4.

К исходу дня стало понятно, что вмешаться все же придется. Кучка людей направленно перебивала друг друга и почти достигла успеха в этом деле. Кай обозревал жалкие остатки воинства, не поделившего клочок земли.

Природа изнемогала под огненным градом, корчилась под колесами неподъемных катапульт. Булыжники с корнями вырывали деревья; дубы ли, сосны, клены, без разбору. Оставляя после себя горящую смолу и рваные котлованы. Свист и вой, взлетающие к небесам, которых видно не было в дыму и пепле. Усеялась земля конскими трупами, обломками людей.

Линии воинов крошились и вновь смыкались, все редевшие, и с одной стороны, и с другой. Они щедро поливали сухую землю бесцельными кровавыми подношениями и отступали, наступали, не могли решиться. Тучи стрел метались по небу, куда не смела вклиниться ни единая птица. Закрывались глаза, утихали сердца, остывала в них недавно еще бушующая ярость.

– Мой лес был, – Дар уныло озирал выжженные огнем проплешины, все еще дымящиеся головешки на месте недавней чудесной рощи. Обугленная земля теперь долго не вырастит зелень, острые обломки баррикад, сложенных на скорую руку из тут же срубленных вековых великанов, печально дымились, окуривая души погибших. – Ладно эти… Что не поделили, непонятно, но к чему втягивать в свои разборки все, что под рукой?

Сражение сместилось к реке, люди спасались от огня. В криках, в грохоте, звоне мечей. Все свои потери они оставили убирать кому-то. Как обычно. Века проходят, а манеры остаются прежними. Лесной охотник устал удивляться и просто наблюдал, как и Кай, за поспешным отступлением воинов теперь уже от пожара.

– Мне пришлось, – Кай не оправдывался; ставил в известность. В неизменном своем тоне, без малейшего сожаления. – Иногда все же разум берет верх, но не в этом случае. Всего несколько тысяч душ, а сцепились так, будто за их спинами войска стоят. Посмотришь, разойдутся, как только пятки начнут подгорать.

– О-о… – Лесной охотник не изменил позы, а слова тянул плавно. Подобно ленивому шелесту листвы, сопротивлявшейся назойливому ветру. Она же и посыпалась с его волос, вьющейся рыжины каштана, стоило Дару наклонить голову. – У меня от твоих интонаций мурашки по коже. Щекотно.

Кай медленно поднял ресницы.

– Каких интонаций?

– Отсутствующих. Тон плоский как вон то вытоптанное поле.

– Однако ты приходишь его послушать. Успокаивает?

– Приятное разнообразие после Рея. Тот так и сочится медом.

Застывшее небо напитывалось дымом, закат не различался. Кай крайне нехотя перевел взгляд с его недовольного прищура на незваного зрителя.

Шум утихал, отодвинулся как-то незаметно, тяжело повис над рекой. Его монолитность исчезла, как растворилась в тухлых водах. Отдельные выкрики еще слышались, но уже сильно приглушенно, и больше походили на деловитые распоряжения.

– Каждому свое, – Кай пригляделся, различая организацию помощи раненым.

Дар туда даже не смотрел. Обрывки воспоминаний, ускользающие. Его ли? А, может, преследующие. Его ли? Он судорожно перерывал свои ощущения в поисках схожего звучания.

– Не дыши своим холодом! – не выдержав, попросил Лесной охотник. Кай внезапно ощутил свое сердце. Быстрый удар, напомнивший, что оно есть, бьется.

Сузив глаза, заметно напрягся, затрепетали огромные крылья за спиной.

– Смотри, – сказал, понижая голос. И устремил взгляд на место бывшей рощи. – Слушай тишину. Проникнись.

Свита явилась. Молчаливые тени. Покорные служители дыхания холода. Не ветер, не лед. Иного толка дуновение, из тех, что вымораживает сознание, лишает воли, внушает панику.

– Кай.

Крылатый всадник погрузился в их перемещения по полю и не обращал внимания больше ни на что.

– Кай! – Дар был настойчив. Снова попытался разобраться в себе; и то, что казалось, ему не нравилось. – Нам здесь не место.

Ответ стал неожиданностью – быстрый взгляд, непривычно смятенный. Он коснулся мельком охотника и вернулся к видам смерти, от которой расчищалось поле. Всадник выглядел в тот момент как статуя, с которой его периодически и путали: недвижимый, закаменелый.

– Шаман сказал мне о моей смерти.

Дар смешался, следом рассмеялся. Неестественно и коротко.

– Чушь.

Никому из Первых не был интересен закат жизни. Они старались избегать таких встреч, на слоях еще неосознанности опасаясь ненароком коснуться того, что им не пристало по праву существования. Однако двое стояли и смотрели, отыскивая связь между порядком бытия и своими видениями.

– Люди и их сомнения, – прошептал Кай. Тени сократились, уменьшились. Рядом затаил дыхание Дар. Начал различать шаги. Те, что слышал ранее. Дикий взгляд метнулся к спутнику.

– Уйдем! – взмолился, не желая оставаться тут более ни мгновения. Шагнул назад, под укрытие расстояния.

Кай медленно качнул головой, даже не пытаясь расправить крылья. Мысленно воззвал к Алигосу, своему верному товарищу, посчитав, что не следует воспроизводить видение в точности. О полете и не помыслил.

– Не могу. Оставить думы. И, – развернулся к Дару, утопив его в удушливой, тяжелой тьме взора, – начинаю кое-что понимать из ранее мне недоступного.

Он впервые торопился. И эта спешка, ощущение ограниченности времени, была ему неприятна. Времени, которое должно стать ему врагом. Невольно оглянулся, как искал его, готового толкнуть в спину. И вновь устремил взгляд пред собой.

Белесая дымка тумана все сгущалась, съедая и очертания тел павших, и опустошенную теперь уже равнину. Воздух замирал, тогда как тишина незаметно перетекала в безысходность. Промозглый холод заставил Дара поежиться. Кай плотнее запахнул плащ. Чуткий слух различил стук копыт, тогда немного успокоился.

– Твой конь, – Лесной охотник, конечно же, заметил приближение стремительного скакуна, в скорости которому уступали даже мысли. – Подкинешь до поворота?

– Я еду прямо, – ответил Кай, после чего Дар засомневался в его разуме. – Или я выясню, или стану каждый миг ждать. И так бесконечность. В итоге превращусь в одного из истеричных призраков, что прячутся в мире смертных непонятно от кого. От самих себя, подозреваю.

Алигос, жеребец Кая, привязан был лишь к одному Первому, только его воле покорился и служил, оставив тени нижних миров. Сотканный из демонических желаний, темнее самого жуткого кошмара, он несся на зов, оставляя за собой тлеющую паутину желаний.

Не останавливаясь, он промчался мимо, всадник на ходу взлетел ему на спину. Кай направил коня в туманную долину. Последний свидетель недавнего сражения, оставшись в одиночестве на холме, пожелал себе не появляться здесь изначально.

И вспомнил, с чем приходил к шаману.

Серебряные нити, те, что видел в ловушке, конечно же, из Кая не вытянет даже сама Смерть просто потому, что в нем нет ни единого светлого пятна. Но вставал выбор, куда следует развернуться ему самому, и он не давал покоя.

Дар машинально огляделся, как искал того, кто подскажет ему путь. Себя. Выглядевшего в видении недобро. Наверное, гневался за то решение, что собирался принять сейчас. И вид имел, скорее всего, соответственный.

Ну что ж, сказал. Рискнем?

Не успел как следует взвесить свое решение, как уже спускался прямиком в туман. Задавал себе вопрос, что вообще делает, но шел дальше. Высокие сапоги пригибали остатки травы, на голову оседал пепел. Утешало знание, что зверей здесь точно нет, картина не складывалась. Еще и Крылатый отказывался распускать перья, как тоже опасался подставляться.

К тому времени, как ступил на выжженные земли, Кай и Алигос полностью исчезли из виду, слышался лишь стук копыт, да и он начал замедляться. Против воли охотник высматривал под ногами нечто, что могло отличаться от обычных сгустков, пугливо разлетающихся, стоило тронуть.

О Смерти знали все. И все не знали ничего кроме того, что она есть и прибирает души, вплетая их в свою косу. Что неизменный спутник ее, промозглый морок, скрывает сущность от глаз. И что держаться нужно подальше от того, чего не понимаешь.

Смерть не удивилась гостям. Окутанная туманом как плащом фигура плыла над землей, покрывая останки пышным, мерцающим несбывшимися мечтами покрывалом. Тончайшими нитями, при виде которых Лесной охотник испытал животный ужас.

Чуть поодаль всхрапнул конь. Кай спрыгнул на землю. Выпрямился. Обнаружил, что не один он решился встретиться с судьбой.

– Зачем ты? – спросил у Дара. Тот промолчал, но подошел ближе. Все еще не знал, верно ли поступил. Хотел предупредить о капкане, но слова не слетели с языка, остались зудеть внутри.

Смерть спросила, что им нужно. Кай из рода Первых побледнел, услышав тихий голос. Не женский, не мужской. Отстраненный, лишенный малейшего интереса к помехе.

Страх подпитал злость, Крылатый всадник выступил на пути Порядка. Не сдвинулся с места, сколько ни пытался оттащить его Дар.

И спросил, придет ли Смерть за ним. Выкрикнул в лицо, которого не мог разобрать.

Охотник резко вдохнул и разжал руки. Отступил, увяз в размокшей земле.

Смерть долго молчала.

Кай уже начал представлять, как существо роется в своих хранилищах памяти, отыскивая нужное имя.

Она спросила, есть ли ему до этого дело.

Кай убежден был, что до недавнего времени не было. Любопытно, что оно вдруг появилось.

Она сказала, что он ищет ее сам, а, следовательно, найдет.

Дар в очередной раз принялся оттаскивать Кая с дороги мертвых. Тогда Смерть обратила свое внимание и на Лесного охотника. Отметила усилия, которые готов приложить ради одного и не готов ради тысяч, за которыми она явилась. Лицемер, холодно произнесла Смерть, и ее волосинки испытали на прочность сапоги охотника. Дар застыл, ноги до колен окоченели. Двойная мораль, двойное лицо. Грешник, убивающий мягко и грациозно, внушающий жертве убеждения об оказанном величайшем одолжении.

Это не так, хотел возразить Лесной охотник. Но не возразил.

Вы все одинаковы, определила Смерть. Как и тот, что прячется в тумане, не решаясь показаться перед судом. Он достаточно мудр, чтобы не обнаруживать себя.

Рей, подумал Дар.

Рей, заподозрил Кай. Наставник тоже оказался здесь со своим интересом.

Вам не постичь ценность жизни, произнесла Смерть и отпустила Лесного охотника. Ни одному из вас. Вы пусты.

Дар пошатнулся и упал на колени, не в силах удержаться на ногах, зарылся пальцами в ледяной пепел. Коса Смерти, она устилала равнину, нежнейший шелк вдавил собой в землю. И разом на него снизошел покой.

Кай боролся с собой, с желанием узнать отмеренное ему время. В этом ли дело, думал, глядя на мерцающие пряди, в них ли сокрыт ответ.

Рей раздвинул собой белесый морок.

Договоримся, предложил, напряженно вглядываясь в облик Смерти.

Договоримся, спокойно она согласилась.

Девушка, продолжил Великий наставник, из моего видения. Смертная. Она в моих мыслях постоянно. Я постигну ценность жизни, взамен ты не тронешь ее.

Смерть долго молчала.

Ты просишь невозможного, одаренный Вечностью, наконец, ответила. И напомнила о Порядке бытия, который нарушаться не должен. Участь смертных известна. И связь их с иными недопустима.

Кай очнулся, расслышав просьбу о милости. Изумился. Любовь, заметил пренебрежительно.

Любовь, произнесла Смерть. То, что наполняет светом и придает ценность жизни.

Любовь, твердо возразил Кай, является инструментом для продолжения жизни смертных.

Любовь, попробовал слово Дар. Незнакомый и чуждый ему элемент. Это ли в укор ему было поставлено?

Любовь. Слегка растерянно Рей оглядел косу Смерти, туго заплетенную у начала и свободно стелющуюся по земле. Похожа. Она ли прервала жизнь той смертной?

В низком небе сгустилась ночь, заволокла все темным куполом. Очнулись птицы, вспомнили о своих крыльях.

Равнина, до этого покрытая тишиной, вдруг обрела голоса. Тоскливый, молящий, полный страданий шепот, достигший покойного ранее слуха. Его было много, без счета те песни, скорбящие по погибшим. Среди них пробивался зов забытого хозяином скакуна.

Яркий блеск молнии ослепил, взорвался над могилой, выбелив искаженные ужасом лица Первых и фигуру, окутанную плащом. Кучу трупов в различных позах, остекленевшие глаза, поднятые к небу.

Ты будешь найден. Ты получишь свое сполна.

Лишь спустя время Первые смогли двинуть онемевшими конечностями. Обещание ослепило, поразило, подавило пониманием сотворенного.

Каждый утратил нечто.

Смерть лишилась своей косы.