Глава третья, где первый блин не комом

Игры Зимнего Солнцестояния приближались со скоростью пикирующих валькирий. Все вечеринки теперь свелись к коротким посиделкам, а вскоре и совсем сошли на нет. Лель, впрочем, это было всё равно – ни на одну из них её не пригласили. Коридоры корпусов опустели. Студенты теперь часами сидели в залах библиотеки, хоть некоторые и просто делали вид, что учатся. Лель углубилась в подготовку с таким рвением, что забывала поесть, а спала теперь от силы часов по пять.

Игры проводились дважды в год – на Йоль^[11] и Литу^[12], праздники зимнего и летнего солнцестояния. Зимние Игры, на Йоль, устраивали во время Ночей Духов. Считалось, что в эти тринадцать суток вершится воля неба. Испытания проводились попарно. Студентам предстояло состязаться с равными себе по умениям и силе. Хитрость заключалась в том, чтобы при этом подобрать противников с совершенно разным характером. Чаще здесь выигрывали благодаря не честным правилам, а изворотливости и лукавству.

Лель претило вцепляться в горло противника даже ради выигрыша. Но здесь – её предупреждали – это было в порядке вещей (не ты – так тебя), и она готовилась к худшему. С тяжёлым сердцем ждала она распределения пар. Нехорошие предчувствия не давали спать. Только бы ей достался кто-нибудь поспокойнее. Пусть хоть и Несголла! Она была вздорная и неприятная, но с ней Лель боялась встретиться намного меньше, чем с Алибау. Лель так нервничала, что, когда в забитом до отказа Мраморном зале имя Алибау прозвучало вслед за её собственным, у неё уже не хватило сил удивиться.

– Пара номер пятьдесят шесть – Лель Вайолет и Алибау Веридад! – произнёс распорядитель.

Лель ушла из зала, даже не глянув на соперницу.

Погода перед началом Игр выдалась пасмурной. По небу низко носились тучи, землю сковали заморозки, а долину засыпало снегом. Всё предвещало наступление неласковой зимы. Огонь в старинных каминах Северного Университета поддерживался круглосуточно, но залы всё никак не прогревались. Бойгенцам разрешили посещать занятия, одевшись теплее обычного, и юные ферришен кутались в меховые накидки. Всё громче говорилось о том, что проводить грядущие экзамены следует под крышей, а не на улице. Но этими вопросами традиционно ведала комиссия, а темы поединков и их место становились известны только в день начала, не раньше.

Лель налегала на учёбу всё усердней, но чем больше она сидела над книгами, тем меньше видела в этом проку. Голова гудела, символы скакали перед глазами и рассыпались пылью на хрупких страницах фолиантов.

Вот наконец пришёл и долгожданный Йоль – праздник самой Долгой Ночи, что означало начало Зимних Игр. Традиционно в Северном Университете он отмечался строго, по древнему обряду. Все гулянья были намечены на бал в честь окончания полугодия. Ну а пока все с головой ушли в работу, и подготовка к поединкам шла полным ходом. Для Лель Солнцеворот^[13] таил свой собственный, особый смысл: ведь даже тьма имеет свой предел – а значит, теперь свет будет возвращаться!

Ей повезло: Несголла в ночь перед Играми ушла в гости до самого рассвета, и комната была в полном распоряжении Лель. Когда её неторопливые обряды подошли к концу, Лель собралась, взяла с собою свитки и пошла в библиотеку: накануне Игр та была открыта круглосуточно. Насладиться одиночеством ей, увы, не довелось – едва она нашла укромное местечко в дальнем углу, как в зал ввалилась шумная компания и заняла все столы поблизости. Студенты успевали и читать, и без умолку, перебивая друг друга, говорить. Но это неожиданно успокоило взвинченную Лель.

На рассвете в прозрачный воздух над башнями вонзился звук серебряных фанфар. Услышав их, Лель спрыгнула со стула и бросилась наружу, на ходу заталкивая в сумку учебники. В коридорах уже толкались и перекрикивались взволнованные студенты, направляясь в Мраморный зал. Просторное помещение быстро заполнялось. Лель попыталась проскользнуть вперёд, но тщетно. Работая локтями, она протиснулась к колонне и прижалась к ней спиной.

Стоявший на кафедре распорядитель поднял руку. Это был сын лесного великана фенке^[14] и подземного народца. Невысокий, как и все гномы, но крепкий, с жилистыми, как у кузнеца руками, он не выглядел тем, с кем можно спорить без последствий для себя. Когда движение в зале поутихло, он что есть силы ударил колотушкой-малетой в гонг. Протяжный звук заставил замолчать тех, кто не успел угомониться. Распорядитель постоял, молча оглядывая зал, и запустил руку в шар со свитками. Жеребьёвка началась: он выкрикивал имена по списку, а затем доставал из барабана свиток, оглашая, куда и в какое время следует явиться каждой паре. Лель вздохнула – мероприятие явно грозило затянуться.

– Пара номер тридцать четыре! Венгла Йорунн, Анитра Мора! Четырнадцать ноль-ноль, сад Лабиринтов, инструментарий вольный!

– Пара номер сорок один! Хуго Савар и Гафур Фагг! Южный Крест, полдень!

– Пара номер пятнадцать! Ольв Тауб и Митул Дев! Драколентарий, в десять!

Час был уже на исходе, когда распорядитель выкрикнул имена Лель и Алибау. Девушкам надлежало явиться в Смарагдовую оранжерею через двадцать пять минут, имея при себе малый котёл и ступку.

Шёпотом повторяя инструкции, Лель побежала в свою комнату. Задание в оранжерее предполагало что-то связанное с приготовлением эликсира, снадобья или, на худой конец, яда. Это была удача! Разнотравье с самого начала пришлось ей по душе по двум причинам: оно было связано с травами и с кухней. Лель обожала и то, и другое.

В детстве она часами наблюдала, как бабушка творит на кухне настоящее волшебство. Будь она простой женщиной и живи среди людей, то могла бы открыть ресторан, молва о котором разнеслась бы далеко за пределы округи. Со всего света стекались бы очарованные путешественники, чтобы отведать её блюда. Но даже среди чародеев талант Матильды считался уникальным – никто не мог похвастаться такими кулинарными шедеврами, что создавала она на зависть всем хозяйкам Жакаранды. Когда Матильда вставала у печи, воцарялась тишина: летающие телеги замедляли бег, гуляющие парочки замолкали, и даже птицы на время прекращали свой весёлый гомон. Шлейф фантастических ароматов плыл из широко распахнутых окон бабушкиной кухни, и весь мир замирал.

Бабушка никого не допускала к таинству. Только Лель позволялось бывать при священнодействиях. Она на цыпочках пробиралась в приоткрытую дверь и пряталась в кладовке – там, где возвышались огромные мешки с мукой. Поудобнее оседлав подходящий, Лель подглядывала в щель.

А между тем на кухне творилось невероятное! Со стен, увешанных сияющими сковородками, ножами и связками трав, сами собой срывались нужные предметы. Кастрюльки, сотейники, узорные креманки начинали кружиться в весёлом хороводе. Связки чеснока, листья базилика, горошины цветного перца рассыпа́лись по воздуху. Разномастные ложки – деревянные, железные, серебряные – вертелись, ныряя в соусы и рагу, тушёные бобы и варенья из ягод, аккуратно помешивая их. Плавно скользила бабушка, взмахивая руками, чтобы задать ритм этому невероятному оркестру. Она якобы не замечала притаившейся в кладовке внучки. И это было их общим секретом.

Теперь, узнав, что предстоящее задание будет связано с готовкой, Лель испытывала поистине детскую радость. Волнение как рукой сняло! Она напевала, доставая из шкафчика до блеска начищенный котелок и мраморную ступку с пестиком, по которому шла гравировка с любимым бабушкиным изречением: «Бесстрашию и силе покоряются и кухни, и большие города!» Развеселившись, Лель немного попрыгала перед зеркалом, держа пестик наперевес и делая резкие выпады им, как шпагой. Наконец, собрав сумку, она выбежала из комнаты и помчалась вниз, перепрыгивая через ступени.

Крыша Смарагдовой оранжереи мягко светилась зелёным. Быстро сбежав по лестнице, Лель устремилась в восточное крыло. Необъятное пространство климатрона^[15] окутывали клубы белого пара, который поднимался из небольших круглых отверстий в полу. Тёплый воздух шёл из-под земли из специальных котельных, и в нос лезли сладковатые запахи. Лель знала, это нужно для поддержания благоприятной среды, в которой растёт трава Цирцеи^[16], наливается соком лоза духов, распускается страстоцвет и плодоносит белладонна.

Лель пришлось пробираться по узкому проходу, руками раздвигая заросли. Ядовито-зелёные, коричневатые, полупрозрачные стебли с широкими листьями изгибались, сплетались, карабкались и теснили друг друга своими острыми побегами-стрелками, стараясь отвоевать место и подвинуть не в меру разросшегося соседа. В дальнем конце оранжереи уже ожидали экзаменаторы, а рядом стояла Алибау Веридад.

Лель удивилась, что та смогла опередить её: комната Алибау находилась несколькими ярусами выше. Хотя, надо полагать, с её популярностью это не было проблемой. Что помешало бы кому-то из служек принести ей нужный инструментарий: веретено, игральную кость, спринцовку для росы, котелок и ступку? Лель вздохнула – у неё-то самой здесь таких друзей не завелось. Впрочем, всё куда хуже – здесь у неё вообще не завелось друзей.

Лель искоса взглянула на соперницу. Рот Алибау скривился в усмешке. Не успела Лель поприветствовать наставников, как уже прогудел маленький бронзовый гонг. Профессор разнотравья Грассгросс, сухопарый и жёлтый, как корень женьшеня, торжественно провозгласил:

– Первый поединок для пары номер пятьдесят шесть объявляю открытым! Дамы, прошу вас подойти к столу!

Лель подошла. Единственный стол в Смарагдовой оранжерее был огромным плоским камнем – когда-то его вырезали из куска гранита. Судя по въевшимся пятнам и многочисленным царапинам, он повидал не одно поколение студентов. С противоположной стороны к камню шагнула Алибау.

– Задание простое, но с подвохом. – Наставник ребячески хихикнул в вислые рыжеватые усы. – Нужно приготовить хорошо известное вам зелье здравого рассудка под названием «Здоровая кукушка». Не самое сложное снадобье, – профессор выдержал эффектную паузу.

Лель напряжённо слушала. Простейший эликсир и на экзамене? Что-то тут нечисто.

– Как вам известно, в состав его вошёл ряд тривиальных, самых часто встречающихся в естественной среде компонентов. Вот здесь-то Гарм^[17], собака злобная, и зарыт! – жизнерадостно возвестил Грассгросс. – Ведь выбирать и отмерять ингредиенты вы будете с завязанными глазами. Перед началом испытания вам дозволяется налить в котёл необходимое количество воды и поставить его на огонь. Ну что, приступим? Кали́ эпитихи́я^[18]!

Уши Лель запылали. Удачи? Да они издеваются! Названное зелье она приготовила бы за пять минут, будь под рукой всё нужное, как на занятиях. Но выбирать траву вслепую, полагаясь лишь на обоняние, да ещё и на ощупь отмерять необходимое для снадобья количество – это же высший пилотаж! Не говоря уже о том, что запросто можно промахнуться мимо котла или обвариться кипящим зельем. Их никогда так не тренировали.

Из зарослей вдруг вынырнул Фифай – крупный парень, что исполнял при оранжерее роль служки. Верзила скинул с великанского плеча внушительный холщовый мешок и, крякнув, водрузил его на стол. В ту же секунду на глаза Лель опустилась чёрная повязка. Раздался шорох бечевы, что стягивала до времени мешок, и на гранит посыпалось содержимое. Тотчас в ноздри ворвались новые ароматы, как будто несколько мелодий одновременно влились в симфонию запахов. Хотели сбить с толку – что ж, они добились своего!

Повязка будто отрезала её от внешнего мира. Не зная, с чего начать, Лель медленно погрузила руки в копну травы и замерла. Запахи вдруг зазвучали: флейты, арфы, лютни, виолы и валторны. Вот дульциан с нежным и печальным ароматом миндаля, его прекрасный голос, как всегда, глубок и мягок – конечно, это лунная лиана, луноцвет, что распускается под Лугнасад^[19], и только с наступлением ночи. Вот вступила арфа – негромкий перебор струн, ванильная сладость гелиотропов; ей вторил чистый, сильный голос скрипки – ещё один ночной цветок, двурогая маттиола, или звёздный цвет, мелкие сиреневые цветки которой и вправду выглядят как звёзды. Певучие голоса растений сливались, перетекали друг в друга, разворачивались серенадами, где было слышно звучание каждой тычинки и каждого лепестка.

Лель вдруг совершенно успокоилась. От волнения не осталось и следа. Она и сама не понимала, что происходит, но она считывала растения, как нотную грамоту – по наитию, вслепую. Пальцы поглаживали лёгкие венчики – хрупкие ссохшиеся чашечки, чехольчики бутонов. Перед мысленным взором возникло улыбающееся бабушкино лицо, и отчётливо, словно та шептала ей на ухо, зазвучал её напев-заклинание, который в детстве Лель часто слышала во время кухонных таинств Матильды Уивер, урождённой Фэйрибакстер:

 
Щепоть возьми, прядь травы опусти, ветку нагни, цветок алый сорви!
По́логом снежным костёр забели, лунным огнём круг волшебный замкни!
Стебли полыни в косу заплети, кружевом тонким зарю распусти!
Верно ли, ложно – случится что до́лжно, перед неведомым страх отгони!
 

Головокружительные ароматы поднимались и окутывали Лель плотным облаком. Она безошибочно вытаскивала из вороха и опускала в закипающий котёл нужные травы и цветы. Некоторых растений Лель брала чуть больше, уверенно кидая в воду пригоршню сушёных, хрупких листьев; иных требовалось совсем немного, и чуткие подушечки пальцев выискивали крохотные семена, чтобы в следующее мгновение добавить их к снадобью. Когда запах из сладкого и пряного превратился в полынно-горький, Лель быстро начертала над поверхностью трёхзвеньевую цепь, одновременно выдохнув: «Экспи́ро!», и пламя под котелком иссякло. Она стянула чёрную повязку, взглянула через стол и обомлела: напротив насмешливо щурила глаза Алибау, а перед ней дымился котёл. Ничья!

Лель не верила глазам. Они закончили задание одновременно. Алибау успела сдёрнуть повязку, опередив её лишь на мгновение. Не было никаких доказательств, но шестым чувством Лель улавливала подвох. Всё было сработано без сучка, без задоринки, но что-то во взгляде соперницы подсказало – дело здесь нечисто. Так или иначе, результаты объявили и занесли в протокол. Лель ничего не оставалось, как по возвращении в комнату с утроенным усердием погрузиться в книги.

Второе состязание для пары номер пятьдесят шесть объявили через два дня. Это оказался поединок по управлению стихиями. Ни перевести дух, ни подготовиться толком! Рекомендации звучали лаконично:

– Дуэлянткам предписывается явиться на Лунную поляну в половине четвёртого пополудни! При себе иметь тёплый плащ и непромокаемую накидку!

«Значит, велят вызвать дождь, снег, возможно грозу», – подумалось Лель.

Не теряя времени, она отправилась в библиотеку. До начала поединка оставалось ещё несколько часов. Время летело незаметно, ей показалось, что не прошло и двадцати минут. Когда часы пробили три с четвертью, она метнулась к себе в комнату, чтобы переодеться. Тёплый, подбитый мехом плащ висел в шкафу, на обычном месте. А вот непромокаемой накидки не было нигде. Перерыв всю комнату, Лель села на кровать и задумалась. Она прекрасно помнила, что в последний раз видела её между расшитой безрукавкой и любимой курткой-«хамелеоном», меняющей цвет в зависимости от погоды. Но сейчас накидки не было ни там, ни где-либо ещё. Лель вздохнула, потёрла пальцами виски. «Забыла в раздевалке на последнем занятии по эрдеведению^[20], растяпа». И тут её осенило!