Щеки опаляет жаром. Потому что раньше после такого я всегда оказывалась под ним. – И стала су*ой. Не могу понять, нравишься ты мне такой или нет.
– У тебя вообще не должно возникать такого вопроса, Клим. Главное, чтобы твоя жена тебе нравилась.
Кривится, как от зубной боли. Запрокидывает голову к потолку и шумно выдыхает. Трет лицо ладонями и резко придвигается ко мне, бросив сцепленные ладони на стол.
– Дина, послушай, Яна – это моя ошибка, я …
Внутренности как будто кипятком ошпаривают. Смерч из ярости и негодования моментально закручивается и грозит снести все в радиусе десятка километров к чертовой матери.
Ошибка…
Ошибка, черт подери!
Женщина, которая разделяет с ним быт, носит под сердцем ребенка, – ошибка!
А Оливка тогда что? Недоразумение?! Случайность? Оплошность?! Проблема?!
Только через мой труп он узнает о дочери! Чтобы она услышала, что она – ошибка?! Да ни за что!
– Заткнись, Клим, – цежу, вгоняя ногти в ладонь. Боль немного отрезвляет и позволяет оставаться в человеческом обличье. – Заткнись, чтобы не упасть еще ниже в моих глазах. Ты и так на уровне плинтуса. И сомневаюсь, сможешь ли ты когда-нибудь подняться.
Его лицо ожесточается. Он надевает циничную восковую маску.
– Да ты что? И позволь узнать, когда я успел так низко пасть? Напомню, это ты сбежала три года назад. По – английски. Без объяснений, предупреждений. Наигралась, натрахалась и свалила обратно к муженьку. Может, поэтому не оставила ни адреса, ни фамилии, ни черта?! Чтобы муж не узнал о твоих постельных приключениях?
Его слова бьют наотмашь. Как унизительная пощечина. Больно. До слез, что обжигают глаза.
– Тебе ли меня упрекать? – яд так и сочится. Меня трясет и выкручивает от негодования. – Ты сам не был свободен. Или у вас с женой открытый брак? Поэтому не знаешь, от тебя ли она ждет ребенка?
Клим дергается как от удара. Кривится и морщится. Я-таки сделала ему больно в ответ.
Один – один, дорогой.
Мужчина резко отодвигается, противно проезжаясь ножками стула по плитке. Добрая половина посетителей морщится и кривится.
Вот только Климу на них плевать. Он вскакивает на ноги, упирается ладонями в стол и нависает надо мной грозовой тучей.
– Я сейчас уйду, – чеканит, выплевывая каждое слово в лицо. – Но только чтобы не придушить тебя. Но мы не закончили. И вернемся к разговору, когда остынем.
Не прощаясь, Клим разворачивается и широким шагом покидает кафе, напоследок шарахнув дверью.
Выдыхаю и сдуваюсь, как будто из меня одним движением вырвали позвоночник. Роняю голову на руки, сложенные на столе, и дышу, как загнанная лошадь.
А в следующий миг срываюсь и чуть ли не бегом пересекаю зал.
Мне нужно к дочери. Просто увидеть ее улыбку. Она – мой покой и мое лекарство от всех бед. Личный сорт антидепрессанта.
Врываюсь в игровую и, как подкошенная, без сил падаю на мягкое кресло рядом с Дашей.
– Ты как с поля боя вернулась, а не с разговора с бывшим, – хмыкает Даша, лопая пальцем проплывающий мимо пузырь. – Это же он был? Я правильно поняла? Клим?
Киваю, раздувая щеки. Выдыхаю стресс.
– Так и есть. Закидали друг друга снарядами из говна и разошлись. Я так думаю, до следующей схватки.
– И что, даже ничего не обсудили? Выяснила хоть что-то?
– Не-а, – дую на мыльный пузырь, отгоняя его к малышам. – Хотяяяяя…Знаешь, он, похоже, наводил обо мне справки. Только вот его осведомитель наврал. Или накосячил, – задумчиво тяну. – Он сказал, что я была замужем Но на тот момент я уже была в разводе десять дней.
– Смотрите-ка какой принципиальный! – фыркает подруга. – Свободную и влюбленную ему подавай. А сам? Или у них с женой более свободные взгляды на отношения?
– Не знаю, – пожимая плечами. – Я сказала ему то же самое. И Клима это почему-то задело.
Мы с Дашей замолкаем, обдумывая озвученную информацию.
Нахожу взглядом Оливку. Она уже собрала вокруг себя детей и что-то им показывает, активно жестикулируя. Дочь резко оборачивается и счастливо улыбается. Машет нам ручкой.
И в это мгновение меня как молния ударяет.
Оливка безумно похожа на Клима. Я сохраняла его образ в памяти, но многие детали забылись. Но сегодня, увидев мужчину на расстоянии вытянутой руки, могу с уверенностью сказать – наша дочь его уменьшенная копия. Как будто на ксероксе отпечатали.
Одновременно поворачиваемся с Дашей друг к другу. У нее такие же ошарашенные глаза.
– Как две капли воды. Он все поймет без слов…
– Он не должен увидеть Оливку…, – выпаливаем с подругой одновременно.
– Смотри, какая прелесть, – изливает свой восторг Яна. Она вертит голубой комбинезончик, а у меня нарастает глухое раздражение. – Неужели дети бывают такие маленькие? Он же совсем крошечный…Ой, глянь, – кидается к другой стойке и демонстрирует микроскопические джинсики, – а это просто идеально подойдет на первую фотосессию в месяц…
– Яна, – рычу, закипая. Ежесекундно напоминаю себе, что мы в общественном месте, чтобы не сорваться и не наорать на беременную женщину. – Ты сказала, что у тебя важное дело! Сорвала меня посреди рабочего дня, чтобы…протащить по детскому магазину? Ты серьезно?!
Жена разворачивается и, подбоченившись, расстреливает горящим гневным взглядом.
– А что, подготовка к рождению ребенка – это неважно?! Я что, одна должна тащить эти вопросы?! Мне одной это нужно? Ты охренел, Клим?!
Выдыхаю, призывая внутренние силы сохранить мне адекватность. Господи, за что ты меня наказал этой женщиной?..
– Готовиться? Сейчас? У тебя семь или сколько там недель беременности, Яна? Не рановато, не?
– И что?! – истерично повышает голос так, что на нас оборачиваются и косятся не только покупатели магазина, но и просто мимо проходящие посетители. – Я подхожу к вопросу осознанно! Хочу все завершить до декрета! Потому что потом будут отеки, большой живот! Я не смогу таскаться по магазинам.
– А зачем таскаться, если есть куча маркетплейсов и доставка? Можно обеспечить всем ребенка, не вставая с дивана.
– Что?! Ты хочешь, чтобы наш сын был одет в китайский ширпотреб?!
– Для начала я хочу удостовериться, что это мой ребенок, – устало парирую я. Сдуваюсь, понимая, что спорить с этой женщиной – себе дороже. Она раздавит своим опытом в этих делах и катком проедется, закатав в асфальт.
Жена что-то возмущенно мне высказывает, а я старательно абстрагируюсь, пропуская ее вопли мимо ушей.
Как я устал от истерик Яны.
Собственно, из-за них мы уже расставались три года назад. Я просто не хотел связывать жизнь с женщиной, что так феерично выносит мозг, и которую я не люблю. Совсем. Я как раз так удачно свалил с Арсом на конференцию в Турцию. Которая и стала в некотором плане судьбоносной для меня. Ведь я встретил Дину.
Я вспоминаю ту, которая пропустила меня через мясорубку. В прямом и переносном смысле.
Но все равно не могу выкинуть из мыслей ее счастливую улыбку и горящий взгляд, которым Дина щедро меня одаривала те коротенькие семь дней. Наши горячие ночи без сна, ее громкие стоны, переходящие в крики, и как она прижималась ко мне, и смотрела, как на Боженьку.
А потом выяснилось, что она замужем.
Вот только она несчастлива в браке, хоть мне и утверждали обратное. Два дня назад я видел в ее глазах печаль и боль, которые ей никак не удалось не спрятать. Хоть она и старалась прикрыть их злостью.
Хотя это именно Дина наврала мне с три короба, а потом сбежала. Это я должен злиться, но никак не она!
Но я, черт возьми, рад этой злости! Безумно! Это значит, еще не все потеряно. У меня есть мизерный шанс, за который я намерен ухватиться.
Но все равно наша история не дает мне покоя.
Что-то в ней явно не так…
– Ты вообще меня слушаешь?! – претензия Яны на повышенных тонах врывается в мозг, возвращая в эту сраную реальность.
Поворачиваю голову в сторону жены и вглядываюсь в ее покрасневшее лицо.
– Успокойся. Волнения не пойдут на пользу ни тебе, ни ребенку.
Но Яна меня не слышит.
Замирает, оборвавшись на полуслове. Смотрит поверх моего плеча на стеклянную стену позади. Краски отливают от ее лица, и жена пошатывается. Но в последний момент ухватывается за мой локоть.
О проекте
О подписке