Глава II. Поход в Дагестан арабов под начальством Ибрагима, Салмана и Рабиятул-Бахли. Предание о смерти Салмана.
^{(По версии султана Илисуйского)}

Историки сообщают, что в 41 году гиджры (662 по Р. X.), при халифах Бани-Омайя (из династии Омайядов) было получено известие, что Хаканъ-Чинъ, собрав 300-тысячную храбрую армию из хазарского племени и покорив все земли, пограничные с Дагестаном, подошел уже к стене (Кавказской) с целью овладеть Дербендом. Тогда, по повелению халифа того времени (Муавия), Ибрагим, Салман и Рабиятул-Бахли, с четырьмя тысячами отборных воинов, выступили на помощь Дербенду, с твердой решимостью отстоять этот город. В странах Адербейджана, через который лежал их путь, они силою оружия обратили в мусульманство всех его жителей и затем подошли к Дербенду и заняли его без сопротивления, так как хазары, занимавшие Нарин-кала (цитадель) этого города, отступили, ввиду приближения арабов, в крепость Гумри, или Хумри (Humri), – нынешний Кая-Кенд.

По той же причине думал об отступлении и Хакан-Чин. Но его вельможи и приближенные нашли недостойным такой образ действия, и он, оставшись волей-неволей, расположился лагерем на берегу Дарвак-чая. С другой стороны Ибрагим, Салман и Рабиятул-Бахли вышли из Дербенда и также расположились со своими войсками на равнине Аби-Эйн^[50].

Хакан слышал о боевых качествах арабов, что они считают смерть на войне обретением рая и поэтому всегда предпочитають ее бегству. Ввиду этого однажды он сказал своим приближенным: «О мои визиры и вельможи! Говорят, что на арабское племя не действуют сабли и копья, что только поэтому эти воины решились выйти из своей далекой страны на войну с нами. Подобает ли нам бороться с ними?..»

После того, как слова эти разнеслись по хазарскому стану, один из этих неверных подкрался к мусульманину, купавшемуся в море, оставив на берегу свое платье и оружие, и убив его стрелою, принес к Хакану отрубленную голову. Он сказал при этом:

Вот, повелитель, голова одного из арабов, которых, по вашим словам, не берет никакое оружие. Его, купавшегося в море, сразила моя стрела, а сабля довершила остальное.

– Совершенное тобою не есть плод храбрости, – ответил на это Хакан. – Ты не мог бы убить араба, если б он был при оружии…

Как только это стало известно мусульманам, Ибрагим, Салман и Рабиятул-Бахли построили свои войска и двинулись вслед за знаменами. Хакан-Чин также выстроил свою армию. Богатыри обеих сторон выступили тогда вперед и завязали битву прекратившуюся только с наступлением вечера и в которой 20 тысяч хазар заслужили вечное проклятие и переселились в ад, а 200 мусульман испили шербет блаженной смерти шахидов^[51]

С рассветом следующего дня богатыри обеих сторон снова сразились на боевом поле и бились копьями и мечами, пока солнце не скрылось за горизонтом. Храбрые мусульмане поражали врагов, то налетая на них, то обращаясь в мнимое бегство. Хазары лишились в этот день 10 тысяч своих воинов^[52], а к ночи обе стороны вернулись в свои лагери.

На третий день, когда взошедшее солнце озарило всю окрестность, воины ислама, как разъяренные львы, кинулись на вражеский строй и бились с таким остервенением, что над кровью, окрасившею равнину, местами плавали отрубленные головы, и кони едва могли двигаться между грудами валявшихся тел. В этот день арабы навели такой ужас на хазар, что перед каждым из них обращались в бегство целые сотни этих неверных. Сражались опять до позднего вечера и значительная часть хазар снова подверглась истреблению или была захвачена в плен, а остальные бежали в свой лагерь.

На рассвете четвертого дня арабы построились снова и устремились на хазар с таким самоотвержением и внушительностью, что последние, несмотря на свою многочисленность, обратились в бегство, не дождавшись столкновения. Преследуя их по пятам и поражая или захватывая настигнутых, мусульмане на этот раз ворвались за окопы своих противников, где и расположились для ночлега.

На пятый день бой завязался на берегу Дарвак-чая. Перед началом его, Хакан-Чин обратился к своим войскам с такими словами: «Богатыри мои! Сражайтесь мужественно и не бегите подобно женщинам!» Однако, деморализованные воины его, хотя и двинулись вперед, но нерешительно. С помощью Бога, арабы в этот день снова поручили Малику^[53] двадцать тысяч неверных, а 500 человек из среды их самих испили шербет праведных и выпустили в рай свои души.

Сильно опечаленный таким исходом сражения, Хакан-Чин обратился к своим воинам с речью: «Я слышал, – сказал он, – что по храбрости арабы не имеют себе равных, а потому и не хотел воевать с ними. Но вы настояли на этом, и в результате погибло столько воинов, и неизвестно скольких еще ожидает та же участь!..» Свое обращение хазарский царь заключил так: «Неужели у вас нет совести и мужества, что решаетесь на позорное бегство перед нашими врагами!.. Победа дается только тем, которые принимают единодушное и твердое решение вырвать ее во что бы то ни стало. Вам необходимо поступить так. Если же и в этот раз кто-либо повернет лицо от врага и обратится в бегство, то весь род его я сотру с лица земли».

После такого предупреждения наступил шестой день боя. Едва он озарился светом, как уже праведные Салман и Рабиятул-Бахли построили свои войска и поручили их начальству Абу-Саида; а сами затем, с 40 воодушевленными богатырями, с обнаженными саблями в руках, оглашая небо возгласами Аллаху-акбар! (велик Бог) и продолжая их салаватом^[54], первыми, подобно разъяренным львам, ринулись с правого крыла на воинство Хакана. Кидаясь затем то на правый, то на левый фланги хазар, эти священные мужи бились с таким самоотвержением, что со времени Адама и до дней последнего пророка Мухаммеда^[55], мир не только не видел такого подвига ни со стороны Рустама-Зала, Сохраба, Афросияба и других богатырей или многочисленных войск, но и не увидит ничего подобного до дня воздания. В этот день эти 40 богатырей отправили в ад шесть тысяч неверных и сами, вместе с Салманом и Рабиятул-Бахли, испили шербет праведных мучеников за веру и выпустили свои души в лоно вечного блаженства (рай). Теперь они покоятся возле Дербенда, на особом кладбище, называемом, по числу этих шахидов, Кырхлар^[56] (сорок). Остальное ведомо Богу^[57].

Проклятый Хакан уже не мог более держаться и обратился в такое бегство, что до достижения крепости ни один из его неверных не мог повернуться, чтобы пустить в ход свои стрелы. Эта крепость Хакана находилась на горе, возвышающейся над Гумри-чаем, откуда открывается вид на море. Теперь она называется Кая-кендом. Увидав здесь, что мусульмане уже прекратили преследование, Хакан горько упрекал своих воинов в малодушии, проявленном в новом бегстве. Затем он прибавил:

«Мне нужен храбрец, который бы принес верное известие о мусульманском войске».

Трое вызвались исполнить это поручеше и прибыв на поле битвы, увидели, что многие из мусульман пали смертью праведных, а остальные возвратились. Когда посланные привезли это известие, проклятый Хакан также посетил место сражения и, при виде огромной массы тел его воинов и предводителей, покрывавших собою боевое поле, тяжело вздохнул и прослезился…

После этого, выделив и отправив 3 тысячи воинов для охраны Дербендской стороны, с остальными войсками Хакан удалился сначала в крепость Анджи, находившуюся ниже Тарху, на берегу моря, а затем еще далее – в Ихран.

Историки рассказывают, что после этого события, на Анджи и его окрестности обрушился жестокий голод, от которого умерло много народа. Астрологи и ученые узрели тогда в своих книгах и объявили, что бедствие не прекратится и ни капля благодатного дождя не достигнет земли до тех пор, пока не будут похоронены тела павших в бою шахидов. Вследствие этого, население Анджи, собравшись стар и млад, прибыло на место сражения и увидало, что сияние окружает тела шахидов и поднимается к небу. Будучи поражены этим чудом, неверные похоронили их согласно правилам Ислама.

Предание гласит затем, что тела благочестивых Салмана и Рабиятул-Бахли, – да сподобятся они одобрения Аллаха! – были в особых гробах перевезены населением Анджи к себе и преданы земле по мусульманским обрядам, причем были устроены поминки и розданы щедрые милостыни. После этого собравшийся народ, подняв руки к небу, молился о прекращении бедствия из милости к шахидам. Господь услышал их моления: полил благодатный дождь, к населению Анджи вернулось его прежнее благосостояние, а процветание этого значительного города благотворно отразилось и на прилегающие к нему страны.

Глава III. Экспедиция в Дербенд войск Валида, сына Абдул-Малика

В исторических сочинениях говорится, что в 64 году гиджры (684 г.) Валид, сын Абдул-Малика, получил известие, что хазары овладели Дербендом и разоряют мусульманские земли. Ввиду этого, он приказал своему брату, по имени Муслиме, собрать из племен Шама (Сирии) сорок тысяч храбрых воинов и, снабдив их оружием и всем необходимым, с большою казною выступить в поход и овладеть Дербендом со всеми пограничными в этом районе укреплениями; а по исполнении всего этого – расположиться в Дербенде и известить его.

Согласно этому повелению, его высочество Муслиме собрал из сирийцев сорокатысячное войско и направился к Дербенду. Овладевая по пути всеми крепостями и сажая в них новых начальников, он прибыл в Ширван и Машкур, которым также дал новых правителей. Затем он подошел к берегу Рубаса и разбил здесь свой лагерь.

Цитадель Дербенда, Нарин-кала, была занята тогда трехтысячным хазарским гарнизоном. Войско мусульман, переправившись через Рубас, начало свои действия обложением Дербенда. В течение трех месяцев хазары держались упорно, несмотря на то, что сообщения их были прерваны и никакой помощи они не получали.

Потеряв надежду на овладение городом, Муслиме уже намеревался снять блокаду, как вдруг к нему является ночью один из горожан и говорит: «Если ты обещаешь мне часть хазарской добычи, я помогу тебе овладеть крепостью».

Муслиме с радостью выразил готовность отдать пришельцу столько из добычи, сколько он сам пожелает, и, отрядив шесть тысяч воинов под предводительством Абдул-Азиза (и?) Казим-Бахили (Bahili), приказал ему вступить в город по указанно джасуса (шпиона?).

Джасус провел этот отряд в Нарин-кала (цитадель) ночью, раскопав тайный подземный проход, находившийся в стороне Дарвака. Хазары узнали об этом только на рассвете и завязали жестокий бой внутри крепости. В то же время, по траншеям, доведенным до самых стен, подошел (с войсками) Муслиме и также проник в цитадель. Тогда все хазары были перебиты или взяты в плен, а их имущество подарено воинам и джасусу.

После этого Муслиме совещался с главарями своего войска и выразил такую мысль: «Если мы возвратимся на родину, оставив в этой крепости гарнизон, то хазары снова атакуют брошенных здесь на произвол судьбы воинов. Благоразумнее будет поэтому вовсе уйти отсюда, разрушив предварительно башни и стены цитадели». На это ответил Абдул-Азиз-Бахили: «Это будет неблагоразумно потому, что после нашего ухода хазары снова явятся сюда и, возобновив крепость в еще более неприступном виде, будут, по-прежнему, ежегодно разорять Ирак и Адербейджан».