А потом нехорошее стало сбываться. Началось с того, что мне предложил встретиться лучший школьный друг, Санька Коробейников, и огорошил заявлением о том, что они со своей Светкой (художницей) наконец женятся (по причине того, что Светка – на третьем месяце), и не соглашусь ли я стать его шафером (свидетелем). Я, разумеется, ответил – “Не вопрос”, а Санька вдруг, немного замявшись, сказал, что лучше мне прийти одному (или с той блондинкой, я не сразу понял, что он имеет в виду светловолосую Веронику), только не с Настасьей. Я, разумеется, с недоумением спросил, с чего вдруг такие условия мне выставляют, и оказалось, что Светка (то ли по причине беременности, то ли из капризов и вывертов своей “творческой натуры”) не желает видеть Настю на торжестве, не хочет – и всё. “Тогда вопрос закрыт”, – я почувствовал, что завожусь, а Санька неожиданно обозвал меня “слепцом”, который “не желает видеть очевидных вещей”, я, из последних сил сдерживаясь, поинтересовался, что именно он имеет в виду, а он так гаденько ухмыльнулся, что… словом, я ему все-таки врезал. А он врезал в ответ. И если б не появившаяся вовремя Светка, то “жених” вел бы свою беременную невесту под венец с расквашенной рожей, определенно. Хотя, минимум один синяк на его физиономии уже начал проявляться.

Короче, я понял, что лучшего друга у меня больше нет.

Но еще больше меня удивила реакция Насти, когда я ей обо всем рассказал (у меня, в отличие от нее, от любимого человека секретов не было). Она этак равнодушно пожала плечами (хоть и разозлилась, я это понял по ее побледневшему лицу и потемневшим глазам).

– Ни одна девушка, Дэн, не захочет видеть на своей свадьбе ту, кто… – немного замялась, подбирая слово, наконец подобрала, – Кто ярче. В конце концов, это – ее день. И ты бы мог преспокойно взять с собой Нику, они друг другая стоят, – Настенька еле заметно улыбнулась. Нехорошо улыбнулась. Разумеется, я понял, что она имеет в виду – ни та, ни другая не относилась к разряду даже хорошеньких, а уж на фоне Анастасии… на ее фоне они вообще были бы незаметны. Но вот это предложение – явиться на свадьбу друга вместе с Никой – меня действительно оскорбило. Она действительно так во мне уверена, что ничуточки не ревнует и даже готова меня уступить другой? Я ее так прямо и спросил – “Ты готова меня уступить?”, на что она пожала плечами. “Я тебе верю, Дэн”, – произнесла Настя, но так холодно, что меня едва ли не мороз пробрал. “Ты снова со своим финансистом?”– не удержался я спросить внезапно охрипшим голосом, а она неожиданно покраснела (опять же, от злости, не от смущения), бросила “Не мели чушь”, и ушла переодеваться, чтобы идти на прогулку со своей псиной. Лорд (ее дог) метнул на меня какой-то даже укоризненный взгляд, и я на секунду устыдился – не следовало Настёне вообще говорить об инциденте с Саньком (но она ведь по любому спросила бы у меня, откуда взялся синяк на скуле? На недостаток наблюдательности она не жаловалась).

В общем, целый вечер мы дулись друг на друга (в разных комнатах), даже ужинали без аппетита (точнее, я ужинал, она лишь слегка “поклевала” салата и выпила стакан ряженки), и спать улеглись, отвернувшись друг от друга, а когда я все-таки попытался привлечь ее к себе, она откровенно сердито меня оттолкнула и буркнула: “Не те дни”. При чем тут “дни”? Она даже невинно обнять себя не позволила, а потом я опять посреди ночи проснулся будто от толчка, и опять не обнаружил ее рядом с собой, зато увидел слабый свет из прихожей и кухни, конечно же, встал, поперся за ней, а она сидела за кухонным столом и плакала над кружкой с чаем, и на мой обеспокоенный вопрос, что опять случилось, отмахнулась от меня, как от мухи (“Ничего, иди спать, со мной все нормально”), а потом сама пошла в комнату, только другую, бывшую когда-то отцовским кабинетом, и улеглась на диван, натянув на себя плед.

А утром сама, первой, извинилась, сварила кофе, приготовила омлет и даже как-то пыталась приласкаться ко мне (точь-в-точь кошка, у нее даже разрез глаз немного “кошачий”, отметил я неожиданно, внешние уголки чуть приподняты к вискам). Я, конечно, ее простил (да и было за что прощать? За то, что плакала ночью? Отец приснился, наверняка…), в общем, помирились. Она даже сказала, чтобы я не слишком злился на Саньку, дружба такая штука, потерять легко, восстановить сложно.

Идеальная девушка, короче говоря. Мне даже на какой-то миг стало не по себе. Потом я вспомнил о пресловутых женских гормонах, которые усложняют жизнь не только самой женщине (это еще полбеды), но и окружающим, и окончательно успокоился.

А зря, как показали последующие события.

*        *         *

3.

…Оказаться во сне на том же самом месте, где и в начальном (первом) сновидении – уже патология. Во всяком случае, Настя не думала, что это нормально. Но, может, все можно было “списать” на выплеск гормонов и на то, что Дэн бессознательно нанес ей психическую травму, рассказав, что его друг (слегка дебиловатый раздолбай, по ее, личному, мнению) отнесся к ней, как к прокаженной, не пригласив на студенческую свадьбу. Гнев был настолько велик, что она даже подумала, не рассказать ли обо всем господину финансисту, который при желании легко мог изгадить жизнь этим самоуверенным дурням, но, конечно, отказалась от этой мысли, как от дикой, вот что значит завязать отношения с влиятельным человеком, невольно заражаешься снобизмом или чем там еще, таким же отвратительным. “Карма их настигнет”, подумала Настя угрюмо, да и потом Дэн ведь вступился за нее, врезал дружку (к счастью, уже бывшему) и наверняка хорошо врезал, он это умеет при желании.

В любом случае, спать она отправилась в отвратительном настроении, и ей опять приснился пригородный поселок, вот только не в золотистых солнечных бликах, а в какой-то серой, сумеречной декорации.

Она по-прежнему шла в направлении коттеджа, только он больше не казался ни светлым, ни уютным, ни заманивающим войти в него. Нет. Он выглядел пустым. Нежилым.

Но она все равно подходит к его ограде и видит, как дверь дома распахивается, и человек, показавшийся на пороге, больше не приветлив, ни усмешлив… ни даже красив. Он кажется мрачным, каким-то чужим (что вовсе не удивительно, они ведь с этим человеком действительно чужие, виделись пару раз, да и то случайно).

Он не приглашает ее войти и не ждет, когда она войдет сама. Он делает шаг-другой ей навстречу и говорит (его настоящего голоса Настя не слышит, но определенно что-то слышит, как всегда во сне, будто слышит свои мысли) – “Уходи, тебе здесь не место, нам не нужно встречаться, иначе может случиться беда” (Настя совершенно четко запоминает это предупреждение: “может случиться беда”), однако, кажется, беда уже случилась, она во сне это отчетливо понимает, лишь не понимает – с кем – с ней, с Денисом, с ее солидным покровителем-финансистом?

А потом она вдруг осознает, что просто обязана войти в дом, невзирая ни на какие предупреждения. Она осознает (в своем сне), что ничего так сильно не хочет, как войти в его дом и остаться с ним.

Человек (она вспоминает его фамилию – Волконский) делает ей навстречу еще шаг, и она тоже делает шаг, свой шаг, и неожиданно оказывается в его объятиях, только эти объятия напрочь лишены похоти, это скорее объятия старшего брата (которого у нее, увы, никогда не было), или объятия Ангела-Хранителя, который всеми силами хочет ее защитить от чего-то дурного.

– Уходи, – слышит она его голос (но это бесплотный голос, как обычно и бывает во сне, это “голос” ее мозга, “голос” тех нейронных цепочек, которые он выстраивает, а потом тут же разрушает, и снова выстраивает, но уже по-другому), – Уходи с погоста…

“Какого такого погоста?!” – недоумевает она и… просыпается. С отчетливым ощущением чего-то дурного.

…Он погиб. Его нет в реальности. Она своими глазами видела его некролог и его фото на этом некрологе, фото русоволосого и зеленоглазого мужчины со слегка ироничным взглядом и легкой улыбкой. Очень красивого мужчины, по ее сугубо субъективной оценке, впрочем, разве может объективно что-либо оценивать влюбленная девушка? Девушка, влюбленная в него с семнадцати лет, о чем сам он, к счастью (или несчастью) и не подозревал.

Последний (самый последний!) разговор между ними произошел перед Новым годом, он приглашал ее поужинать вместе, спрашивал номер телефона, но это, конечно, было несерьезным, легким флиртом, хотя – кто знает? Она не назвала своего номера, вот только знала, заранее знала, что позвонит ему сама, по одному из трех номеров на “визитке”, которую он ей вручил, и действительно позвонила…

…чтобы услышать незнакомый мужской голос (определенно не его голос), который произнес: “Сергея Петровича больше нет. Разбился в аварии. Извините.”

Настя прервала связь с бешено колотящимся сердцем, такого ужаса – черного, леденящего – она не испытывала давно, кажется, со дня смерти папы. “Вот еще одна линия жизни оборвалась, вот еще одна линия судьбы зашла в тупик…” Тем вечером она, взяв собаку (для охраны, конечно) моталась по темным улицам, дворикам и переулкам города, враз ставшего ненавистным, грязным, холодным, часа два, не меньше… потом, конечно, вернулась домой, приказав себе “собраться”, человек был ей практически незнаком, с чего это она так распсиховалась?

…И действительно забыла о нем. Почти.

Пока он не начал ей сниться. Волконский. Сергей Петрович. Тридцати шести лет. Руководитель (бывший) охранно-сыскного агентства. Бывший сыщик. Бывший шпион.

Ее бывшая безответная любовь. Хотя нет, не безответная. Несостоявшаяся.

*        *        *

…Наутро, разумеется, все стало видеться в ином свете, она в очередной (тысячный, не меньше) раз устыдилась своего (даже в собственных глазах странного) поведения, этих ночных слез и посиделок на кухне наедине с кошмарными снами, встала пораньше, приготовила завтрак (именно для Дэна, сама она почти не завтракала и вообще была равнодушна к поглощению пищи, в конце концов, как говаривал ее отец, “мы едим, чтобы жить, а не живем для того, чтобы есть”), и была с Денисом особенно ласкова, ибо действительно ощущала вину перед ним, причем, неоднократную.

Покладистый Дэн, конечно, простил ее ночную выходку, возможно, решил, что она все еще переживает из-за смерти отца, в конце концов, прошло лишь чуть больше года, а для такого рода скорби требуется срок куда более длительный, и она со стыдом вспомнила, что скоро ведь день рождения папы, нужно съездить на кладбище (на погост, мелькнуло в мозгу архаичное словцо, откуда только взялось, из каких глубин памяти?), и она, пожалуй, сделает это в субботу, когда Дэн отправится навестить младшую сестренку (ребенка с особенностями развития, как сейчас принято называть клинических аутистов), словом, выполнит тягостный долг, как Денис выполняет свой – по отношению к родному человеку.

Она немного взбодрилась, тяжелый сон снова уходил туда, куда и положено отправляться кошмарам, и почти не помнился, только присутствовало какое-то нехорошее упоминание о “беде”, но какой беде, в самом деле? Она в предчувствия и предвидения не верила, всё можно объяснить, включив логику и здравый смысл, и кошмар свой тоже можно объяснить…

…вот только чем? Тем, что заинтересовавший ее мужчина погиб? Какая, в сущности, ерунда, они почти не были знакомы, а ее юношеская влюбленность давно прошла, если уж вдуматься, зачем она откапывает “призраков прошлого”? И немедленно включился тот самый, любимый ее отцом, здравый смысл, проблема вовсе не в том, что кто-то, с кем у нее ничего не было (да и быть, наверное, не могло) трагически ушел из жизни, это очень печально, конечно, но не смертельно, ее беспокоит вовсе не Волконский (тут сердце легонько екнуло, какая “княжеская” фамилия), ее беспокоит то, что она продолжает встречаться с Горицким, хоть обещала Денису больше этого не делать, клятвенно обещала, заверяла… и тем не менее продолжает этот обман, который ничем хорошим не может закончиться, рано или поздно Дэн может обо всем узнать, и уж тогда она точно его потеряет, а вот этого она боялась по-настоящему (что бы Горицкий не говорил, со своей обычной (немного циничной) усмешкой, да, что бы он ни говорил).

…И до субботы ничего особенного не случилось, собственно, не случилось вообще ничего.

Ни ссор, ни разногласий (ссор с Дэном, разногласий с финансистом). Ни ночных кошмаров.

*      *       *

Денис

…В субботу с самого утра Настёна показалась мне какой-то мрачной, по меньшей мере – задумчивой. На мой естественный вопрос – “Все ли в порядке?”, вскинула на меня глаза, потемневшие больше обычного.

– Сегодня день рождения папы, Дэн. Надо съездить на кладбище… навестить.

Я ощутил замешательство – действительно, забыл…

– Поедем вместе.

Она отрицательно мотнула головой.

– Ты собирался к своим, навестить сестренку, вот и поезжай. Я сама справлюсь.

–Только за руль не садись, – предупредил ее на всякий случай – мало ли, расстроится, разволнуется…

Она коротко и совсем невесело улыбнулась.

– Не беспокойся. Насколько тебе известно, я уже месяца два предпочитаю общественный транспорт.

Действительно, “Ауди” находилась в гараже ее отца и оттуда не выводилась с Нового года, даже раньше.

Я подумал – не вернуть ли ей машину своему финансовому спекулянту, но благоразумно промолчал – она еще сочтет это грязным намеком, а ссориться со своей любимой мне совершенно не хотелось, еще инцидент с Саньком из памяти не выветрился.

– В общем, ты поезжай к сестре, а я поеду… к папе, – добавила еле слышно, вышла из-за стола (мы завтракали, точнее, завтракал лишь я, а Настенька снова ограничилась маленькой баночкой кислого йогурта и чашкой кофе) и направилась переодеваться. Меня отчего-то кольнуло нехорошее какое-то предчувствие – ехать на кладбище, одной… впрочем, навязываться “в проводники” я не собирался (еще сочтет, что я ей не поверил?) и тоже, поставив посуду в раковину (после помою), пошел за ней следом.

Она переоделась в черный джемпер и черные же джинсы. Вскинула на меня взгляд, и я отметил, что она как-то слишком бледна.

– Ты вообще в норме?

Она слабо улыбнулась и, подойдя ко мне, легонько чмокнула в щеку.

–Все нормально, просто мысли… нехорошие. Но в целом – нормально.

… До четырех вечера я торчал в гостях у маман, отчима и сестры Натахи, Настя ни разу не перезвонила, да и я как-то не сподобился ей позвонить, зачем, все равно ведь вернусь. Мать всучила мне бабушкиных пирожков (отчим накануне навещал свою мать, мою бабулю, которую я как-то незаметно начал считать своей, даже более родной, чем бабушку со стороны матери (в свои семьдесят все изображавшую из себя “светскую львицу”. Бабуля со стороны отчима являлась “классической” деревенской бабушкой, и проживала в деревне, правда, ее дом отчим оборудовал всеми удобствами – и канализацией, и водопроводом, и трубами газового отопления и даже интернетом (которым, кстати, бабушка достаточно уверенно пользовалась), но все-таки она оставалась сельской жительницей, ухаживала за своим маленьким огородиком и даже держала кур.)

Словом, вернулся я домой (незаметно начал считать квартиру Насти своим домом), и застал ее сидящей на кухне, кутающейся зачем-то в теплый плед, хотя было совсем не холодно.

Она была бледнее обычного, а под глазами даже обозначились темные круги. Но когда Настя вскинула на меня глаза, я едва не отшатнулся – в ее глазах был настоящий страх. Нет, даже ужас.

– Что с тобой? – я не на шутку обеспокоился (нет, не следовало все-таки отпускать ее одну на кладбище, ни в коем случае не следовало).

Она поежилась, разлепила бледные губы.

– Как-то мне нехорошо, – тихо сказала Настенька, – Наверное, вирус схватила… у нас есть аспирин?

Я кивнул, прошел в ванную и достал из аптечки упаковку таблеток, вернулся на кухню.

– Хочешь, чай заварю?

Она как-то отстраненно мотнула головой, глядя в пространство (что опять же мне категорически не понравилось). Определенно, ей было не по себе, даже очень не по себе.

– Ты веришь в призраков, Дэн? – вдруг глухо спросила она.

– В призраков? Шутишь?

Нет, она не шутила. Она смотрела на меня огромными глазами, в глубине которых застыл по меньшей мере страх.

– Тебе показалось, что ты видела призрака? – я тоже присел на кухонный диванчик, напротив нее, взял в руки ее похолодевшие ладони.

– Не показалось, – произнесла Настя еле слышно, по-прежнему глядя куда-то мимо меня, – Не только видела, но и осязала, – потом встряхнула головой, перевела на меня взгляд лихорадочно блестевших глаз, – Ладно, мне лучше сейчас прилечь. Все нормально, – улыбнулась определенно вымученно, – Не обращай внимания на то, что я несу…

Я коснулся тыльной стороной ладони ее лба. Если температура и была повышенной, то совсем немного.

Настя приняла пару таблеток аспирина, запила водой и ушла в спальню, прилегла на кровать.

– Все будет хорошо, – пробормотала она, закрывая глаза и сворачиваясь в своей любимой “позе эмбриона”, – Я просто устала…

Она действительно быстро заснула (или просто сделала вид, что заснула), а я ложиться не собирался, собирался засесть за комп и доделать кое-какие заказы (а потом, может, поиграю, расслаблюсь…), и, проходя через прихожую, ненароком задел ее пальто, как-то криво висящее на вешалке, а, поправляя его машинально, увидел, как из кармана что-то выпало. Нагнулся, поднял зажигалку. Золотистую зажигалку “Zippo”, определенно, не подделку… Странно, я не видел у нее такой раньше, обычно она пользовалась дешевенькими, “одноразовыми”, поскольку курила не часто (хотя все же курила), но тратиться на такие понты…

Я повертел зажигалку в пальцах. Мужская, скорее всего. Меня словно легонько шарахнуло током – она меня все-таки обманула, снова виделась со своим банкиром? Потом я отбросил от себя приступ нелепой ревности – ее папик тщательно следил за своим здоровьем, спиртным не злоупотреблял и тем более не курил, а подобную зажигалку я видел… когда-то я определенно видел подобную… и тут память услужливо подсунула давний (очень давний!) “инцидент” на дороге, когда я настолько торопился к своей девушке (с подарком, купленным для нее помолвочным кольцом), что едва не угодил под колеса “Форда”, за рулем которого находился весьма “крутой” “перец”, владелец охранного агентства, который тогда промурыжил меня на дороге битый час, пока не подъехали скорая и милиция, и менты не составили протокол, что я особых повреждений не получил (разве что разбил колено) и претензий к водителю не имею. Именно у него была подобная зажигалка, и курил он как герой фильма о “Джеймсе Бонде” – нарочито, что ли, так мне показалось тогда, хотя я наверняка был не объективен, мне просто не понравилось, какими глазами Настя смотрела на этого мужика… Он даже оставлял мне свою визитку, которая, конечно же, давно затерялась, хотя, если вспомнить… да, его агентство называется “Кондор”, мне даже однажды попалась в инете (случайно, разумеется) реклама этой “конторы”…