– Нужно было попросить его высадить меня у какого-нибудь другого населённого пункта. Попроще. И оттуда уже на такси, – с помощью интерактивной карты на ноуте я брожу по посёлку Колодезь и пытаюсь представить, за каким из заборов может быть дом Дёма.
– У какого, лапуль? – Полина чем-то шуршит в трубке. – Там во всех соседних населённых пунктах дома как французские пирожные из фильма про Марию-Антуанетту.
– Всё равно я дура.
– Не дура. Ты сбрендившая идиотка. А если бы он тебя похитил?
– Я чувствовала, что ему можно доверять.
Полина хрюкает в трубку:
– Могла бы тогда доверить ему свою невинность. В отличие от Никиты, он бы нашёлся, как ею правильно распорядиться.
«Мне понравилась не только земляника».
Вряд ли речь шла о пирожках.
Решительности и прямолинейности Дёму не занимать.
Но я отчётливо ощущаю между нами границы, над которыми он раздумывает – а стоит ли их разрушать.
– Как думаешь, почему он не спросил, как меня зовут?
– Хз. А как он тебя называет?
С языка почти слетает это причудливое «Инопланетянка». Но я вдруг осознаю, что мне впервые не хочется делиться чем-то с Полиной.
И становится как-то неприятно от этого. Примерно так же, как когда я Дёма обманула.
– Он же номер у тебя брал. Как записал?
– Да я не посмотрела, – пожимаю плечами, будто подруга меня видит. – Но это странно.
– Слушай. Ты говорила, что он похож на демона с картины Рубенса. Демонов надо сторониться, а не рассуждать, что у них там на уме. Зачем он тебе вообще, лапуль?
– Картина Врубеля. А Дём – он… Не как Никита, не как Марат твой, или Линкин жених. Да все наши знакомые. С ним я была просто я. А не дочь Ветрова, понимаешь?
– Господи, какая красота! Он запомнил. Глазам своим не верю, чтоб меня!
– Ты о чём?
– Извини… Марат… Марат прислал мне браслет из последней коллекции Beso.
– Верни обратно. Пусть шлюх-секретарш своих подкупает этим дерьмом.
– Ты не понимаешь. Я присылала ему фото в этом браслете в прошлом месяце, когда была в Мадриде. Он тогда сказал, чтобы я не покупала. Что он сам мне его купит, когда прилетит.
– Да. Но он не прилетел. Опять. А ты осталась без браслета.
– Только подумай, сколько нужно было приложить усилий, чтобы этот браслет за два дня прибыл из Испании сюда. Значит, он действительно раскаивается.
– Пфффф. Знаешь, как это было? – я захлопываю крышку ноута и спускаю ноги с подоконника. Болтаю ими, подбивая витиеватую решётку радиатора пятками. – Он позвонил своему помощнику и сказал: я отправлю тебе фотку, чтобы в понедельник этот браслет доставили по такому-то адресу. А сам продолжил заниматься своими делами. Браслет – доказательство того, как помощник Марата боится потерять свою работу, а не любви Марата к тебе.
Она тяжело выдохнула:
– Ты права, – зашуршала. – Завтра отправлю ему обратно. – Слышу, как сладко она зевнула. – Что врач, кстати, сказал?
Я вытаскиваю из сумочки справку, фоткаю и отправляю моё драгоценное направление на операцию.
После небольшой паузы Полина начинает хохотать.
– Лопоухость первой степени, – гогочет. – Ахах, я не могу!
– Это же отличная новость, что у меня есть диагноз, – прячу справку в сумочку. И рефлекторно проверяю, спрятаны ли уши за причёской. – Значит, у меня есть все основания сделать операцию.
– Папа тебе скажет, что врач твой может это основание в жопу себе засунуть.
– Да он бы даже не заметил, что уши поменялись. Если бы не контролировал, на что я трачу деньги.
– А я даже тебе немного завидую, что твой папа настолько участвует в твоей жизни. Мой вспоминает обо мне только когда на важном мероприятии угодно с семьёй засветиться.
– Своего я вижу не чаще. Он, кстати, хочет, чтобы мы с Никитой приехали в следующее воскресенье к нему в резиденцию. И… просит, чтобы я не предупреждала Никиту.
– О чём?
– О том, что мой отец там будет.
– Мутная история, – Полина снова зевает. – Пойду спать, лапуль. Сегодняшний шопинг меня утомил.
В квартире повисает тишина. Подхожу к окну и вглядываюсь в огоньки вечернего города.
Пересчитать их все так же невозможно, как невозможно мне это дурацкое чувство неприкаянности расчленить и уничтожить.
Захожу в список контактов, и нажимаю на соответствующий. Фотка разрастается во весь экран.
Это какая-то нездоровая тема. Но я любуюсь им. Дёмом.
И вдруг сверху экрана выползает сообщение.
От него.
«Я в городе. Давай увидимся».
Им не надоело обжиматься?
Мягкий жёлтый свет от здания метро освещает парочку моих ровесников.
Они замерли в объятиях и стоят так уже десять минут.
Девушка прижалась щекой к предплечью парня, одной рукой свапает по экрану своего телефона, другой пробралась к нему под футболку и там замерла.
Парень тоже уставился в свой телефон. Но его рука живая. Будто расчёсывает гребнем волосы. Водит пальцами сверху вниз по её пояснице. Начинает там, где заканчивается её кроп-топ, и заканчивает там, где начинается резинка её карго.
И сверху вниз. И снова. Не меняя ритм. Нежно-нежно.
Становится как-то мучительно тоскливо внутри от того, что при наличии у меня даже не просто парня, а жениха, я ещё ни с кем так в объятиях никогда не зависала.
Завидую. Чёрной завистью.
Честно говоря, с Никитой так и не хочется.
Мы больше говорим, чем делаем. Точнее, он говорит, а я слушаю.
Но прежде мне было комфортно в этом…
Я приехала раньше назначенного времени.
И слишком тепло оделась для такого вечера.
Начинаю снимать толстовку. Она тянет за собой майку. Задирает до груди.
Ощущаю, как мягкое тепло вечера окутывает мой оголённый живот.
Цепочка цепляется за что-то, и неприятно врезается в шею.
Грёбаная дешманская одежда! Так можно придушиться ненароком.
Но в одиннадцать вечера у меня особо не было времени и выбора, где достать шмотки, в которых я буду похожа на простого человека.
Приходится пробраться под ворот толстовки и нащупать нить, за которую зацепилась цепочка.
И пока я стою в нелепой позе, с толстовкой, нахлобученной на голову, в кромешной темноте, и стараюсь высвободиться из лишней одежды, на мой живот ложится ладонь.
Крупная и прохладная.
Я вздрагиваю и замираю. Каждая мышца моего тела напрягается, становится железобетонной клеткой, защищающей внутренности.
Только не от удара извне.
Сердце так начинает стучаться, словно оставшись внутри оно пропустит самое главное событие в жизни.
Оно просится наружу.
Выпусти! Дай поглядеть!
Дай увидеть того, кто делает нам так приятно!
Да что со мной?
Клянусь, это не кто-то чужой меня трогает.
Ладонь начинает тягуче медленное движение вверх. Я чувствую шершавые пальцы. И жар, которым начинает эта рука раскаляться. От меня. И мне же возвращая.
– Это я, расслабься, – голос Дёма пробирается сквозь толщу моего оцепенения.
Почему я должна расслабиться, узнав, что это его рука шарит по мне?
Но я с облегчением выдыхаю, что всё совпало. Что тело так откликнулось не на какого-то чужого рандомного человека, а на… на кого? На едва знакомого мне парня?
– Я запуталась.
Дём подцепляет пальцами край моей майки и тянет вниз. Прикрывает меня.
А потом его руки расправляют ткань, закрутившуюся на моей голове, и я выныриваю из ворота.
Смотрю на Дёма сквозь паутину моих спутавшихся волос.
– Не раздевайся, сейчас будет холодно, – он раздвигает пряди волос у моего лица и убирает их за уши.
Подушечки его пальцев касаются хрящей, сбегают вниз, поддевают мочки.
Я не только прочувствовала его прикосновение. Я отчётливо услышала его.
Это скольжение по моему самому стыдному месту.
А он так смотрит на меня… как будто я и там прекрасна.
– Инопланетянка, – хмыкает он.
Мне очень… слишком приятно.
И это смущает.
Опускаю взгляд, продеваю руки обратно в рукава.
Дём жуёт жвачку. И разглядывает меня.
– Прокатимся кое-куда?
Киваю.
Собираюсь с силами, чтобы войти в метро.
Но Дём идёт в другую сторону. И я следую за ним.
Мы обходим здание, переходим дорогу.
Я не нахожу вишнёвого Соболя в той стороне, куда мы идём. Да и вообще нет припаркованных машин.
Только приткнувшийся у бордюра мотоцикл, большой, с сияющими металлическими трубами.
Дём подходит к нему.
Мотоцикл выглядит очень достойно. И это его мотоцикл, раз он достаёт оттуда шлем.
На несколько секунд меня посещает глупая фантазия, что это он меня обманывает. И на самом деле Дём сын какого-нибудь олигарха, который сможет посоревноваться в количестве доходов с моим папочкой.
…тогда мы смогли бы…
Смогли бы что?
Я послушно забираю у него шлем.
На мотоцикле меня никогда не катали.
Боже упаси, папа убьёт того, кто посмеет подвергнуть меня такой опасности.
Но я фоткалась рядом с ними, на них, в том числе в шлеме.
И даже за это получила от папочки пиздюлей, когда были обнаружены эти фотки в моём аккаунте.
– Что у тебя за мотоцикл?
Те два, которые мне удалось за мою жизнь пощупать, были другие. Выше и будто худее, из пластика. А этот размашистый, стальной.
– Франкенштейн.
– Немец?
Дём смеётся:
– Нет, я так называю его, потому что он собран из нескольких моциков.
– Кто собирал?
– Сам, – сканирует меня взглядом. – Всё безопасно, не бойся. Я аккуратно.
– Да не боюсь я, – нарочито уверенно надеваю шлем и с довольством ловлю его удивлённый взгляд через забрало. – Поехали уже.
Дём садится. Заводит.
Я подхожу. Осторожно кладу ладонь ему на плечо, чтобы опереться.
Ищу взглядом подножку. Он бьёт ботинком по ней.
Выдыхаю. Ставлю ногу. Перекидываю вторую.
Как только моя задница оказывается на сидении, бёдра, естественно, прижимаются к Дёминым ногам. Мне нравится их твёрдость и жар, которые я ощущаю через ткань между нами.
Его рука перехватывает мою. Скользит вверх, словно он на все пальцы надевает мне кольца. Сжимает бережно и тянет вниз. По его грудной клетке, по его животу. И оставляет там, в прорехе распахнутой рубахи. Позволяя мне ощущать ещё неполноценно выпуклости и проломы между мышцами.
И он мягко трогается.
Обхватываю его теперь обеими руками. Жмусь.
Нарастающая скорость послужит мне оправданием за то, что буду прижиматься сильнее.
Выворачиваем на дорогу. Маленький скачок скорости. Вибрация прокатывается подо мной мощной механической волной.
Прильнула грудью к широкой спине.
Я учусь двигаться вместе с ним.
Поворот. Повторяю вслед отклонение от идеальной вертикали.
Снова ровно.
Ещё скачок в скорости.
И внезапно ещё. И снова.
Я взвизгиваю. От рваного, непредсказуемого ритма.
И ещё быстрее.
Вспыхиваю. И тут же сгораю. Расплавляюсь. И прикипаю к Дёму.
И ещё!
Замедляемся. Выдыхаю.
Теперь вправо.
Не успеваю восстановить дыхание.
И стону, увидев впереди пустую дорогу…
…вжиг!
Аааа!
Страшно охренеть как!
Хохотать от страха хочется!
Арка. Туннель. Золотые гирлянды смазываются в линию.
Вылетаем.
Свобода впереди.
Вжиг!
Я притискиваюсь к Дёму изо всех сил. Словно хочу врасти в него. Ведь себе он не навредит. И мне вместе с собой.
Как близко.
Разгон.
По обе стороны его тень. Задвоилась. Исчезает одна. И тут же вырастает другая. Обгоняет. Меркнет. И опять новая идёт на обгон.
Мы как будто в толпе чёрных призраков, с которыми играем в гонки.
Дуга моста.
Резь холода с реки. И ветер. Толкает под рёбра. Бьёт по барабанным перепонкам сквозь шлем. Трещоткой. Напротив каждого пролёта между стальными колоннами. Мимо. Мимо. Мимо.
Вжух!
Река позади. Рёв. Снова гонки с тенью.
И замедляемся.
Малиново-неоновые огни торгового центра, громоздкого и многолюдного. Объезжаем, ныряем в тихую улицу.
И тормозим у большого кирпичного здания в один этаж.
Ноги ватные. Но я легко спрыгиваю с мотоцикла. Стаскиваю шлем.
Мне танцевать хочется.
Мне хочется кинуться к Дёму, наскочить и обнять его крепко-прекрепко.
В благодарность за то, какие классные ощущения он мне подарил.
Он снимает шлем и смотрит на меня с улыбкой. Он наверняка хочет спросить, понравилось ли мне.
Но ему всё понятно по моему лицу. И мы оба синхронно расплываемся в улыбках.
– Нужно добыть тебе защиту, – говорит он, – тогда смогу прокатить с нормальной скоростью.
Едва сдерживаюсь, чтобы не воскликнуть: «Ты ещё меня покатаешь?! Ура! Урааа! Ещё быстрее?! Да! Да! Да!»
Но я сдержанно и уверенно отвечаю:
– С удовольствием.
Мимо проходят два парня по размерам почти не уступающие Дёму.
– А куда ты меня привёз?
– Ты говорила, что никогда не видела, как дерутся. Глянем поединок двух неплохих бойцов.
Он не Дём. Он джинн. Который вдруг решил исполнять мои желания. Только я даже не тёрла ничего, чтобы его вызвать.
Мы будто оказываемся под куполом цирка. Зал гудит так, что пол вибрирует. И яркие, розово-голубые лампочки вмиг сменяются белым, освещая красочный ринг и фокусируя моё внимание на самом эпицентре зрелища.
А там двое, контрастно разных по весу и росту мужчин, копошатся в самом центре.
Они странно одеты. Нет перчаток или бинтов. Нет той брутальной сдержанности в цветах и текстурах ткани, которые примелькались в сценах фильмов или случайно увиденных мною где-то фотографий с боёв.
У одного кожаные штаны и короткая стрижка с выбритым на виске скорпионом. У другого длинные зелёные волосы и танцующие на волнах фламинго в качестве принта на шортах.
Зрители свистят. Комментатор взахлёб объясняет суть приёма. Бросается иностранными терминами и именами. Ахает.
И тут один из бойцов – высокий, под два метра, и с пузом как у беременной женщины на поздних сроках – отскакивает, разбегается. Его живот в запятнанной белой майке трясётся желейкой.
Подбегает к сопернику. А тот не больше метра шестидесяти. С выпирающими как у Джокера в исполнении Хоакина Феникса рёбрами. Держится за голову и ничего не видит.
Громила подхватывает его как девчонку. И буквально вышвыривает с ринга.
– Ооооо! – вторит зал комментатору.
И бойцу, что кувыркнулся через канаты.
Он на четвереньках, стучит ладонями с широко расставленными пальцами по полу. А огромный экран над рингом выдаёт крупным планом его искажённое болью лицо. Глаза к переносице скосились. Губы волной искривились. Крупный нос – самое большое место в его теле – наморщилось шеей шарпея.
Здоровяк, вальяжно прогнувшись под канатом, выбирается за пределы ринга. Артистично спрыгивает. Возвышается над поверженным. Машет руками, бьёт себя в грудь, требуя от зрителей поддержки.
И они кричат.
Скандируют:
– Бир-Мир! Бир-Мир!
И пока мелкий перебирает ручками и ножками, пытаясь встать, огромная ладонь большого льнёт к его заднице. Выхватывает край розовых трусов. И тянет за них так, что и близорукому в конце зала удастся разглядеть наверняка их цвет и нежную шёлковую структуру.
Проигрывающий буквально домиком встаёт. Рот его широко распахивается. А зрители гогочут.
Громила наносит несколько ударов по шее, отпускает соперника, и тот безжизненным телом падает на пол.
Побеждающий поворачивается спиной к лежачему. Обращается к залу с воплями:
– Я чемпион! Я!!! Ааааа!
И тут у мелкого открывается второе дыхание.
Он вскакивает с такой лёгкостью и бодростью, будто только родившийся Лунтик из яйца.
И с наскока бьёт здоровяка по спине.
Тот поворачивается с яростным лицом. И тут же получает костлявой коленкой по яйцам.
Сгибается. И, спасаясь от кулаков и пенадлей мелкого, начинает бежать по проходу зала прямо в мою сторону, прижав ладони к своему достоинству.
Я невольно отшатываюсь и упираюсь попой в Дёма.
Даже через страх от надвигающегося на меня громилы простреливает острая и тягучая нега.
Она так быстро охватывает мои бёдра, коленки и ступни, что я цепенею. Врастаю в пол. И, несмотря на естественное желание отстраниться от чужого мне человека, я не в силах сдвинуться с места.
Я не хочу пресекать этот откровенно интимный контакт моего тела с его телом.
Хотя мне явно угрожает ещё один, действительно нежеланный, телесный контакт с несущимся на нас бойцом.
А Дём, словно предвидя, что мой разум сейчас возьмёт себя в руки и заставит меня сделать шаг в сторону, обхватывает меня за талию.
И я оказываюсь в уже знакомой мне клетке его рук.
– Они сюда не добегут, не бойся.
Его низкий голос в моё ухо проталкивает и перемещает мои лёгкие вниз. И я оттуда, из живота делаю вдох.
Настолько судорожно-глубокий, что распирает изнутри. Рот приоткрылся. Грудь поднялась. Мой живот двинулся под его рукой.
Я ощутила, как его подбородок скользнул по моей макушке. И пальцы шевельнулись на моём боку. Прежде, чем он отпустил меня.
А бойцы и вправду не добежали.
Здоровяк смешно споткнулся и покатился кубарем. Мелкий напрыгнул на него взбесившимся котёнком и начал дубасить.
Но человеческая многоножка быстро распалась на две полноценные детали. И вот громила уже тащит своего соперника за волосы к рингу.
Чувствую Дёма, он пробирается к моей ладони через сцепленные пальцы.
Я позволяю ему. Растопыриваю свои пальцы. Как разрешающая почесать себе лапку в самой сердцевине кошка.
Он проскальзывает без помех. Его сухая прохладная ладонь прижимается к моей. Наши руки состыковываются, и я иду за ним. Туда, куда он меня ведёт.
Мы проходим вдоль крайнего сзади ряда.
У высокой железной двери он нажимает на кнопку домофона.
Нам открывают. И мы оказываемся на узкой лестнице, ведущей вниз под освещением красноватых лампочек на стенах.
– Они как-то странно дерутся, – мой голос звучит испуганно в этом тесном пространстве.
Наверное, потому что я в очередной раз понимаю, что слепо следую за Дёмом неизвестно куда.
Не его боюсь. Своих безрассудных поступков.
О проекте
О подписке