Новогодние костюмы преобразили ребят. С пушистыми бородой и усами Виктор будто повзрослел. Его ярко-красная шуба контрастировала с расшитым серебром васильковым нарядом Снегурочки, по мановению волшебной палочки превратившим Наташу в сказочную принцессу. Цвет убранства гармонировал с ее голубыми глазами.

– Да ты у нас просто красавица, – отойдя на расстояние, восхитилась пионервожатая. – Ну, Дед Мороз, признавайся, нравится тебе названная внучка?

– Еще как, – сознался Виктор. – Глаз не отвести!

– У тебя хороший вкус, – подмигнула ему девушка и обернулась к Наташе.

Та покрылась пунцовым румянцем и выбежала из комнаты.

– Ты куда, чудачка? Стой! А что я такого сказала? – обратилась пионервожатая за поддержкой к Виктору.

Тот отчаянно развел руками и бросился следом.

– Ох, эта первая любовь, – мечтательно улыбнулась девушка.

Виктор нагнал Наташу у входа в актовый зал и, пытаясь объясниться, прикоснулся к ее руке. Девочка решительно запротестовала и с вызовом уточнила:

– Что ты ходишь за мной, как привязанный? Делать больше нечего?

– Влюбился… – с трудом выдавил из себя собеседник.

– Этого мне только не хватало! – опешила Наташа.

Не желая продолжать разговор, она исчезла в зале. Мила отвлеклась от рисования и внимательно изучила наряд Снегурочки.

– Тебе к лицу этот костюм, – оценила она, резюмируя: – Кой у кого поедет крыша!

– И ты туда же! – обиделась подруга. – Вы все что ли сговорились?

– С кем и о чем? – не поняла Мила.

Тыча пальцем в наручные часы, в зал влетела пионервожатая.

– Ребята, через полчаса утренник, а у нас тут конь не валялся! Девочки, подметите полы. Мальчики, срочно помогите Миле развесить плакат! – вернулась к руководству процессом она. – Наташа, Витя, марш в каптерку – дети не должны раньше срока видеть Мороза и Снегурку. Проверьте мешок с подарками, повторяйте сценарий и слова.

Праздник удался на славу и прошел на одном дыхании. Счастливая малышня активно пела и плясала, водила хороводы и радовалась общению со Снегурочкой, участвовала в конкурсах Деда Мороза и наслаждалась долгожданным подаркам. Педагоги и родители тоже не остались в стороне. Участие в театрализованном представлении скрыло от посторонних глаз напряжение, которое искрило между Наташей и Виктором. Парень ловил каждый взгляд партнерши, та тщательно избегала его повышенного внимания. Никто и не заметил, что между Дедом Морозом и Снегурочкой, как минимум, пробежала черная кошка. Когда зал опустел, завуч поблагодарила Милу за помощь в оформлении, а Наташу и Виктора за отличную работу, дала несколько полезных советов на следующее представление и отпустила ребят по домам.

Из школы вышли затемно. Подруги шли сами по себе, толкуя о своем, о девичьем. Виктор следовал несколькими шагами сзади, не решаясь присоединиться к их компании. Мила, чувствуя его замешательство, искренне пыталась помочь однокласснику, отмечая все его положительные качества. Мол-де тот и отличник, и спортсмен, и музыкант. Но Наташа оставалась непреклонной:

– Через пару месяцев мы выпустимся, и о любви никто не вспомнит даже.

– Ты уверена?

– На все сто! «Все пройдет, как с белых яблонь дым…»

– Витька тебе совсем не нравится?

– Нравится. Как друг. А я жду любовь. И единственного в жизни человека.

– И долго ты будешь его ждать?

– Сколько понадобится.

– А как ты поймешь, что это именно Он?

– Еще не знаю, – пожала плечами Наташа. – Наверное, просто почувствую.

– А если ты состаришься, а твой принц так и не появится?

– Значит, не судьба.

– И все?

– И все.

– Нет, Наташка, ты точно сумасшедшая.

– Твоя мать тоже так считает, – не стала возражать подруга.

– А ты ее больше слушай, – воспротивилась Мила. – Для нее весь мир с изъяном. Бабуля и отец – другие. Они добрые.

– Это точно. Они у тебя славные.

– Туся, ты ведь в курсе, что соседки в меня тычут пальцами, будто я не его дочь. И…

– Глупости! – не дала ей договорить Наташа. – Для них генетика – темный лес! Пушкин, например, пошел в прадеда. Вся Москва злословила, что мать его нагуляла.

– Ну, я не Пушкин, – возразила Мила. – Интересно, какими будут мои дети?

– Ого! Дети? И много их у тебя будет?

– Двое или трое. А у тебя?

– Я никогда об этом не думала, – призналась Наташа. – Рано еще…

– Пора! Нам скоро по семнадцать. Или ты замуж не собираешься?

– Пока не получу высшее образование, не вижу смысла.

– Одно другому не мешает.

– Я не хочу все делать в полсилы. Если учеба, то на все сто, если любовь, то до последнего вздоха, – подытожила девочка. – Но первым делом – диплом.

– Чудачка ты. Как же можно жить без любви? Я вот… – Мила вдруг расплакалась.

– Вестей так и нет? – посочувствовала Наташа.

– Совсем забыл.

– Может, просто болеет. А письма опустить некому. Он пишет их и складывает в стопочку, а потом разом отправит, ты еще замучаешься читать и отвечать.

– Ты – прелесть. С тобой легко, светло, надежно! – сквозь слезы улыбнулась Мила и обняла подругу. – Не скажу про любовь, а дружба – точно на века.

Зима тянулась бесконечно долго. Мила втайне ждала писем и весточек от Генки, в глубине души надеясь на чудо. Нарисовав по памяти его портрет, всегда носила с собой. Она была убеждена, что мир без любви рухнет с минуты на минуту. Разве можно радоваться жизни, когда она утратила все краски, став бездушной и безликой? Но часы складывались в дни, недели в месяцы, а ничего вокруг не менялось. За рассветом следовал закат, на смену холодам пришло тепло, вернувшиеся из жарких стран птицы вили гнезда и высиживали потомство. Жизнь продолжалась, как будто не было в ней боли и потерь. Солнце появлялось все чаще и грело все сильнее. От снега не осталось и следа. Непогода без боя сдавала завоеванные позиции, уступая место ясным дням. Весна шагала по поселку, раскрашивая ветви деревьев и кустарников. В сердцах мальчишек и девчонок пробуждалось что-то волнующее. И только безучастная Наташа игнорировала ухаживания Виктора. Она штурмовала учебники, усиленно готовясь к школьным и вступительным экзаменам. Мила же все свободное время рисовала. Остановившееся мгновение влекло ее больше грядущих перемен. Время от времени подруги уходили к озеру, подальше от сторонних глаз, но все равно становились мишенью для соседских пересудов.

– Чтой-то Милка совсем с лица спала, – недоумевала Настасья.

– Анна обмолвилась, что и учеба у нее так себе, – посетовала баба Зоя.

– А на кой такой крале наука? – вступила в разговор Аксинья. – Людка мигом замуж выскочит. Любой утопнет в омуте ее вишневых глаз!

– И в кого только пошла? – провоцировала толстуха.

– Не наводи тень на плетень! Забыла, что Наташка про Пушкина сказала?

– Дите мне, Зоя, не указ. Она за подругу заступается. Чую, Леська не без греха.

– Чего ты вяжешься к соседке, Настя? Мужик-то ейный без претензиев.

– Хочу вывести на чистую воду.

– Дались тебе Леська да Людка. Ты на Наташку посмотри. Она пока не оперилась. Через пару годков из нее царевна Лебедь вырастет, – поспешила сменить тему баба Зоя.

– Хорошая девка, – согласилась Аксинья, – Серьезная и внимательная.

– Отличница и на все руки мастерица, – поддержала Настасья.

Дни летели с космической скоростью. Но ни экзамены, ни выпускной бал настроение Милы не изменили. Казалось, оценки в аттестате и пошив наряда совершенно не интересовали ее. Леся не особо тревожилась за состояние и будущее дочери, поскольку преподаватели областного художественного училища расписывали ее перспективы в радужных тонах. Учеба же в областном центре для самой Милы была предпочтительна, прежде всего, возможностью разыскать канувшего в Лету Генку и желанием восстановить с ним отношения. Конечно, было б здорово, если рядом оказалась бы Наташа, но та собралась поступать в университет, а он располагался в трехстах верстах от дома. От неминуемой разлуки с Наташей больше всего страдал влюбленный в нее Виктор. Расстояние между Ленинградом, где находилось его военное училище, и республиканским центром, куда направлялась одноклассница, зашкаливало по километражу, а надежды на то, что девушка станет отвечать на его письма, были призрачными. Посредничество Милы успехов не принесло – подруга в своем отказе была категорична, полагая, что поклонник непременно встретит свою судьбу, но у нее будет другое имя. А если вдруг окажется, что пассия – Наташа, это будет обычным совпадением. Ни больше, и ни меньше. Сердцу не прикажешь.

Такое же настроение царило и на выпускном балу. Всех собравшихся потряс благородный поступок Виктора. Свою золотую медаль он, зная, что Наташа осталась без награды, прямо со сцены предложил вручить именно ей, убеждая аудиторию, что одноклассница более достойна награды. Педагоги и родители прослезились. Друзья лишь посочувствовали. Когда зазвучал прощальный вальс, Виктор решительно пересек зал и пригласил на танец мать Наташи, но и та не смогла обнадежить парня – изменить решение дочери было не в ее силах. Впрочем, женщина и сама была искренне убеждена, что для проявления чувств еще не время, главное в семнадцать лет – успешная учеба.

Подготовка к вступительным экзаменам дружбу девочек не умерила – занимаясь днями напролет, они находили время для прогулок и задушевных разговоров. Июль пролетел незаметно, в августе абитуриенты стали разлетаться по избранным городам. Экзамены в большинстве своем сдали успешно и быстро вернулись в родные края, ожидая вызова на учебу. Готовясь к разлуке и самостоятельной жизни, клялись в вечной дружбе и потихоньку паковали чемоданы. Первой письмо счастья получила Наташа. До станции ее вместе с матерью провожала и Мила. Подруги обнялись, прослезились, и поезд умчал новоиспеченную студентку в столичные дали. К концу августа поселок покинули почти все одноклассники. Мила каждый час проверяла почту, но ящик был безнадежно пуст. Даже Лесю охватила паника – на собеседовании педагоги хором заверяли, что проблем с поступлением у дочери быть не может. Григорий втайне от семьи съездил в область и убедился, что Мила зачислена. Письмо то ли потерялось, то ли задержалось. Получив на руки дубликат в официальном конверте, он, как положено, проштамповал его в городе и поселке и опустил в почтовый ящик. Радости Милы не было предела. Мать помогла ей собрать чемодан, отец вызвался проводить до училища.

В холле было многолюдно. Изучая списки, подходы к доске объявлений активно штурмовала молодежь. Первым делом Мила проверила наличие своей фамилии. Убедившись, что ошибки быть не может, она торопливо выбралась из толпы и бросилась на шею отцу. В это мгновение судьба обнадежила ее с новой силой. Казалось, билет в студенческую жизнь станет лотереей в волшебный мир искусства и поможет перевернуть печальную страницу из недавнего прошлого. Новизна и свобода непременно раскрасят ее пресную жизнь. В деканате Милу попросили заглянуть в студию Петра Кузьмича. Кто это, девушка не знала, но вернулась в приподнятом настроении. Опытный педагог высоко оценил ее творческие работы и предложил заниматься индивидуально.

– Небось, не за просто так? – заволновался отец.

– Мне это не будет стоить ни копеечки! Мастер хочет набить мне руку.

– Я ему мигом рожу начищу, – запротестовал Григорий.

– Па, он натренирует руку, чтобы легче рисовалось.

– Тогда лады. В каких летах? Не больно ль молодой?

– Совсем седой. Старше нашего деда.

– Годится. Пошли глядеть, что там за хоромы в вашем общежитии.

Григорий, пряча слезы смущения, потащил дочь к выходу. Его распирало чувство отцовской гордости. Не терпелось поскорее добраться домой и порадовать Лесю.

Тесноватая комната на троих не вдохновила ни отца, ни дочь, но делать нечего – все приезжие жили в равных условиях.

– Продукты и вещи подвезу в выходные, – прощаясь, заверил Григорий. – И не ходи на занятия на пустой желудок, а то скоро совсем прохудишься.

Мила обняла отца и благодарно уткнулась в его грудь. Эмоции зашкаливали, слов не хватало, но и без них было ясно, как велика ее признательность. Григорий и сам едва сдерживал слезы. Тушуясь, он высвободился из объятий дочери и взмахнул на прощание.

– Папа, захвати краски, мольберт и кисти, – вдогонку напомнила Мила. – И папки, что лежат на антресолях. Только не перепутай: на антресолях, а не в кладовке.

Григорий поцеловал ее и поспешил в дорогу.

Вливаться в студенческие будни было непросто: не привыкшая к самостоятельности, Мила поначалу паниковала. Организованности и выдержки ей явно недоставало. Хронически не хватало времени ни на сборы, ни на завтрак. Она катастрофически теряла в весе и уже к концу первого месяца учебы напоминала выжатый лимон. Хотелось послать все, куда подальше, собрать манатки и вернуться в поселок. Плюс ко всему Петр Кузьмич изо дня в день ругал за несобранность и безответственное отношение. Но, глядя на результаты, педагог менял гнев на милость. Было видно, пусть с пинками, но студентка движется в требуемом направлении. Найдя в забытой Милой папке свой, выполненный карандашом портрет, старик был очарован тем, насколько колоритно и метко схвачены детали – глубоко посаженные с прищуром глаза, взъерошенные волосы, похожий скорее на театральный реквизит старомодный костюм-тройка. Задатки и дарование налицо. Технику он девочке непременно поставит, но в лидеры вряд ли выведет – Миле не присуще честолюбие. Порывистый характер, полное отсутствие амбиции и элементарной усидчивости – гири, способные потащить ко дну нераскрывшийся талант. Рисование для нее не смысл жизни, а ремесло. Гением нужно родиться, а эту девочку при появлении на свет поцеловал не Бог, а только ангел. Большой художник из нее не выйдет, но на кусок масла к своему хлебушку она заработает без особых усилий. В конце концов, жить ей предстояло не на мифическом Олимпе. В повседневной жизни ремесленников многим больше, и каждый находит занятие по себе.

Видя, с каким упорством занимаются другие, Мила понимала, что прирожденный художник – это не про нее. Она легко схватывала и применяла в своих работах новую технику, но не была способно просиживать за столом или у мольберта дни напролет. Ей не хватало полноты жизни, ярких ощущений и всевозможных событий. Когда вокруг всего этого в избытке, а тебе без малого восемнадцать, обидно зацикливаться только на учебе. Быть может, счастье где-то рядом, ходит с тобой по параллельным улицам, а ты никак не можешь повстречаться с ним. Мало-помалу втянувшись в рабочий ритм и, осознав, что на занятиях свет клином не сошелся, Мила решила разыскать Генку. Сотрудница киоска «Горсправки», выслушав просьбу, беспристрастно протянула листок и карандаш. «Напишите фамилию, имя, отчество и год рождения, – командным тоном приказала она. – Только разборчиво». Мила безропотно подчинилась. «Проезд третьим автобусом до остановки «Библиотека».

Мила долго ходила по дворам в поисках указанного дома. Дверь открыла дородная домработница с ведром и шваброй в руках.

– Кого тебе? – сухо поинтересовалась она, подозрительно глядя на непрошеную гостью. – Пал Петрович на дому не принимает, иди в горком.

– Мне бы Геннадия.

– Его нет, он в отъезде.

– А когда будет?

– Теперь только на каникулах. Он в училище поступил.

– В какое училище? – испуганно уточнила Мила.

– Ясное дело, в какое – в мореходное.

– А какой у него адрес?

– Не знаю, – пожала плечами тетка. – Мне это без надобности. В Одессе где-то. Если хочешь точно знать, загляни к Зинке.

– К какой?

– Она здесь одна – в сороковой квартире. Его невеста.

Домработница бесцеремонно захлопнула дверь прямо перед носом Милы. Та от обиды и переживаний едва не задохнулась. Трясло так, словно она в легком сарафане проснулась в вечной мерзлоте. Отдышавшись, Мила справилась с волнением, поднялась этажом выше и осторожно вдавила кнопку звонка. Открыла миловидная, ладно сложенная блондинка, одетая дорого и со вкусом. Глядя на незнакомку с превосходством и явным непониманием, она нетерпеливо ждала объяснений. Миле стало неловко за свой более чем скромный наряд, она смущенно улыбнулась.

– Вы к кому? – поторопила Зинаида, демонстрируя отменный маникюр.

– Извините, я не туда попала, – сквозь слезы прошептала гостья и помчалась вниз.

Наступившая зима не добавила в настроение Милы мажорных нот. Одногруппниц она упорно сторонилась, близко ни с кем не сходилась, задушевной подругой так и не обзавелась. Переписка с Наташей постепенно сходила на нет – однокласснице было не понять долгих страданий, ее сердце было свободно. Она с головой погрузилась в водоворот студенческой жизни, увлеченно писала об учебе и общественной работе и никак не могла взять в толк, почему подружке не мил белый свет. Как ни старались соседки по комнате, вызвать Милу на откровенный разговор им не удалось. Девушки обиженно шушукались и крутили ей вслед пальцем у виска, строя самые различные предположения. Поскольку явных признаков болезни они не находили, сошлись на версии о несчастной любви. Что же еще может выбить из колеи в семнадцать лет? И оказались правы: Мила считала дни до начала каникул и неминуемой встречи с Геннадием. Чтобы ожидание было не столь тягостным, взялась за учебу. После занятий одногруппницы бежали в столовую, а она, перекусив в буфете, спешила на этюды. Заметив ее в парке, Петр Кузьмич познакомился с новыми работами и остался доволен:

– Ну, ведь можешь же, Яремчук, когда захочешь. Молодец. Так держать!

Мила смущенно улыбнулась. Ей была приятна похвала.

– Ты много занимаешься и скоро перегонишь девочек с хорошей школой, – обнадежил педагог. – Вот только настроение твое меня тревожит. Ты здорова?

– Да, просто у меня творческий кризис.

– Вот оно как, – скрыл усмешку старик. – Чтобы такого сделать, дабы вдохновить тебя? Может, пригласить в гости к Богдану Семенчуку. Знакомо тебе это имя?

– Народный художник? – изумилась Мила.

– Он самый. Мы вместе с Богданом Тимофеевичем в одном полку воевали, а теперь вот собираем материалы для выставки ко Дню победы. Хочешь посмотреть?

– Конечно, – согласилась девушка. – А когда?

– Часа через два, у меня сейчас занятия с третьекурсниками. Идет?

Не веря своему счастью, Мила кивнула.