– Да пока вы умываетесь да переодеваетесь, вот и время подойдет. Супу еще настояться требуется.

Марина молча прошла в дверной проем и оказалась в прохладном сумраке маленькой прихожей. И только сейчас, будто деревянный дом тетки Натальи был толстостенной каменной крепостью, ощутила себя в безопасности. Она с облегчением перевела дух, не найдя сил даже посмеяться над собственными недавними страхами, и поскорей, пока хозяйка не добралась до нее с расспросами, шмыгнула в ванную.

Она долго плескала в лицо холодной водой и терла глаза, словно желая смыть воспоминания об увиденном в окне белом лице. Кожа уже онемела от холода, а Марина все продолжала подносить к щекам сложенные ковшиком ладони с сочащейся сквозь пальцы водой. И только когда в дверь затарабанил обеспокоенный ее долгим отсутствием Алексей, закрутила кран и потянулась за жестким вафельным полотенцем.

– Ты в порядке? – раздалось через дверь.

– Да.

В порядке, если не считать того, что в зеркале вдруг вместо ее раскрасневшегося лица на долю секунды показалось то бледное и страшное, которое она так тщательно пыталась смыть из воспоминаний. Марина вздрогнула от неожиданности, но видение уже исчезло, словно его не было. Она повесила на крючок полотенце и, выходя из ванной, с опаской покосилась вновь в зеркало. Нет, все в порядке. Показалось.

За обедом неулыбчивая тетка Наталья спросила о прогулке, но так, будто интересовалась лишь из вежливости. Алексей ответил, но о странном происшествии не упомянул. Марина же ела суп молча, погруженная в свои мысли. Она уже не была уверена в том, что место, где они утром побывали, так уж ей незнакомо. Может, расспросить хозяйку об усадьбе? Как никак, местная жительница, должна многое знать. К концу обеда эта робкая мысль переросла в твердое решение. И когда Алексей, покончив с чаем, заявил, что пойдет отдыхать, Марина не отправилась за ним, а предложила Наталье свою помощь.

– Ну, помоги, – согласилась та, пряча довольную улыбку.

Алексей удивленно оглянулся: дома Марина никогда не мыла посуду, даже просто чашки, чтобы не испортить маникюр. И вот поди ж ты!

– Иди, иди, – махнула на него полотенцем тетя, заметив его заминку. – Мы сами тут управимся. – И вдруг расщедрилась на комплимент: – Девушка у тебя хорошая.

От этих простых слов на душе у Марины потеплело, и тот страх, который до сих пор сковывал душу, вдруг разбился, словно выскользнувшая из рук ледышка, и рассыпался крошкой. Она собрала со стола посуду, составила ее в раковину и включила воду. И, пока решимость ее не оставила, сразу спросила:

– Тетя Наташа, а внутрь усадьбы можно попасть?

– Э? – очнулась, будто от сна, пожилая женщина и выпрямилась, держа перед собой ладонь «ковшиком», в которую собрала крошки со стола. – Ты про бывший санаторий спрашиваешь?

– Да.

– Не знаю, что сказать. Он давно пустует. Лет пятнадцать, а то и больше. Я туда не хожу. Это вы там сегодня были, значит, вам видней, можно ли внутрь попасть.

Марина молча кивнула, чувствуя разочарование: тетка ответила так, что продолжение разговора не подразумевалось. Но хозяйка вдруг произнесла:

– Был там какой то случай, после которого санаторий закрыли. То ли кто то из детей погиб, то ли чуть не погиб. Деталей не знаю. Там будто быстро во всем разобрались, но скрытно так, любопытным осталось лишь гадать, почему закрыли санаторий. А я не любопытная. К чему мне все знать? Вещи кое какие выставили на продажу. Их разобрали быстро. А чего не разобрать, если они – добротные? Я бы, может, тоже что то купила, если бы в то время с радикулитом не свалилась.

Тетка сокрушенно поджала губы, словно жалея о том, что не попала на распродажу. Марина уже успела заметить, что хозяйка питает слабость ко всякому старью. Был в доме и старинный патефон, заботливо прикрытый белоснежной вязаной салфеткой, и давно не работающий проигрыватель, похожий на комод на высоких ножках, и чугунный тяжеленный утюг, который, может, еще видал времена батюшки царя, и отпаривали им кружева на подоле и ленты для какой нибудь модницы из позапрошлого века. Было много и других предметов, помельче, расставленных на всевозможных поверхностях, от полок до подоконников: фарфоровые статуэтки, раскрашенные глиняные свистульки в виде соловьев, шкатулки, часы и прочее. И не ленилась же тетка Наталья ежедневно протирать все эти безделушки от пыли!

– В общем, на распродажу я не попала. Но недавно наткнулась на рынке на портрет. Те, у кого он хранился, уезжали в город, дом оформили на родственников, а вещи продавали. Как я могла устоять! Купила, конечно. Старинная же вещь, подлинная. Бывшие хозяева за портретом смотрели плохо, совершенно не ухаживали. Может, пылился где то на чердаке. Мне пришлось его в фотоателье отдавать, чтобы привели в порядок. Еще те деньжищи. Но разве мне жалко? Главное, что у меня он уж будет в целости и сохранности.

Тетка еще долго ворчала о том, каким неухоженным ей достался портрет и какие деньги она потратила на его восстановление. Марина слушала вполуха, думая над сказанными Натальей словами о случае, после которого санаторий закрыли. Узнать бы, что там на самом деле произошло!

– Жаль, что усадьба стоит заброшенной, – вздохнула она и завернула кран. – Неужели никто ею так и не займется?

– Денег нет у администрации. А спонсоры не спешат вкладываться. Может, если бы кто ее из богатеев выкупил? Тогда бы другое дело. Да и то опасно: купят под дачу да изуродуют, камня на камне от прежней красоты не оставят.

– Леша сказал, что хочет в Интернете выложить фотографии усадьбы, вдруг удастся привлечь внимание к ней?

– Ну, благое дело, – сказала тетка Наталья, но как то без ожидаемого Мариной энтузиазма. Странная все же она женщина, живет себе отшельницей, всю жизнь в земле ковыряется, малообразованная крестьянка, а, однако же, любит старинные вещи, они ей словно семью заменяют. Но при этом без огонька отреагировала на желание Алексея не дать усадьбе погибнуть.

– Все? – окинула цепким взглядом кухню хозяйка. – Раковину насухо тряпкой вытри и иди. Ты мне больше не нужна.

Марина даже чуть обиделась: вместо благодарности ее отправляют восвояси. Но спорить не стала, молча вытерла, как ей и велели, раковину и аккуратно расправила тряпку на краю для просушки.

– Спасибо, – расщедрилась таки на скупую благодарность тетка. – Иди, отдыхай. Я вас к чаю позову.

Похоже, главной заботой тетки Натальи было то, чтобы ее гости не оставались голодными.

Когда Марина вошла в комнату, она увидела, что Алексей лежит на кровати и что то с интересом читает в смартфоне.

– Поладила с моей тетей? – спросил он, не отрывая взгляда от монитора. Марина присела на край кровати и, подтянув ноги, обняла колени руками.

– Угу.

– А я тут про усадьбу читаю. Интересно! – Алексей наконец то посмотрел на нее и поправил пальцем сползшие на кончик носа очки. – Тебя удивит!

– И что ж там такое? – делано равнодушно спросила она, хоть сердце отчего то забилось, и по спине прошла волна жара.

– Сначала немного истории. Слушай! Окончание строительства усадьбы датируется 1906 годом. Построена она была в качестве свадебного подарка молодой жене генерала Седова Ольге.

– Как – Ольге? Твоя тетя сказала, что хозяйкой в усадьбе была Дарья. Или я ошибаюсь?

– Погоди ты, – улыбнулся Алексей и вновь поправил очки. – Не перебивай. Для будущей усадьбы было выбрано живописное место на высоком берегу, откуда открывался вид на реку. Проектировку поручили одному из модных столичных архитекторов Зарубину, а отделкой занялись итальянцы. Фамилия их не указана. Все сделали в соответствии со вкусами будущей жены генерала. В итоге оформление поражало множеством картин, скульптур, антиквариата, золота и бронзы.

– Куда все это потом девалось? – задумчиво произнесла Марина.

– Ну, куда куда… – Алексей сделал неопределенный жест рукой. – Разграбили, думаю. Усадьбе пришлось пережить не одно смутное время, после революции ее национализировали. Но не торопи меня. Слушай по порядку… Усадьба была построена в рекордно короткие сроки и, помимо главного здания, насчитывала еще около сорока построек: разные службы, водокачка, электростанция. К нашему времени из них не уцелело и половины, к сожалению. В угоду будущей хозяйке был разбит огромный парк и несколько оранжерей. После свадьбы молодые поселились в усадьбе.

– Свадьба проходила в этом поместье? – уточнила Марина, думая о привидевшемся ей на смотровой площадке светском празднике.

– Об этом ничего не сказано. Но, к сожалению, усадьбе так и не суждено было стать местным Версалем: меньше чем через год после свадьбы генерал овдовел. Причина смерти Ольги не указана.

– Вот как… – протянула Марина и подумала, что скорей всего молодую женщину сразила болезнь вроде чахотки.

– Так что с 1907 года усадьба пустовала до тех пор, пока генерал вновь не женился, на этот раз уже на Дарье, в девичестве Соловьевой. И вновь в качестве подарка была преподнесена усадьба, а само поместье переименовано в «Дарьино». Вторая жена вела замкнутый образ жизни, в поместье жила уединенно, праздников не устраивала. Но и этот брак просуществовал недолго: на этот раз уже погиб сам генерал в Первую мировую войну. Дарья отдала усадьбу под военный лазарет, в котором же сама не покладая рук работала, за что сыскала народную любовь. После войны на месте лазарета был организован санаторий для детей с костным туберкулезом…

– То есть эта усадьба еще раньше была санаторием? – переспросила Марина. Алексей кивнул:

– Так сказано в Википедии. А во Вторую мировую ее вновь преобразовали в госпиталь. Тогда усадьба и пострадала во время одной из бомбежек. Многие постройки оказались уничтожены, и восстановить их не удалось, только потом, после войны, – основное здание. Затем усадьбе с перерывами случилось побывать и оздоровительной школой, и дачей, куда вывозили на лето детей из ближайшего детдома.

– А что Дарья?

– А о ней почему то дальше ни слова. Куда девалась, пережила ли революцию, осталась ли в России или сбежала за границу – неизвестно. Я, по крайней мере, не нашел информации.

– Знаешь, мне почему то кажется, что не была эта Дарья Седова такой уж святой, как ее тут представляют, – сказала Марина. – Не нравится мне ее портрет. Почему то пугает. Может, попросишь тетю, чтобы она его сняла? Ну, пока мы тут гостим…

– Марин, не начинай, – поморщился Алексей. – С тех пор как мы сюда приехали, тебе все время то что то не нравится, то пугает. Портрет то чем тебе помешал? Висит себе и висит.

– Ты не понимаешь!

– Конечно, не понимаю. Чем тебя мог напугать обычный фотопортрет, так, что ты его ночью даже отвернула? Благо тетя об этом не знает.

– Он… – начала Марина и осеклась. Если она перескажет ночные события, Алексей опять ей не поверит и поднимет на смех. Но что то исходило от изображенной на нем женщины, что то нехорошее, что чувствовала, похоже, только Марина. С одной стороны, ей казалось, будто эта Дарья с портрета следит за ней, с другой – ощущала некую с ней связь.

– Ты в порядке? – спросил Алексей, глядя на нее поверх очков.

– Да, – рассеянно ответила Марина. – Что там дальше про эту усадьбу?

– С середины восьмидесятых и до начала девяностых она пустовала. В конце девяностых начали ее реставрацию и в девяносто шестом открыли санаторий для детей с проблемами опорно двигательного аппарата. Но почему то через два года закрыли, и с тех пор здание пустует.

– Твоя тетя сказала, что там произошла какая то темная история, чуть ли не погиб ребенок. Но подробностей она не знает.

– Интересно бы поискать, что случилось, – задумчиво произнес Алексей и, вдруг улыбнувшись, загадочно произнес:

– А вот теперь самое интересное. Знаешь, ты была права!

– В чем?

– Помнишь тот фонтан перед главным входом? – торопливо, понизив голос, будто сообщал ей какую то тайну, заговорил он. – Ты сказала, что в центре него должна быть девушка с арфой.

– Не должна. Мне так просто подумалось.

– Не просто так! – со значением поднял вверх палец Леша. – Она там на самом деле была! Вот, смотри.

Он протянул Марине свой смартфон, на мониторе которого была открыта фотография фонтана в те времена, когда тот еще работал. Центральную его композицию действительно представляла фигура девушки с арфой, а струи воды вокруг нее образовывали подобие беседки.

– Ну, как? Знаком тебе этот фонтан? – весело спросил Алексей, наслаждаясь замешательством Марины. – И что из этого следует? А из этого следует то, что ты действительно была в этих местах когда то.

– Или где то видела фотографию – в Интернете или на открытке, – возразила Марина, но как то безнадежно, словно сдаваясь. Значит, у ее дежавю имелось веское основание. Но когда и при каких обстоятельствах она могла побывать в поместье?

– Да нет, вряд ли, – махнул рукой Алексей. – А ведь это здорово, Маринка! Значит, теоретически мы могли пересечься еще в детстве. Ведь я приезжал к тете часто.

– Да, но к усадьбе не ходил.

– Ну и что? Ты могла оказаться как там, так и здесь, в деревне. Мало ли. Неужели тебе ничего не припоминается?

Марина качнула головой, но опять же неуверенно. Может, она была еще так мала, что не запомнила самой поездки, но фонтан по какой то причине отпечатался в памяти?

– Я спрошу у мамы, она может рассказать то, что я забыла.

Марина отказалась смотреть сделанные утром фотографии: хватит с нее на сегодня этой усадьбы с ее загадками. На нее вдруг навалилась такая тяжелая усталость, что ей оказалось даже сложно дышать. Она прилегла на кровать и свернулась калачиком. Невольно ее взгляд встретился со взглядом взирающей на нее с портрета Дарьи Седовой, и по спине прошлась волна озноба. «Чего ты от меня хочешь?» – обратилась Марина мысленно к даме и, превозмогая связывающую по рукам и ногам усталость, поднялась. Алексей на мгновение поднял взгляд от планшета, в который загружал с телефона снимки и делал какие то пометки, но ничего не сказал. Марина захватила книгу и вышла в огород, где тетя Наташа постелила на старую раскладушку чистое одеяло специально для того, чтобы гости могли отдохнуть на свежем воздухе.

Она легла на живот и раскрыла детектив. Сентябрьское солнце мягко согревало ей спину, легкий ветер ерошил волосы так ласково, будто к ним прикасалась материнская рука. Ее душа наконец то стала наполняться покоем, а тело – не усталостью, а уютной ленцой. И впервые за все это время, проведенное в деревне, Марина наконец то ощутила чувство тихого счастья, гармонии и единения с природой.

Но когда она уже стала засыпать, одна мысль, озвученная будто не ею про себя, а вслух кем то неизвестным, выдернула из ватной дремы: «А ведь тем едва не погибшим ребенком была ты!»