Глава 3

Аэрин открыла глаза. Она лежала на небольшом холмике, где была похоронена Ирга пять дней назад. Аэрин почти десять лет. И вот она здесь, лежит на могиле и вдыхает запах нагретой солнцем земли, смешанный с горьким ароматом желтых цветов, которые она сегодня принесла.

Ирга ушла. Оставила ее одну, как и родители когда-то. Почему все оставили ее? Почему бросили? Аэрин пыталась найти ответы в своей маленькой детской голове.

Она лежала и вспоминала, как Ирга поучала ее. Как говорила, что жизнь непредсказуема. И человек не может в ней что-либо контролировать. Аэрин не хотела верить старухе. Не хотела принимать всю правду этих слов, хотя с самого детства ее жизнь была их подтверждением.

В те сложные времена, когда Ирга подобрала ее, простые люди выживали как могли. Минуло почти пять лет после нападения аргхатийцев на Цитрию, Эрикон был разорен и пытался подняться с колен. Многие лишились своих родных. Кто-то погиб в огне дракона. Те, кого не забрало пламя, умирали от голода или болезней на окраинах города. Людям запретили верить в Богиню, которая всегда давала надежду.

Их новым идолом стал Верховный маг – герой, что спас Эрикон от врагов. Истинный защитник их земель, взваливший на свои плечи бремя правления городом. И впоследствии провозгласивший новый культ поклонения его силе.

Старуха рассказывала, как впервые увидела Аэрин, – совсем маленькая и чумазая, среди разрухи и всеобщего горя она ходила, заглядывая в лица проходивших мимо людей, и просила еды. Люди же, скользя по ней равнодушным взглядом, спешили дальше. Когда Ирга и на второй день увидела ее в том же месте – одинокую, голодную и оборванную, – поняла, что маленькая девочка осталась без взрослых и, скорее всего, долго на улице не протянет. Она сжалилась. Забрала ребенка к себе.

Девочка вздохнула. Хоть Ирга и была к ней строга, Аэрин все равно по ней скучала. По той определенности, что она давала. И Ирга выкормила ее, а в те времена это дорого стоило. Даже в самые худые времена старуха не позволяла им голодать. Варила снадобье, за которым в густой темноте ночей приходили женщины и обменивали еду или деньги на грязные бутылочки, в которые старуха разливала зеленоватую дурно-пахнущую жидкость.

К зелью Ирга подходить строго запрещала. Даже травы, из которых она его варила, в руки брать было нельзя. Когда Аэрин попыталась расспросить, что Ирга варит и продает, та грубо одернула ее и запретила когда-либо заговаривать об этом. Лишь вскользь проронила – то, что она варит, помогает видеть меньше страданий. И Аэрин прекратила свои расспросы – приняла желание Ирги не рассказывать о том, чем та занимается.

За годы, проведенные со старухой, девочка приняла не только ее скрытность, но и странности. Взять хотя бы то, что она одевала и стригла Аэрин под мальчишку. Говорила, так лучше. Аэрин лишь пожимала плечами. Старуха хоть и была странновата, но ей девочка беспрекословно доверяла. Да и побаивалась ее. Многие побаивались.

Теперь, после смерти Ирги, существование Аэрин было под вопросом. Еды практически не осталось, сбережений у них никогда и не было, а последние монетки, найденные под лежаком, она отдала на то, чтобы похоронить Иргу по законам старой веры. Где-то внутри себя Аэрин понимала, что для старухи это было очень важно – покоиться с миром в земле, а не быть дотла сожженной в пламени, как того требовал новый закон.

Ирга скончалась во сне. Аэрин поняла это ранним утром, когда наткнулась на окоченевшее тело старухи, вокруг которого уже начали скапливаться мухи. Пришлось в тот же день спешно идти на черный рынок: искать и просить одного знакомого дельца, который иногда приходил к Ирге за зельем, чтобы он все устроил по старым обычаям. Нужно было быть очень осторожными – исполнители, что служили магам и жрецам, жестоко карали изменников новой веры. Говорили, неверных забирали и больше никто никогда их не видел.

Но со слов Ирги Аэрин знала, что за монеты этот делец был готов на что угодно. Они вместе донесли тело до нужного места, и он выкопал яму. Лопату нес украдкой в полах одежды.

Теперь Ирга отдана земле. Вернулась обратно в лоно Богини, как того хотела бы.

Аэрин вздохнула. Сколько она уже здесь? Огляделась. Была середина дня – пора домой.

Дорога обратно пролегала через пустырь, на котором и была похоронена старуха. Вот показались беспорядочные ряды лачуг, сделанных из камней, палок и натянутой на них материи, местами укрепленной глиной. Такое жилище могло вмещать до шести человек – обычное дело для бедняков на окраинах города. В одном из таких она и жила до этого с Иргой.

Уже привычное назойливое жужжание мух и запах гниющих отбросов встретили девочку, когда она дошла до поселения. Аэрин протискивалась через узкие лазы между лачуг. Они были разбросаны хаотично, местами образуя запутанные непроходимые лабиринты, но девочка безошибочно ориентировалась среди ветхих бедняцких жилищ. Эти грязные лабиринты были ее домом. Здесь она выросла.

Она проскользнула мимо знакомого мальчишки. Тот, как всегда, сгорбившись, сидел над какими-то железками, постоянно издающими глухой скрежет в его руках. Аэрин покосилась на железки – непонятная ей мальчишеская забава. Лучше бы делом кому подсобил, как иногда поступала она сама. Глядишь, и куском лепешки бы разжился.

Он был на год старше Аэрин. Сын продажной женщины, что жила через три лачуги от них. Ирга и его иногда подкармливала, да и сама Аэрин, видя его нескладную тощую фигуру, иногда молча отдавала часть своего куска. Возможно, именно поэтому он часто крутился около их жилища.

Как обычно, вскользь обменявшись с ним взглядами, девочка продолжила свой путь. Они никогда не разговаривали. Аэрин вообще редко с кем-то разговаривала, чаще общаясь знаками или кивками – на этом настояла старуха. Еще одна ее странная прихоть.

Девочка добралась до своей лачуги и замерла у входа. Ее встретил привычный запах сушеных трав, что были пучками развешаны по бокам жилища. Но вот только использовать их было уже некому. Что ее ждет впереди? Как теперь выживать?

Девочку захлестнули горестные раздумья о своем будущем. Возможно, поэтому она не сразу заметила четырех мужчин, что пробирались сквозь лабиринты лачуг к ее убежищу. Когда они подошли совсем близко, Аэрин запоздало обернулась и увидела среди них того самого дельца, что помогал с похоронами. Аэрин нахмурилась. Не к добру. В это время он кивнул в ее сторону, обращаясь к толстяку в ярких одеждах рядом:

– Она. Девчонка старой ведьмы. Ты не смотри, что на мальчонку похожа. Девка, – при этих словах он сплюнул под ноги, и злорадная ухмылка исказила его лицо.

Не успела Аэрин опомниться, как оставшиеся двое ловко схватили ее под локти и поволокли к толстяку. Он придирчиво разглядывал ее. Когда девочку подвели вплотную, он своими пухлыми пальцами схватил Аэрин за подбородок и приподнял губу, осматривая зубы. Заглянул внимательно в глаза.

– Что я говорил? Хороша-а-а, – цокнул языком делец с черного рынка.

Толстяк, не отводя взгляда от девочки, вытащил из увесистого кошеля четыре серебряные монеты и кинул в протянутую грязную руку того, кто помогал с похоронами Ирги.

Слишком медленно до Аэрин дошел весь ужас ее положения.

– Помогите! – что было сил закричала она.

Девочка начала отчаянно брыкаться, пытаясь вырваться, и звать на помощь. Но никто не отзывался. Все попрятались вглубь лачуг, оставив маленького ребенка один на один с его проблемами. Была бы здесь Ирга, не позволила бы им хватать ее, да и к дельцу бы никогда не подпустила, не разрешила бы с ним разговаривать. Игра была нужна всем.

Аэрин поволокли в сторону черного рынка. Первое время она отчаянно кричала, надеясь, что хоть кто-то из прохожих или дельцов заступится за нее. Но люди старательно отводили глаза. Было сложно сказать, что больше всего поразило Аэрин в этой ситуации: – то, что ее схватили и куда-то волокут посреди белого дня, или безучастность и безразличие окружающих. И Аэрин перестала кричать. Разочарование в людях горьким ядом разлилось в душе. Разве так должно быть? Разве это правильно? Как жить в мире, где окружающим тебя людям, тебе подобным, настолько наплевать на тебя и на те несправедливости, что творят с тобой на их же глазах?

В этом безысходном молчании ее привели в ту часть черного рынка, которую даже Ирга обходила стороной. Невольничьи ряды – Аэрин поняла это по резко изменившейся обстановке. Сознание резануло ощущением чего-то неправильного. Чего-то ужасного. На нее смотрели люди, прикованные, словно звери, цепями к столбам. Кто-то в лохмотьях, еле прикрывающих наготу, некоторые, в основном девушки, – в ярких прозрачных тканях, увешанных металлическими побрякушками. По рынку расхаживали холеные богачи, брезгливо осматриваясь. Если хотели разглядеть прикованного к столбу человека тщательнее – подходили и брали за подбородок. Поднимали губу, осматривая зубы, придирчиво оглядывали тела. Затем небрежно отбрасывали, перемещаясь к следующему заинтересовавшему их живому товару.

Значит, этот толстяк – торговец рабами, догадалась Аэрин. Вот кому ее сдал делец. Ее тем временем подвели к пустому столбу и приковали железными кандалами.

– Надо переодеть, – бросил толстяк в ярких одеждах.

Один из тех, кто вел Аэрин, принялся грубо раздевать ее. Она начала сопротивляться и укусила помощника работорговца за руку. Он зло вскрикнул и замахнулся, но торговец перехватил его руку.

– Лицо не попорти! Да и мелкая еще. Никто не будет платить за изувеченную калеку.

Тот, кого она укусила, руку опустил, но глянул на нее недобро.

Ей принесли прозрачные лоскуты и побрякушки. Аэрин отчаянно сопротивлялась, пытаясь пнуть или укусить тех, кто ее переодевал, за что получила ощутимую оплеуху уже от самого торговца.

Шлепок отрезвил: их больше, нет смысла тратить силы на борьбу. Нужно подумать – всегда есть лазейка, небходимо лишь ее увидеть и понять, как в нее просочиться. Аэрин тяжело дышала, страх и ярость сдавливали грудную клетку, но сопротивляться она перестала, решив поберечь силы.

Поверх нижнего тряпья ей натянули цветастое свободное платье. Дешевые украшения вешать не стали, решив, что с нее и так хватит.

Аэрин оставили у столба, и тут же к ней вальяжно подошел горожанин. Взяв ее за подбородок, потенциальный покупатель начал изучать ее лицо. Аэрин попыталась вырваться, но хватка была железной.

– Желаете приобрести девчонку? Чистая, осиротела пару дней назад, – словно из ниоткуда возник торговец.

– Сколько?

– Восемь золотых.

– За нее? – удивленно переспросил горожанин.

– Посмотрите на глаза, кожа светлее, чем у остальных рабынь, и такой цвет волос не часто встретишь. Совсем скоро станет красавицей. Будет стоить в три раза дороже.

– Если ее не попортят к этому времени.

– Вы можете стать первым, – приблизившись к покупателю, вкрадчиво шепнул торговец.

Глаза горожанина загорелись недобрым огнем. Аэрин знала этот взгляд. Там, где она росла, женщины часто торговали своим телом – обычное дело для нищих окраин. Все пытались выжить как могли. И именно этот взгляд был у тех, кого женщины приводили к себе в лачуги. Аэрин никогда и подумать не могла, что так будут смотреть на нее. Потому что… Ирга стригла ее под мальчишку и всегда велела разговаривать грубо и басисто или не разговаривать вовсе. Внезапное осознание ошарашило девочку: так вот от чего старуха пыталась ее сберечь.

– Восемь золотых много. Два.

– Восемь и ни золотым меньше, – не дрогнул торговец.

– Тогда удачно ее сторговать, – бросил горожанин и пошел дальше.

Весь вечер Аэрин стояла у столба. Подходили люди, хватали ее подбородок своими остро, до тошноты, пахнущими благовониями руками и разглядывали, словно вещь на прилавке. Придирчиво, цепко. Торговались, пытались сбить цену. И с каждым подошедшим Аэрин все больше теряла веру в людей. Она видела, как равнодушно они скользят взглядами по человеческим страданиям, по закованным в железо и лишенным свободы людям.

Близилась ночь. Чем темнее становилось, тем сильнее Аэрин чувствовала, как отчаяние топит ее. Она попыталась выдернуть руки из железных оков, но лишь разодрала кисти. Когда стало совсем темно, люди разошлись, оставив тех, кто был прикован к столбам, прямо на улице. Лишь изредка мимо проходил угрожающего вида верзила с дубинкой, охранявший эти места.

Аэрин осела на землю. Голова безвольно повисла. В этом положении она не заметила, как к ней приблизилась бесшумная тень. Ее дернули за рукав. Она подняла голову и с трудом разглядела черты чумазого лица – мальчишка из соседней лачуги.

Он приложил палец к губам. В руках мальчишка держал темное покрывало, которое бесшумно положил у ее ног. Затем достал из кармана одну из своих железных закорючек, с которыми его так часть видела Аэрин. Несколькими сумбурными нервными движениями он взломал замок. Накрыл ее плечи покрывалом, помогая спрятать под ним яркие кричащие одежды и слиться с темнотой, и увел в тишину ночных улочек, виляя по только ему известным узким проходам между домами.

Они бежали и бежали. Останавливались и прятались, если слышали голоса, а потом опять бежали. Куда он ее ведет? Что теперь с ними будет? Может, ее пропажу уже обнаружили, и за ними гонятся? Сквозь частое дыхание и гулкие удары сердца Аэрин пыталась понять, что же им делать дальше. Есть ли у этого мальчишки какой-то план?