2

Просыпаясь в теплой кровати, Анна еще до открытия глаз ощутила отсутствие рядом Ковака, привыкнуть к чему до сих пор не получалось, ибо слишком часто за последний месяц он уделял время своему проекту чуть больше, чем ей. Она открыла глаза, сразу же по направлению к той стене, которую Ковак исписал формулами и вычислениями, постоянно что-то стирая и переписывая, играя в этакую игру с самим собой. И вот сейчас, прямо под лучами восхода, он сидел на стуле перед стеной, сосредоточенно разглядывая разрозненную головоломку.

– Сегодня наш последний день, – заговорила Анна спокойно, продолжая лежать на кровати, – уже чувствую, как буду скучать по этому.

Ковак посмотрел на нее с понимающей улыбкой.

– Доброе утро. Не хотел тебя будить.

– Из-за этого ты решил не только створки открыть лишь на треть, а еще и оставить меня одну в кровати. Миленько.

Ковак встал, подошел к ней, поцеловал, после чего нажал на сенсорную панель на стене, чтобы открыть створки большого горизонтального окна, впуская всю яркость восхода над ледяным полотном. Он вернулся к отныне ярко освещенной стене, создавая собой тень над разными вычислениями. Увлеченный своей работой, он не мог не поделиться этим с любимой девушкой.

– Ты ведь знаешь, что мы все – лишь результат случайных мутаций. Некоторые красивее остальных, разумеется.

– Как это мило, спасибо. – Она чуть поднялась до изголовья, дабы удобнее наблюдать за возбужденным Коваком, вновь подмечая, как ей нравится это его озорство процесса мышления.

– Разве наличие постоянной мутации не есть признак стабильности?

– Верно. Но вот вопрос – есть ли система в этой постоянной?

– Думаю, ты бы уже ее заметил.

– В этом и проблема: она есть, и мы просто не умеем ее увидеть, или же ее действительно нет, а наши поиски – лишь артефакт нашего эволюционного пути, жаждущего познания и обуздания.

Встав с кровати, она подошла к нему и нежно обняла со спины, ощущая приятное тепло от света.

– Если хочешь научиться обуздать жизнь, то самое время вспомнить, что вскоре наш контракт закончится, что позволит наконец-то воплотить наши… мутации в… новую мутацию.

Ковак развернулся с улыбкой на лице, обняв ее крепко, смотря прямо в глаза.

– А ведь красиво начала.

– Да, как-то я ушла не туда. Профдеформация сказывается. Короче, уже через несколько часов придет новая смена, а мы вернемся на Опус. Думаю, если мы решим завести ребенка сегодня, то…

– То это будет чудесно.

Он вглядывался в ее черные большие глаза, поглаживая длинные темные волосы.

– Дольше обычного ожидаю твое «но».

– Ты знаешь правила – я знаю правила. Детки-конфетки здесь запрещены.

– Умеешь поддержать.

Ковак крепко обнял ее и поцеловал, сглаживая неприятный момент.

– Но на самом деле я рада, что ты хотя бы пару минут не думал о работе.

– Люблю твою заботу.

– Ну, на самом деле я бы хотела именно сегодня, в последний солнечный день, который еще и наш последний день здесь, зачать близнецов.

– Близнецов?

– Ну да, у меня в семье таких много. Так что шанс велик. А еще будет символично, потому что у нас комната под вторым номером, что очень…

– Серьезно? Это твой символизм, тупо номер комнаты.

– Люблю твое занудство.

– А я рад, что у нас не восьмая, например, а то…

Не дав ему закончить, она поцеловала его, после чего они вернулись в кровать, просто обнимаясь в тепле под одеялом. Они наслаждались тишиной и покоем минут десять, пока она не сказала то, что, казалось, сама искренне хотела, потому что любила слушать его голос:

– Рассказывай, что там у тебя на уме, а то громко думаешь.

– Я научил его бояться холода, – неожиданно тяжело сказала Ковак. – Причем не физически, а психологически. Клетки так запрограммированы, что любая минусовая температура сеет панику, раздражая его спинной мозг, вынуждая страдать так сильно, что нервная система просто не выдерживает. Смерть становится спасением.

– Уверена, звучит это не так ужасно, как есть на самом деле.

– Вынужденное ограничение. Нельзя разрешать бесконтрольное поглощение и деление. Интеграция полезнее замещения.

– Если я не ошибаюсь, то образцы Сироты тем и были, что держали свою территорию при себе.

– Да, но оказалось, что это было искусственно. А раз мы смогли немного обуздать это умение, то.... Странное чувство. Ты знаешь его: «я что-то упустил».

– Скажу то, что ты и так знаешь, но из-за профессионализма не позволяешь себе признать: ты имеешь право недоработать, потому что недоработка – это стандарт. Всегда что-то где-то будет не учтено. Не просто же так контракт всего на один год. Новая смена продолжит труд, так же как мы продолжили труд предшественников. И ты когда-то сам говорил, что будешь умнее тех, кто был до нас, потому что надо учиться на чужих ошибках.

– Это я понимаю. Но от чувства привязанности к работе и ее результату отделаться сложней, чем я думал. А без личного увлечения… этот самый результат был бы не таким… результативным. Надо бы больше книг читать, а то чет я плутаю в словах.

Она посмотрела ему в глаза для убедительности слов.

– Мы с тобой, как и остальные, знаем, что работа наша проектная. Буревестник для этого и удален от остального мира. И это наше преимущество – нашу мутацию ограничили простыми инструментами. Иначе ты, как и я, как и остальные, вряд ли бы покинул это место. Потому что мы все профессионалы, которые любят свою работу.

Ковак смотрит на ее убедительное заботливое внушение и удивляется тому, как же ему повезло с ней: ведь будь он один, то и правда увяз бы в работе настолько, насколько это допускает уже и не мысль, а простая биология. Он погладил ее щеки, поцеловал, обнял так крепко, как будто вот-вот потеряет ее.

– Тебя я люблю больше.

3

Алви уже хотел было подойти к Коваку, который пугающе недвижимо сидел на стуле перед стеной долгих несколько минут, как тот резко поднялся, словно проснулся. Изабелла в это время пыталась закрыть жалюзи, которые затряслись в процессе поднявшегося урагана, запустившего водоворот снега внутри комнаты через проем и вынудившего их скорее покинуть эту западню. Ковак достаточно оперативно среагировал, разблокировав дверь отпечатком руки, и уступчиво пустил их первыми. Если бы не смелые шаги Алви, то вряд ли бы она позволила этому Коваку быть за ее спиной. Весь переход занял меньше минуты. Сначала они видели лишь очередную черноту, потом Ковак запер дверь за собой, сразу же включив фонарик.

Достаточно обширный круговой зал с равнорасположенными друг от друга дверьми, судя по всему, в аналогичные комнаты, откуда они сюда попали из той, которая исчисляется номером два. В центре был подпирающий трехметровый потолок большой закругленный деревянный шкаф с открытыми полками. Остальное пространство содержало криво расставленные столы и стулья, как будто бы их хаотично засеяли для массивности. Но стоило приглядеться, как на когда-то белой поверхности пола сразу же выделялись обильные размазанные следы крови, объединяющие и поваленные столы, и порой поломанные деревянные стулья. Здесь пахло сыростью, было холодно, тишина давила еще больше, чем молчание Ковака, чей фонарик был единственным источником света, что превращало большую часть пространства в обитель ужаса, наблюдающего за ними с выдержкой хищника. Ковак быстро осмотрелся, пошел направо, к единственной двери, которая отличалась от остальных.

– Стойте тут. Я заблокировал этот уровень, лифт не запустится, пока не починю проводку.

Ковак указал на сорванную рядом со створками крышку: пучок проводов к плате был вырван, контакты повреждены. Он сел на стул, который забрал из своей комнаты, положил фонарик на пол под нужным углом и взялся за восстановление. Все такой же сосредоточенный, напряженный, уставший, он словно и не замечал новичков.

Алви достал из куртки небольшой фонарик.

– А мне почему не дал такой?

Ничего не ответив на ее замечание, Алви обратился к Коваку:

– Здесь безопасно?

– Сейчас да.

– Почему?

– Потому что, будь иначе, я бы так долго похоронами не занимался. Прощание требует времени, знаете ли.

– Значит, угроза там, внизу?

– Пока не наведем порядок, угроза, считай, везде.

Этот ответ был грубым, Ковак явно не хотел продолжать этот допрос, перемалывая очевидное.

– Пойдем, – обратился Алви к Изабелле, – осмотримся немного. Прикроем тебе спину, Ковак.

– Не трогайте кровь голыми руками.

Это была странная смесь смертельного запрета и прямой угрозы. Изабелла и Алви переглянулись, после чего плавно двинулись вдоль комнат. Давящая холодная атмосфера лишь усиливала растерянность от непонимания статуса Буревестника и его персонала, провоцируя быть в граничащем со злостью напряжении, подстегивающем не только инстинкт самосохранения, но и нестандартное мышление, боясь оказаться в ловушке по собственному недосмотру.

Алви шел вдоль комнат, неспешно, подсвечивая створки дверей, панели и будто ища что-то конкретное, потерянное совсем рядом. Изабелла следовала позади, стараясь держаться спиной к стене, чтобы контролировать преобладающую в этом месте бездну, волнующую ее больше, чем многочисленные следы крови и общая разруха.

– Новое сообщение с инструкций еще не приходило? А то сейчас самое время. – Алви развернулся к ней у пятой двери, разочарованно качнул головой в отрицательный ответ. Они стояли почти напротив Ковака.

– А этот твой Зов? – Алви спросил почти шепотом.

– Нет. Мы как улетели с Колыбели, я никого и ничего не слышала. Будто бы самого Зова и не было даже. И это раздражает.

– Я уже начинаю привыкать к неведению.

– Да я про другое. Без Зова я не просто снова чувствую себя… у этого есть маленький и неожиданный побочный эффект в виде блеклости тонов и сильной тревоги.

– Если это так тяжело…

– Я справлюсь! – процедила сквозь зубы Изабелла, все поглядывая по сторонам.

– Хорошо. Я тебе верю.

Изабелла удивилась этим словам и тону.

– Помнится, мы не допускали такую роскошь.

– Да брось, целых десять часов полета….

– Большую часть времени я спала, так что не так и хорошо мы узнали друг друга.

– Да, но в нашем положении и эта малость может спасти.

– Ну, как минимум тебе я стала доверять больше, раз все еще жива и здорова.

– Хитрюга.

– Пора придумать новую хитрость.

– Это да. Пока летели, не было ни одного сигнала или сообщения, будто бы этот Буревестник прячется. Но раз уж идти нам больше некуда, предлагаю пока просто следовать за Коваком, там разберемся.

– Твое спокойствие начинает уже раздражать.

– Я немного перестал удивляться после Колыбели.

– Здесь ты не одинок.

Изабелла была рада Буревестнику под двум причинам: он далек от Колыбели и является его полной противоположностью. Теплый и просторный остров более не вызывает чувство прекрасного и умиротворенного, не в последнюю очередь из-за ее матери, которая даже на расстоянии умудряется преследовать ее.

Алви подошел к двери номер один, в очередной раз убедившись в отсутствии имен – везде были лишь номера комнат. Немного подумав, он приложил руку к панели первой комнаты, преждевременно взглянув на Изабеллу, будто бы ища зрителя. Но панель отчиталась о несовпадении, пресекающем дальнейшие возможности контакта. Алви был скорее удивлен, нежели просто разочарован. Изабелла уже хотела уточнить причину его глубокого погружения в мысли на этот счет, ведь он так и стоял у первой двери, утопая в своих неизвестных ему мыслях, но тут Ковак сказал четко и ясно, прервав любое отклонение от маршрута:

– Насчет оружия вопрос все еще актуальный. – Он стоял и смотрел на них с отсутствием и намека на легкомыслие. Оба достали из-за пазухи куртки по пистолету, удовлетворив Ковака.

– Почему ты просил не трогать кровь? – спросила Изабелла.

Ковак достал из куртки инъектор с парой капсул неизвестной жидкости.

– Это поможет, если заразитесь.

– Даже не смей! – Внезапная угроза Алви подкрепилась воинственным нравом, готовым пустить представленный пистолет в его прямое назначение. Ковак и бровью не повел.

– Мы можем за себя постоять. – Изабелла подошли ближе, вместе они образовали точки треугольника.

– Я это не для вас делаю. – Пауза была тяжелой. Чуть уступив, Ковак сказал следующее: – Просто поставьте на предохранители. Первые изменения касаются памяти – если мне повезет, то хотя бы стрелять не будете.

Алви подошел к нему ближе, внимательно осмотрел лицо, будто бы ища в нем что-то знакомое, потом бросил взгляд на двери лифта, а уже когда сделал пару шагов под тяжелым гнетом вынужденного потакания, кивнул Изабелле в поддержку просьбы.

– Теперь расскажешь, что здесь творится? – спросила, теряя терпение, Изабелла.

Ковак посмотрел на них раздражающе непринужденно.

– Спустимся в лабораторию Альфа, там вы все и увидите.