– Я же сказала – не начинай, – она прошла мимо меня в свою комнату и стала переодеваться в привычную домашнюю одежду – короткие джинсовые шорты и футболку. Одну из множества своих футболок, которые просто обожала (в отличие от всей прочей одежды. А платья она так просто ненавидела… хотя платья у нее имелись. Вечерние, как правило. Вечерние…) Я опять почувствовал, что закипаю.

– Со своим банкиром была?

Она покраснела. И взгляд ее стал злым. Вообще, ее взгляд крайне редко бывал таким. Лишь в те моменты, когда она действительно гневалась (а это происходило достаточно редко).

– Да! – отчеканила Настенька, – Да, я была с ним! Мы просто поговорили, расставили точки над i. Доволен?

И, опустившись на диван, полезла в сумку за сигаретами. (Что тоже было не совсем характерным – она в моем присутствии обычно не курила. Точнее, не баловалась. Та пара-тройка сигарет (максимум), что она могла выкурить за неделю, полноценной дурной привычкой назвать, пожалуй, было нельзя. Именно “баловством”.)

Я почувствовал себя погано. Словно в меня плеснули помоями. Правильно, сам виноват, сам напросился. Кто меня за язык тянул? Ведь так просто все было спустить на тормозах…

– Не понимаю, о чем было говорить… с ним, – буркнул я и ушел назад, в комнату, условно являвшуюся гостиной, к своему компу. “Расставили точки над i?” И как, интересно, это понимать?

Настя ушла на кухню. По звукам оттуда я понял – поставила чайник. Культуре чаепития ее научил отец, большой знаток таких вещей. Во всяком случае, чайных пакетиков они дома никогда не держали. Чай заваривался “по всем правилам”, в заварном чайнике.

Какое-то время я безуспешно пытался сосредоточиться на реферате, потом понял, что это бесполезно и направился к ней.

Она стояла у окна, с чашкой чая в руке. С невеселым видом. В мою сторону даже не посмотрела.

Лорд хрустел своим кормом. Когда Настенька возвращалась домой, он обычно от нее не отходил. Охранял. Даже от меня. Хотя я давно был для него “своим”, но, видимо, все же не окончательно.

– Ты теперь регулярно будешь мне устраивать сцены ревности? – спросила Настя, не оборачиваясь. – “Веселая” перспектива, ничего не скажешь…

Я промолчал. Можно было ответить: “Пока ты мне будешь давать поводы”, но это являлось враньем. Поводы она давала мне регулярно. И я регулярно все спускал на тормозах.

Просто мне… надоело. Вот верное слово – надело. Надоело, что она водит меня за нос. И неважно, что с банкиром у нее было всё основано на холодном расчете, а со мной она была (условно) “по любви”. Я все чаще сомневался в ее любви. Даже так – “любви” (в кавычках).

По-настоящему она никогда меня не любила. Так, во всяком случае, я думал. Она просто не отталкивала меня. Как добрый человек не отталкивает ластящегося к нему щенка или котенка.

Какого черта мне в голову тем вечером лезли мысли одна поганее другой? Моя бабуля сказала бы – “сглазили”. Она любую неприятность (практически любую) могла объяснить “сглазом” или “порчей”. Впрочем, глупость как одну из причин неурядиц она тоже не исключала. Мудрой была моя бабушка…

Я взял с сушилки свою чашку, тоже налил себе чаю, присел на кухонный диванчик. Сделал глоток и зашипел. Крутой кипяток обжег губы. Черт… я отставил чашку от себя. Настя слегка усмехнулась, подошла, тоже присела рядом. И легонько погладила меня по плечу.

– Дурашка, – сказала еле слышно, – Если я говорю, что там все закончилось, все действительно закончилось. Когда ты научишься мне доверять?

– Зачем тогда было с ним видеться? – моя злость на нее, конечно же, уходила. Стремительно. Ей всегда мастерски удавалось спустить начавшийся конфликт на тормозах.

– Затем, что я все еще числюсь его референтом, – она тихонько потерлась щекой о мое предплечье. – И какое-то время буду числиться, пока мне не подыщут замену.

– Ясно, – выдохнул я, в свою очередь запуская пальцы в ее густые, роскошные волосы. Настя подняла голову, посмотрела на меня с улыбкой.

– Ты милый, даже когда сердишься. Если кому-то и ревновать, так мне.

– Я тебе поводов не давал.

– Мало ли, – она тихонько провела ладонью по моей щеке, – Повод, по большому счету, неважен.

Я ее поцеловал.

Мы снова были вместе. И все мои поганые мысли и подозрения ушли куда-то вглубь сознания, по крайней мере, до поры до времени.

И не было никого, на всем белом свете, кроме меня и моей девушки. Моей любимой девушки.

Не было.

*     *      *

Ирина

“Попала… но в сказку ли?”

“А ты думаешь, в сказку попала?” – именно так и думала Ирина, тридцатилетняя женщина-криминалист, разведенная крашеная блондинка. Дама, приятная во всех отношениях. Думала, что и впрямь “попала в сказку”.

Но думала, разумеется, “тихо”. С неким суеверным чувством – как бы не сглазить. Как бы не убедиться в конечном итоге, что и новый ухажер (новый мужчина), собственно, такой же “козел”, как и остальные. Ну, разве что более обаятельный, лучше воспитанный (точнее, вышколенный). Даже не лишенный светского лоска (насколько Ира могла судить о “светскости”, не будучи “светской львицей”).

…После того похода в кофейню Волконский позвонил на третий день (когда Ира уже начала сомневаться, позвонит ли вообще). Пригласил в ретро-кинотеатр на какую французскую муру… фильм можно было выбрать самостоятельно, в репертуаре имелись и комедии, и мелодрамы, и даже детективы… с участием, разумеется, звезд первой величины.

Ира выбрала черно-белую драму с Анни Жирардо. И не ошиблась. Фильм действительно впечатлил.

Потом Волконский повел ее “тихое” заведение, где они довольно вкусно поужинали (под умеренное количество легкого хорошего вина), и Ирина (памятуя свой опыт, не всегда позитивный) уже готова была к приглашению “на чашечку кофе” (скорее всего, в недорогой мотель), но Волконский просто предложил пройтись по набережной. (Мягкий вечер с падающими с неба крупными хлопьями снега располагал к прогулке).

Собеседником он оказался отменным. Ирине скучать не пришлось, но в какой-то момент пришлось с досадой ощутить некоторую свою ограниченность, что ли, ибо в том, что не касалось непосредственно ее работы (и типично женских тем), а касалось “высоких сфер” – искусства, литературы, живописи – Ира здорово “проседала”. Впрочем, Волконский был достаточно тактичен, чтобы не выпячивать своего превосходства.

На прощание он поцеловал Иру не совсем “по-братски” – в губы. И она поймала себя на желании продлить этот поцелуй, а, может, даже перейти к вещам и более существенным, но он попрощался с ней у дверей подъезда, пообещав, что они еще созвонятся, и уехал.

Ирина даже испытала легкое разочарование. Одно из двух – либо она ему нравится недостаточно, либо… у него серьезные намерения.

О тактике “медовой ловушки” неискушенной молодой женщине было известно крайне мало, к тому же прочитанные бульварные детективы убеждали читателей, что “медовые ловушки” – исключительно женская прерогатива (тогда как Волконский, куда более сведущий в таких делах, знал минимум трех мужчин – специалистов по “медовым ловушкам” – один “специализировался” на супругах высокопоставленных персон, другой – исключительно на лицах своего пола, а третий был универсалом – бисексуалом).

Тактика “осады” не выносила спешки. Чем дольше “объект” будет ждать и предвкушать, тем лучше.

Конечно, нехорошо руководствоваться расчетом в отношениях с женщиной, но те случаи, когда Волконский расчетом не руководствовался, а шел на поводу у собственных страстей, никогда добром не заканчивались, взять хотя бы Лику, сейчас ведущую “благонравную” семейную жизнь на пару с его бывшим сослуживцем, тогда как с ним, Волконским, у них были сплошные “эмоциональные качели”, взрывы, фейерверки…

…а закончилось все более чем плачевно. Так плачевно, что лишний раз об этом вспоминать не хотелось.

Наконец, Ирочка решилась и сама пригласила Сергея на ужин.

Он пришел с бутылкой испанского вина (контрабандной), желтым сыром (тоже контрабандным) и огромной кистью черного винограда (пояснил – молдавского).

И, конечно, с цветами. Точнее, цветком. Одним. Бархатисто-бордовой полураспустившейся розой.

Эту пошлость (по ее мнению) Ира ему простила. Ибо любовником Сергейоказался таким, что мало кто мог с ним сравниться. А если уж честно, то и сравнивать, по большому счету, было не с кем. Ибо мужчин у Ирочки после развода случалось немного, по пальцам одной руки можно пересчитать (если рука, вдобавок, трехпалая).

И ведь не сказать, что Волконский был таким уж неутомимым “жеребцом”. Просто безошибочно находил те точки (по “ученому”, эрогенные зоны), от ласк которых Ира несколько раз испытала состояние, близкое к экстазу, даже без собственно проникновения.

И, наконец, уснула, ощущая себя сладко измотанной, в объятиях мужчины, которого уже мысленно видела если не супругом, то “избранником” уж точно…

…вот только наутро проснулась в одиночестве.

Он ушел, не прощаясь, пока она спала. Не позавтракав, не попив кофе на прощание. Если б не стоящие на столе на две трети пустая бутылка темного вина и изысканная роза в узкой вазе, можно было решить, что ей вообще все приснилось…

Ни записки, ни сообщения в телефоне. Ничего.

Ира ощутила себя до того уязвленной, что впору было расплакаться.

Еле удержалась от искушения самой набрать его номер и сказать что-нибудь злое и колкое… просто не придумала, что именно сказать.

А ближе к обеду он позвонил сам.

– Прости, что убежал, не предупредив. Ты так сладко спала, было бы варварством тебя будить.

– Что, случился пожар? – съехидничала Ира, хотя в душе, конечно же, ликовала – позвонил все-таки!

– Не пожар. Псина. Собака у меня породы алабай. Ее, точнее, его, это кобель, нужно каждое утро выпускать на улицу, а я на сей раз забыл предупредить своего человека, который это делает в мое отсутствие…

Отлично. Собака породы алабай. Ира в породах собак (за исключением немецких овчарок) не разбиралась от слова “совсем”.

– Извини, пожалуйста, – сказал Сергей так мягко, таким проникновенным голосом, что не извинить было, разумеется, верхом черствости.

И Ира охотно его извинила.

*         *         *

…и опять Настя, и снова Денис.

…Настя тоже проснулась в одиночестве. Правда, с кухни доносились характерные звуки и запахи готовящейся пищи. В спальню Дэн вошел одновременно с Лордом, которого наверняка успел прогулять. Кажется, возникшая между ними вчера некоторая напряженность сегодня практически сошла на нет. “Но неизвестно, как он будет реагировать, когда я улечу с Горицким в Бельгию”, – с тоской подумала Настя, в очередной раз прокляв собственное неумение говорить твердое “Нет”. Конечно, Горицкий рук распускать лишний раз не станет, давно не “мальчик”, владеет собой отменно, и тем не менее… Как там говорилось в “древнем” советском фильме? “Уходя уходи”?

Вот именно – уходи. А не топчись на пороге, не хватайся за дверную ручку, не оглядывайся…

…и не придумывай предлоги для того, чтобы остаться.

…В ванной комнате она критическим взглядом окинула себя в зеркале. “Девочка-конфетка”… Настолько банальная, что даже скучно. Может, татуировку набить где-нибудь на “интересном месте”? Или бровь с ноздрей проколоть? Или кардинально остричь волосы, заодно перекрасив их в каком-нибудь дикий цвет?

Забавно. В этом случае господин Горицкий уж точно не захочет иметь с ней никаких дел. Ну, а Дэн… Дэн примет ее любой.

Когда она вышла из ванной, Денис почему-то не на кухне ее ждал (с кулинарной лопаткой в руке и шкворчащем на сковороде омлетом), а в комнате. Вертя в пальцах какой-то небольшой прямоугольный предмет.

Настя этот предмет сразу узнала. И мысленно обругала себя последними словами – что, нельзя было убрать подальше? Или вообще выбросить…

– Это что?

Она вздохнула.

– Сам не видишь? Визитная карточка.

– Агентство “Кондор”. Охрана и сыск, – вслух прочел Денис. Перевернул карточку оборотной стороной, – Волконский Сергей Петрович… постой, – нахмурился, – Это тот самый мужик, который меня чуть не переехал?

– Но не переехал же, – с досадой сказала Настя, – И потом, ты был сам виноват, перебегая проезжую часть в неположенном месте.

– А сейчас откуда у тебя его визитка? – серые глаза Дениса потемнели и сузились.

– О, Господи… дай сюда, – она протянула руку за карточкой, чтобы ее забрать, но Дэн не позволил.

– Ну не начинай, пожалуйста… – Настя поморщилась, – И с какой стати ты шарился в моей сумке?

– Ты забыла вынуть оттуда мобильник. Он зазвонил, вот я в сумку и полез.

– И кто звонил?

– Это был спам. Ты не ответила – откуда?

*      *      *

Денис (ревность (1)

Я и сам не думал, что на меня опять накатит это поганое чувство. Неясное ощущение, что меня водят за нос.

Волконский. Что ж, я его отлично помнил, того зеленоглазого “волчару”, “ковбоя” в узких джинсах и мокасинах, достаточно смазливого, чтобы бабы равнодушными не оставались. Но что может связывать его с Настей, ведь их первая (и, как я считал, единственная) встреча состоялась больше трех лет назад, по моей косвенной вине…

Впрочем, тогда Настя была, строго говоря, пигалицей (по меркам взрослого мужика), не то, что сейчас…

Я будто впервые ее увидел. Глазами не мальчишки, а парня.

Моя девушка была настоящей красавицей. Красавицей вне времени. Есть такой тип женщин. О них говорят – классическая красота.

И вот эта классическая красавица сейчас, опустив свои густые ресницы, начала бормотать что-то о том, как у нее сломалась машина (прямо на дороге, представляешь? Хваленая немецкая техника), был поздний вечер, канун православного Рождества, а этот “мачо” (Волконский. Знаменитая, однако, фамилия) как раз проезжал мимо на своем “Форде” и, конечно, остановился, поинтересовавшись, не нужна ли ей помощь, потом даже вызвонил своих людей, которые и отогнали машину в автомастерскую, а “визитку” он вручил ей автоматически, бизнесмен как-никак, то есть, не бизнесмен, а частный сыщик и… бла, бла, бла.

Всё бы ничего, только в глаза она мне за все время своего рассказа так ни разу и не посмотрела. И ее бархатистые щеки что-то слишком уж порозовели.

Наконец, Настя закончила свой рассказ и вскинула на меня глаза. Глаза, в которых я отчетливо уловил досаду. Как и в ее голосе, когда она сказала: “Если не перестанешь меня ревновать к каждому столбу, я, пожалуй, передумаю.”

Передумает выходить за меня. Отлично.

Нечего было тогда и затевать этот разговор. Говорить, как она боится меня потерять и прочую лажу, которую я, дурак, принял за чистую монету.

Я-то ее любил, в себе я не сомневался, но вот Настя…

Настя только принимала мою любовь.

В противном случае не давала бы поводов для ревности.

А поводы она давала регулярно.

– Ну брось, Дэн, – она, по обыкновению ласково, погладила меня по предплечью. Прижалась, обняла за торс, – Ну, тигренок…

Я не двинулся с места. Хотя, конечно, ощутил, что стремительно оттаиваю. Насте всегда мастерски удавалось спустить начинающийся конфликт на тормозах.

– А ты этому… сыщику… ты ему свой телефон тоже оставила?

Настя подняла голову, посмотрела на меня серьезно.

Отрицательно мотнула головой.

– Нет. Да он и не спрашивал.

(Соврала, как обычно. Но не рассказывать же Дэну о том, как Волконский попросил ее телефон, на что она ответила игриво: “Вы же сыщик, вот и выясните сами…”)

Не выяснил. И выяснять не собирался.

…А следующей ночью он снова пришел в ее сон. Со своей ироничной улыбкой и теплыми золотистыми искорками в зеленых глазах.

Она шла ему навстречу, ускоряя шаг, она к нему почти бежала… но он все никак не приближался. Хоть и не отдалялся.

Он словно бы ждал.

Ее.

*         *          *

Вероника

“Заплатить все равно придется…”

…"Ведьма” жила в панельной девятиэтажке, на седьмом этаже. Лифт, к счастью, работал, хотя особого доверия Нике и не внушал (сама-то она с родителями проживала в трехэтажном кондоминиуме с огороженной детской площадкой, ухоженной придомовой территорией, в “хорошем”, тихом районе и подобные неблагоустроенные микрорайоны, вроде того, куда она отправилась (собственно, сама до конца не осознавая – зачем?) вызывали у нее отчетливый дискомфорт.

…Дверь открыла немолодая женщина. Непримечательная, в общем. В волосах седина, взгляд колючий. Уголки рта опущены – неулыбчивая…

–Простите, я от… в общем, мне вас рекомендовала Женя Бузина… -начала Ника, но женщина ее перебила, небрежно махнув рукой.