Алексей, удивительно, не стал вступать с нею в перепалку, хоть обычно начинал спорить и доказывать обратное. Сейчас он просто молчал и улыбался своим мыслям, поглядывая на распогодившееся небо и жмурясь от лучей проглядывающего сквозь облака солнца. Вид у него был совершенно счастливый, как у предвкушающего незабываемые приключения ребенка. Марина взглянула на Лешу – сначала с хмурым недовольством, потому что не разделяла его радости. А потом – уже залюбовавшись, потому что в его лице прорезались новые, незнакомые ей черты. Она уже давно не рассматривала его вот так, украдкой, словно воруя короткие мгновения счастья: их отношения длились пять лет, и острота первых открытий уступила место привычке. Марине уже думалось, что в лице ее спутника не осталось для нее неоткрытых тайн, она зачастую скользила по нему рассеянным взглядом, не фиксируясь на деталях, как прохожий, идущий изо дня в день по избитому маршруту и не замечающий окружающей обстановки. Но сейчас она с удивлением обнаружила, что лицо ее жениха не просто симпатичное, а красивое. Таким оглушающе красивым Алексей казался ей в уже подзабытый период тайной и от этого по особому острой в него влюбленности, когда они еще не были парой. Познакомились они в университете. Марина поступила на первый курс, а Алексей уже писал дипломную работу. В тот день, один из первых ее учебы, Марина опоздала на занятия и потерялась в огромном здании университета, а Алексей отвел растерянную первокурсницу в нужную аудиторию. Ее спаситель показался ей тогда таким красивым, что Марина промечтала о нем всю лекцию и потом тайно выглядывала на переменках, желая снова встретиться и умирая от мысли, что он при встрече ее не вспомнит. Вспомнил. Но отношения завязались уже к концу учебного года, когда Алексей наконец то сделал выбор в пользу Марины и расстался со своей постоянной девушкой. За эти пять лет они пережили всю шкалу погодных условий – от теплых солнечных дней с многообещающим легким бризом до штормовых предупреждений, от ураганных, все разрушающих порывов до полного безветрия, в котором отношения, лишенные свежего воздуха, застывали. Марина была импульсивной и обидчивой. Алексей – упрямым и нетерпеливым. Он быстро уставал от ее капризного характера. Она же быстро уставала быть без него и звонила первой, забыв о гордости. Иногда ей казалось, что он ее вовсе не любит. Иногда – что не любит она. Но чаще всего – что они созданы друг для друга, как две шестеренки часового механизма. Алексей с ней соглашался, но шутил, что от разных часов. Вот и притираются «шестеренки», стирая острые зубчики, а то и вовсе ломая их. И когда Марина уже решила, что их отношения и в самом деле зашли в тупик и никогда не получат желаемого ею развития, Алексей сделал ей предложение. Она вспомнила сейчас о том чудесном дне, который начинался совсем обычно, улыбнулась и вновь украдкой взглянула на своего спутника. Морщинка меж бровей, которая проявлялась в часы напряженной работы или во время споров, разгладилась, голубые глаза казались ярче неба. Очки в золотой оправе сползли на кончик тонкого носа, волосы растрепались, на губах появилась легкая улыбка… Он был сейчас похож на рассеянного обаятельного ученого в команде искателей приключений.

– Ты в порядке? – спросил вдруг Леша.

– Да. А что?

– Ты замолчала. До этого всю дорогу бурчала и вдруг стихла.

– То есть когда я бурчу, значит, в порядке, а если молчу – то нет? – съязвила Марина.

Алексей, будто желая поддразнить ее, пожал плечами:

– Ну, бурчать – это твое обычное состояние.

– Ах, вот как… – От проблесков хорошего настроения не осталось и следа. Душу опять затянули грозовые тучи с угрожающе сверкающими сквозь них молниями. А Алексей вдруг вскинул, словно ружье, камеру и сделал несколько снимков Марины.

– Перестань!

– На ка, посмотри! – Он развернул к ней камеру окошечком.

– Не буду!

– А, по моему, ты вышла отлично!

– Злая и растрепанная!

– Когда злишься, тоже красивая. Хотя когда улыбаешься – красивей.

– Отстань! – буркнула Марина, но все же, не сдержав любопытства, глянула в окошечко. Ну и что в ней Алексей увидел красивого? Растрепанная! Впрочем, взъерошенные ветром волосы ей, оказывается, очень даже шли. Только всю привлекательность портили нахмуренные брови и недовольно поджатые губы. Марина тронула пальцем межбровье, словно опасаясь, что некрасивая морщинка поселится там навсегда.

– Давай перекусим и пойдем дальше, мы уже недалеко.

– Ешь сам, я не хочу.

– Но от чая не откажешься?

– Не откажусь.

Чай у тетки Натальи – будто эликсир, дающий не только силы, но и заряжающий особым осенним настроением. Не тоскливым, как серое, набухшее дождями небо, а другим: с ноткой ностальгии, растворенной в еще не отцветшей с уходом лета радости, с легкой горчинкой дыма костров, со сладостью и ароматом липового меда. После небольшого отдыха вновь отправились в путь и вскоре пришли к большому, заросшему дикой травой участку, в конце которого виднелось двухэтажное здание, напоминающее бабочку – два крыла и величественная ротонда между ними.

– Это не парадный подъезд, а вид сзади. Здесь когда то был парк, – пояснил Алексей, успевший уже немного прочитать про усадьбу в Интернете. – К главному входу ведет аллея от железнодорожной станции.

– А внутрь можно будет зайти? – заинтересовалась Марина и щелкнула на мобильный телефон территорию.

– Не знаю, – почесал затылок Алексей. – Может, и да, а может, и нет. Пока ты ходила за вещами, тетка Наталья сказала, что раньше усадьбу сторожили. Охраняли от вандалов и желающих растащить ее на кирпичики. Можно было попросить у сторожей войти внутрь, и они разрешали. А как сейчас обстоят дела – не знаю. На месте сориентируемся.

– Надо будет почитать подробней об этом месте, – сказала Марина, которая всегда заранее изучала путеводители.

– Да, ты права. Как то спонтанно мы решили сюда прогуляться, не подготовились.

Они прошли через заросший дикой травой бывший парк, в котором нельзя было различить ни клумб, ни газонов, ни дорожек. Пару раз остановились, чтобы сфотографировать каменные беседки, оставшиеся еще со времен первых хозяев, и поглядеть со смотровой площадки на вьющуюся внизу серебристой лентой реку. Марина обратила внимание, что на одном из столбиков ограждения отсутствует фигура, взглянула вниз и увидела белеющие на каменном выступе осколки бюста. Как жаль! Ведь наверняка эти скульптуры были сотворены каким нибудь известным скульптором, и хозяева с гордостью показывали их гостям. Воображение нарисовало похожий осенний день, но только из другой эпохи: нарядные кавалеры и дамы с кружевными зонтиками толпятся на этой площадке, разглядывая в монокли реку и обсуждая последние светские сплетни. Птичье пение смешивается с шелестом подолов модных платьев, хрустальным смехом утонченных дам и звоном бокалов с шампанским. И вот прошло более сотни лет. Давно нет в живых тех дам и кавалеров, и атмосфера праздника вместе с ними тоже умерла. И стоит теперь на этой когда то нарядной площадке обычная девушка Марина в выцветших джинсах и мятой футболке, и грустит о чем то непонятном, канувшем в прошлое, будто она сама была когда то одной из тех светских барышень, а теперь вернулась спустя столетие уже не в родной дом, а на его руины.

– Идем дальше? – тронул ее за локоть Алексей. Марина кивнула и в последний раз взглянула на каменные «террасы» и реку. От внезапного ощущения, будто этот вид ей уже знаком, неожиданно закружилась голова. Марина ухватилась рукой за ограждение и прикрыла глаза.

– Ты в порядке? – встревожился Алексей.

– Голова что то закружилась.

– От высоты. Не смотри больше вниз. Хочешь присесть и переждать, пока тебе станет лучше?

– Нет, со мной уже все в порядке. Пошли дальше.

Издали обветшалость здания не так была заметна, но стоило к нему приблизиться, и все огрехи, вызванные отсутствием ухода, беспощадно обнажились. Стало видно, что белая краска отходит от камня пластами и напоминает чешую, а кое где и вовсе облетела, обнажив камень. И эти темные пятна на белом показались Марине похожими на изъевший зубы кариес. В вытянутых узких окнах «крыльев» кое где недоставало стекол, и в рамы была вставлена обычная фанера. С тонкой оградки, выстроенной перед ротондой с купольной крышей, давно слезла краска, а одна ее секция оказалась выломанной. Высокую арочную дверь уродовали две широкие доски, приколоченные крест накрест, защищающие вход от желающих пробраться внутрь.

– Как жаль, что такое чудесное здание обречено умирать без ухода, – вздохнула Марина.

– Деньги, все деньги. Закончились или не выделили из бюджета – и все, обрекли усадьбу на гибель. Мне кажется, что даже добровольцы перестали за ней ухаживать. Может, убедились в том, что деньги не выделят. Здесь же реставрировать и реставрировать! Все – от здания до парка. Да еще наверняка тут не одно здание, а несколько. Всякие там хозяйственные постройки, флигельки для персонала и беседки.

– Тетка Наталья сказала, что тут был санаторий…

– Ага, для детей с какими то проблемами. Надо поискать информацию в Интернете, думаю, что то можно найти.

Они обошли здание и вышли к парадному входу. И снова Марина испытала странное чувство узнавания, на этот раз – когда оказалась на ведущей к подъезду аллее. Ей вдруг показалось, что этой дорогой, заключенной в берега лесов, она уже когда то шла. Только тогда асфальт был без трещин и выбоин, а гладким, словно его недавно положили.

– Смотри, даже фонтан есть, – воскликнул Алексей, возвращая ее наваждения.

Он уже стоял, широко расставив ноги для равновесия, на растрескавшемся парапете и оглядывал засыпанный мусором и сухими листьями бассейн. Марина подошла к фонтану, и вдруг ей почудилось, что в центре фонтана находится изваяние играющей на арфе девушки, из которого бьют переливающиеся на солнце водные струи. И следом за этим возникла мысль, что тогда фонтан был исправен. Картинка возникла в памяти на мгновение и тут же исчезла, словно некто сменил слайд.

– Здесь была девушка, играющая на арфе, – вырвалось у нее прежде, чем она успела осознать сказанное. Алексей удивленно на нее оглянулся, отчего потерял равновесие и торопливо спрыгнул, но не за парапет, а внутрь бассейна.

– Какая девушка? – спросил он, стоя посреди мусора. Марина, не ответив, качнула головой. Ее охватил озноб, будто откуда то подул холодный ветер. Она невольно поежилась и сунула ладони под мышки, обнимая себя руками. И только потом спохватилась: о чем она думает? Какая девушка с арфой? В этих местах она впервые. Просто разыгралось воображение, как случилось на смотровой площадке.

– Никакая, – отрезала Марина, потому что Алексей ждал ответа. – Мне просто подумалось, что в центре должна быть какая нибудь фигура. Почему бы не девушки с арфой?

– Допустимо, – рассеянно согласился он и выбрался наружу.

– Вот бы внутрь попасть, – прошептал Алексей, с интересом рассматривая фасад с разбитыми окнами. Марина ничего не ответила, просто последовала к входной двери.

– Нет, определенно эту усадьбу нужно восстановить. Знаешь, что я придумал? Я выложу в Интернете фотки и опишу подробно это место, добавлю что то из историй – что удастся найти. И постараюсь привлечь внимание общественности.

Бледное лицо Леши раскраснелось то ли от солнца, то ли от возбуждения, очки съехали на кончик носа.

– Хорошая идея.

Алексей поправил очки и навел камеру на карниз, желая запечатлеть лепнину, а затем сфотографировал угол с облупившейся краской.

– Пойдем, – кивнул он на дверь. – Попробуем войти.

– Это может быть опасно, – засомневалась Марина. – Вдруг там лестницы обвалившиеся?

– А мы осторожно. Это же интересно!

– Леш, знаешь… У меня такое ощущение, что лучше туда не ходить.

– Призраков, что ли, боишься? – хмыкнул он. – Да их нет! Тут точно нет. Тем более при свете дня – какие призраки?

– Я не о призраках. У меня странное ощущение, что я… тут уже была, – призналась Марина с жалобной улыбкой. – Хотя это не так. Не может быть так. Но вот эта аллейка и смотровая площадка мне отчего то знакомы. Как и фонтан.

– Так может, ты тут и правда была?

– Не уверена. Говоришь, тут был санаторий для детей с проблемами? Так вот, я в санатории не ездила, потому что была здоровым ребенком. В пионерский лагерь – да.

– Может, здесь и пионерский лагерь был?

– Не думаю, – припечатала Марина с неожиданной уверенностью. И поспешно поправилась: – Не знаю. Но все те пионерские лагеря, в которых я была, помню хорошо.

– А может, ты просто где то видела похожий пейзаж? Ну, аллейку там, площадку, только в другом месте, а эта усадьба тебе об этом напомнила?

– Может быть, – ответила Марина, уже жалея о так неожиданно вырвавшемся признании.

– Но чтобы быть уверенной, надо заглянуть внутрь! Тогда и скажешь, была ты тут или нет, – бодро подвел итог Алексей.

Однако, к его великому огорчению и тихой радости Марины, внутрь попасть им не удалось: дверь оказалась так крепко заколочена, что открыть ее не удалось. Окна на первом этаже были закрыты фанерой, выламывать ее, конечно, не стали. И ничего не оставалось, как покружить вокруг главного здания и сделать побольше снимков. Пока Алексей фотографировал, Марина со скучающим видом рассматривала окна второго этажа – те, в которых еще виднелись стекла. Усадьба ей уже надоела, хотелось домой – лежать на тахте и читать детектив. О том, что до дома идти пешком целый час, она старалась не думать.

– Ты скоро? – поторопила она Алексея, увидев, что он снова снимает терраску на широком козырьке над главным входом.

– Сейчас сейчас…

Марина не успела рассердиться, потому что в том окне, на которое она машинально перевела взгляд, вдруг показалось чье то лицо – белое, как лепнина, с искаженными чертами и с редкими, торчащими в разные стороны волосами на почти голом черепе. Онемев и оцепенев от ужаса, она смотрела на это лицо, не в силах отвести от него взгляда, а оно уставилось на нее провалами глаз, в которых клубилась бездонная темнота. И не просто рассматривало Марину, а будто всматривалось ей в душу, выстуживая взглядом и превращая горячую кровь в кристаллики льда. Сколько это продолжалось, Марина не могла сказать, – может быть, всего долю секунды, а может, целую вечность. Оцепенение отпустило ее так же внезапно, как накатило, и она закричала – от ужаса и неожиданной боли, пронзившей тело. Боль была такая, как если бы остроугольные кристаллы льда вспороли изнутри вены и артерии.

– Ты чего?! – испуганно подскочил на месте Алексей и бросился к ней, трясущейся рукой указывающей на окно на втором этаже. К сожалению, он замешкался всего на пару мгновений, не сразу поняв, что от него хотят, но этого времени хватило на то, чтобы лицо исчезло во мраке здания.

– Идем отсюда! Немедленно!

Марина сорвалась с места и, не оглядываясь, бегом кинулась прочь от усадьбы. Алексей догнал ее уже возле беседки и остановил, положив ладонь на плечо.

– Что случилось?

– А ты не видел?!

– Нет.

– И слава богу, что не видел! Я думала, у меня от страха все внутренности разорвутся. И они едва не разорвались. Это было больно – по настоящему! – Из ее сумбурных объяснений Алексей ничего не понял, но Марина стояла перед ним с бледным от пережитого ужаса лицом и потирала, будто они и правда болели, то одну руку, то другую.

– Хочешь чаю? Немного осталось, – предложил он, заметив, что она передернула плечами от холода.

– Хочу. Но не здесь. Говорила же, что мне тут не нравится!

– Так что тебя напугало?

– Лицо. В окне было лицо. Кто то смотрел на нас из здания. Вернее, на меня.

– Там никого быть не может, Марина. Ты же видела, здание прочно закрыто.

– И все же там кто то был!

Алексей лишь скептически поджал губы.

– Так и знала, что ты мне не поверишь. Если бы ты увидел эту рожу, то не кривился так!

– Хорошо, допустим… Допустим, там кто то был, хоть это и невозможно! Ладно, ладно, возможно… Но не призрак же. Это мог быть бездомный, который забрался в усадьбу. Может, он живет там. И выйти не может. Или, наоборот, знает лазейку, которую мы не нашли.

– И хорошо, что не нашли! – вырвалось у Марины. Но предположение о забравшемся в усадьбу бездомном ее немного успокоило.