В студии народного художника ее поразил творческий беспорядок. Впрочем, хозяин – барин. Кто знает, как выглядела бы ее мастерская, случись быть художницей с именем. Рассмотрев крупномасштабное полотно с батальным танковым сражением, Мила с интересом замерла у небольшого эскиза. Уставшая мать в наброшенном на обнаженные плечи пуховом платке спала, сидя за столом, а маленький сынишка старательно стирал ее поношенную гимнастерку. Комок подкатил к горлу – такая война не менее пронзительна, чем эпохальные бои. Семенчук внимательно следил за реакцией гостьи из-за стеллажа с лепниной. Заметив его, Мила стушевалась.

– Ну, как? – поинтересовался старик, подойдя ближе. – Нравится?

– Не все, – честно призналась девушка.

Хозяин остолбенел и обернулся к другу:

– Ты видал, Петро, ей, видите ли, не все нравится!

Мила смущенно опустила ресницы. Щеки ее запылали румянцем.

– А ведь девчонка права: и мне не все нравится, – признался вдруг мастер.

– Люди, где вы? – прозвучал над их головой юношеский голос.

С перил лестницы свесилась кучерявая голова. Все, как по команде, посмотрели вверх. Молодой человек в морской форме вежливо поздоровался.

– Прошу всех к столу.

– Уже идем, Федя! – пробасил Семенчук и подмигнул Миле. – Приглашаю вас, юное дарование, на фирменные вареники. Надеюсь, хоть они вас не разочаруют!

– Спасибо, я не голодна, – открестилась девушка.

– Петруша, – нахмурился художник, переведя взгляд на педагога. – Ты кого ко мне привел? Потрудись объяснить юной леди, что в этом доме отказываться не принято.

– Пойдем, Мила, не обижай гостеприимных хозяев, – миролюбиво попросил Петр Кузьмич. – На свете нет ничего лучше Верочкиных вареников!

За столом в кухне царило оживление. Рисуясь, солировал Федор:

– …и тогда к юбилею Победы руководство объявило конкурс на лучшую картину о войне. Работу победителя грозился забрать в свою экспозицию городской музей. За три первых места полагался поощрительный десятидневный отпуск.

– Этот баламут еще в школе имел неплохие задатки, – с гордостью похвалился Миле дед, косясь на внука, и уточнил: – Надеюсь, ты не подкачал?

– А то! – зарделся юный живописец. – Моя работа – одна из лучших!

– Надо полагать, жюри было такого же мнения и аплодировало стоя? – иронично поддел старик.

– Не совсем! – принял вызов Федор и признался: – Критиковали сюжет! А про мазок и игру цвета ни полслова. Мол, огород с войной совсем не совместимы! – лукаво подытожил он. – Видели бы вы шедевры остальных…

На какое-то мгновение в столовой комнате воцарилась неловкая тишина. Мать Федора суетливо стала предлагать вареники.

– Успеется, доня, – остановил ее Семенчук, сверля взглядом внука. – Поясни нам, темным людям, что же в картине военного? В огороде была воронка, в него угодил неразорвавшийся снаряд или там сушились окровавленные гимнастерки?

– Это было кукурузное поле, над которым шел воздушный бой, – загадочно акцентировал курсант. – Я был уверен, жюри поймет мой намек на любимицу Никиты Сергеевича – царицу полей и огородов. Но, тонкий юмор не пришелся ко двору…

– Ты находишь это смешным?! – вскипел дед и резюмировал: – Мой внук стал конъюнктурщиком!

– Кем? – опешил Федор.

– Человеком, который пытается угодить другим, стараясь угадать их желания и сыграть на интересах общественного мнения. Кощунственно издеваться над тем, что свято! Я бы тебя вовсе лишил отпуска и отправил на гауптвахту!

– За что?!

– За отсутствие патриотизма!

– Не суди так строго, дед! Ты же не видел работу! Там есть и бой, и самолеты. Но, по мнению педагогов, они некрупные, а в картине мало динамики.

– Офицерам виднее – они, наверное, воевали, – осторожно вставил Петр Кузьмич.

– А я внук народного художника, и, наверное, тоже кое-что понимаю в живописи, – торопясь закончить мысль, выпалил Федор.

Семенчук укоризненно вздохнул и обвел присутствующих печальным взглядом:

– Вот именно, только кое-что, – с грустью констатировал он.

– Богдаша, мы все же излишне строги к нашей молодежи, – попытался разрядить обстановку Петр Кузьмич.

– Да, папа, – поддержала гостя Вера. – Федя еще юн и не научился понимать…

– А вот прикрываться именитым родственником научился! – нервно перебил ее Семенчук. – Опозорить деда-ветерана много ума не требуется.

– Я никогда не опозорю твое имя, – подал голос внук. – Если я не прав – прости.

– Вот это другой разговор, – сменил гнев на милость Богдан Тимофеевич. – Только, Федька, я так и не понял, за что же ты получил дополнительный отпуск?

– Так я ведь занял призовое третье место, – с радостью сообщил тот.

– Конец света, – изумился художник. – Критиковали, критиковали, а на пьедестал поставили? Чудеса. И за что только тебе дали бронзу?

– Так нас всего трое в конкурсе участвовало, – улыбнулся Федор.

– Ай да Федька, ай да сукин сын! – расхохотался вдруг дед. – Ну, ты, брат, даешь!

Все дружно рассмеялись. Мать с гордостью посмотрела на сына и подложила ему вареников. Она хотела погладить его по голове, но парень уклонился: «Не маленький».

– Может, и работа твоя попала в музей? – уточнил Богдан Тимофеевич.

– В какой-то степени. Велели передать мой шедевр в подшефный колхоз, он как раз по кукурузе специализируется, а мне поручили написать картину для клуба.

– Ты уж деда не подводи.

– И на сей раз обговори с ним сюжет, – вставила мать.

– Я еще всех удивлю!

Мила едва заметно улыбнулась хвастунишке. Это заметил Семенчук.

– Слава богу, наша гостья повеселела, – обрадовался художник. – А то все молчит и хмурится. А между тем Петруша убежден, у Люды твердая рука и острый глаз. И вообще, в последнее время она делает потрясающие успехи. Так?

Все с интересом посмотрели на девушку. Мила смутилась и едва не поперхнулась.

– До успехов пока далеко, – с трудом выдавила она. – Так, маленькие шажки.

– Похвально, похвально, – оценил ее скромность мастер и полюбопытствовал: – Ну-с, а как вам Верочкины вареники? Лучше, чем мои картины?

– Вареники славные, особенно с вишней. А вот с грибами у моей бабушки получаются вкуснее, – призналась гостья с таким простодушием, что все улыбнулись.

– Нет, Петро, это ни в какие ворота не лезет, – шутливо запротестовал Богдан Тимофеевич. – Что за молодежь пошла?! Верочка, на них ведь не угодишь! – с деланной строгостью заворчал он, подмигнув дочери.

Мила испуганно заморгала, боясь поднять глаза. Ей совершенно не хотелось огорчать именитого художника, тем более обижать милую и покладистую хозяйку дома. Но та шутливо погрозила отцу и пришла на выручку студентке:

– Хочу выведать секрет вашей бабушки. Подскажите, Люда, какими грибами начиняет тесто ваша бабушка?

– Белыми, их там тьма-тьмущая.

– Вот видишь, папа? Разве можно конкурировать с такой начинкой, ведь у нас под рукой одни лишь шампиньоны.

– А что это за грибы? – удивилась Мила.

– Они на клумбах растут, – с серьезным видом пояснил Федор. – В парке культуры и отдыха. И что удивительно: даже зимой под снегом не мерзнут. Кто хочет, тот и собирает. Я вот утром пробежался вперед грибников и принес целую корзину. Можем прямо сейчас еще раз проверить лучшие места. Как вам, Людмила, такая идея?

– Как-то не верится… – усомнилась девушка.

– Федя, – укорила сына Вера и пояснила: – Шампиньоны выращивают в специальных питомниках. Это нежные и деликатные грибы со специфическим вкусом.

– Да они просто безвкусные! – запротестовал Федор.

Мать в шутку хлопнула его по лбу. Молодой человек не обиделся. Напротив, перехватил ее руку и нежно поцеловал. Смущенная Вера зарделась от удовольствия. Мила засмотрелась на нее. В элегантном атласном платье, с пышной прической и едва заметными следами косметики на холеном лице женщина напоминала сказочную фею, добрую и очень заботливую. В этом доме ей все было в диковинку: уйма комнат и красота их убранства; тонкий вкус и манера общения хозяев. Атмосфера, в которой она росла, была многим проще. За столом домашней тесной кухни, как правило, обсуждались школьные проблемы детей, предстоящие покупки и соседские дрязги. В лучшем случае – кулинарные рецепты, письма и подарки от родственников. У Семенчуков было иначе. Вроде, и говорили о насущном, но как-то доступно и по-доброму. Речь и кругозор новых знакомых были несравненно богаче. Чтобы не выделяться, Мила по большей части наблюдала и отмалчивалась. Вера поймала ее восторженный взгляд и доброжелательно улыбнулась в ответ.

– Ну, и кто мне поможет убрать посуду, чтобы подать чай? – игриво уточнила она, складывая тарелки горкой.

Мужчины как по команде опустили глаза.

– Я помогу, – с удовольствием вызвалась гостья.

В просторной кухне с дорогим импортным гарнитуром, от одного вида которого захватывало дух, хозяйка занялась мытьем посуды. Вручив Миле полотенце, предложила вытирать насухо. Вера говорила с девочкой, как с давней знакомой, легко и непринужденно, на равных. Казалось, они знакомы не час-другой, а целую вечность. Мила быстро освоилась и перестала комплексовать. Она охотно рассказала, где и на каком курсе учится, узнав при этом, что Федор без пяти минут офицер-подводник, выпускается ближайшим летом и едет служить на Курилы.

– Приехал в отпуск, – не без гордости сообщила мать. – У курсантов так называются каникулы, и они начинаются раньше, чем в других учебных заведениях.

Мила встрепенулась – оказывается, Генка тоже мог уже приехать к родителям. Хорошо, что Вера затеяла этот разговор, а то бы она была не в курсе. Надо безотлагательно его навестить. Вспомнив про предателя, Мила потеряла нить разговора. Часы на стене пробили десять вечера. Гостья взволнованно вздрогнула:

– Простите, мне пора.

– А вы без всякого стеснения оставайтесь. Папа спит исключительно в мастерской. Петр Кузьмич наверняка составит ему компанию. А вам я постелю в гостиной – там никто не побеспокоит.

– Нет, спасибо. Я привыкла ночевать в своей постели.

– Я и сама такая, – улыбнулась Вера. – Тогда велю Феде вас проводить.

– Я сама доберусь! – запротестовала Мила, оглядываясь в поисках выхода.

– За грибы обиделись? Не стоит. Федор у нас шутник, – заверила мать, понизив голос: – У него сейчас кризис личной жизни – любимая девушка внезапно вышла замуж.

– Жаль, – искренне посочувствовала Мила. – Давно?

– Пару месяцев назад, когда сын был на практике.

– Он все еще переживает?

– Не знаю. Федя такой скрытный, он только вчера признался, – оглянувшись, шепнула Вера. – И говорил об этом уже с юмором. Хочется верить, перегорел.

– Разве предательство можно забыть?

– И не такое забывается. Время – лучший из докторов, детка. Когда Федин отец погиб, я думала – не выкарабкаюсь. Года три плакала, забросила сына, дом, друзей. Спасибо папе – поддержал и образумил. А сейчас я точно знаю, что нужно жить для тех, кто нам дорог. У меня семья, подруги, коллеги, – она с удовлетворением посмотрела на гору чистой посуды и снова предложила: – Может, все-таки останетесь?

– Спасибо, Вера Богдановна, но не стоит беспокоиться. Я лучше пойду – девчонки будут волноваться, они ведь не знают, где я. И не переживайте – я дорогу знаю.

– Ну, уж нет, – хозяйка обернулась и громко позвала сына.

Проводив Милу, она выглянула в окно. В свете фонаря Федор бойко гарцевал вокруг молоденькой студентки. Вера перекрестилась: «Пусть мальчик развеется».

Мила вышла во двор и оказалась главной героиней сказки под названием «Волшебная зима». Не отрывая глаз, она заворожено любовалась танцем пушистых снежинок, которые, тая, потешно щекотали нос. На мгновение ей показалось, что искрящиеся в лунном свете сугробы имеют очертания каких-то невероятно знакомых и одновременно фееричных предметов из далекого детства, благодаря которым в мире существуют чудеса. Она прищурилась и растворилась в мириаде призрачных огней. Федор недолго смотрел на зачарованную спутницу и, чуть выждав, колко уточнил, не попала ли ей в глаз соринка.

– Осколок зеркала в сердце тоже не застрял, – умерила его задор студентка.

– В таком случае тебя не унесут сани Снежной королевы, – подыграл Федор.

Милу задело, что он с поразительной легкостью, без особого на то позволения вдруг перешел на «ты». Она этого делать не собиралась – от острых на язык красавцев лучше держаться в стороне. К тому же девушка стеснялась своего старенького пальто и мечтала поскорее избавиться от одетого с иголочки провожатого.

– Вы правы, я воспользуюсь обычным автобусом. Провожать меня нет нужды, – тоном, не допускающим возражений, сообщила она.

– Вот как, – Федор поймал строптивицу за руку. – Мое мнение, видимо, не в счет?

– Каждый сам за себя, – высвободила руку Мила. – Прощайте!

– Да не обижайтесь вы за эти шампиньоны, – упал вдруг на колени Федор. – Шутка. Пусть и неудачная. Каюсь, – он уткнулся лицом прямо в снег.

– Приглядитесь, нет ли там подснежников, не одни же грибы откапывать, – не упустила случая отыграться на шутнике девушка и посмотрела на часы. – Не подскажете, в какой стороне остановка?

– Не подскажу, – отряхивая с лица снег, заартачился провожатый.

Мила посмотрела на него с нескрываемым удивлением – такого ответа она явно не ожидала. Молодой человек беспристрастно улыбнулся и перешел на предельно вежливую форму обращения:

– Автобусы сейчас ходят редко. Ждать придется не менее получаса. Если вы очень торопитесь, стоит воспользоваться такси.

– Не вариант.

– За мой счет.

– Исключено!

– Можно срезать дорогу через парк – минут за десять доберемся до трамвайной и троллейбусной остановки. Там выбор шире. Как вам такое предложение?

– Принимается. Заодно наберем шампиньонов, – продолжила пикировку Мила.

– Дались вам эти грибы! Хватит дуться: ноги в руки и – вперед!

Мила поняла приказ буквально и прибавила ходу. Федор нагнал ее и попытался развернуть. Девушка решительно отстранила его.

– Вообще-то нам направо, – пояснил проводник, указав направление.

В парке было немноголюдно. По ярко освещенной аллее редкие прохожие выгуливали собак. У засыпанного снегом фонтана целовалась влюбленная пара. Мила и Федор шли, не переговариваясь. Внезапно у ног девушки приземлился пробитый мяч. Мила хотела отфутболить его, но рядом с ней вырос огромный пес.

– Привет, – не растерялась она. – Хочешь поиграть?

Девушка легонько подтолкнула мяч. Овчарка поймала его, склонила голову набок и перекатила игрушку напарнице. Та захлопала в ладоши и похвалила: «Молодец».

– Пальма, ко мне! – раздался сзади строгий голос хозяина.

Собака схватила мяч и помчалась на зов.

– Смелости тебе не занимать, – отметил Федор.

– А мы уже на «ты»? – иронично уточнила полемистка.

– А ты возражаешь?

– Да.

– Причина?

– Мы видимся дважды: первый и последний раз.

– Возражения не принимаются? – Федор посмотрел на собеседницу с явным интересом. – Любишь все и всегда решать сама?

На скамейку рядом с ними приземлилась ворона и громко каркнула.

– Не подсказывай, – шутливо обратился к ней парень. – Обойдемся без советов.

Возмущенная птица заорала что есть мочи и перелетела на бордюр. Мила догадалась, что пернатая примеряется к корке хлеба возле ботинок Федора. Она улыбнулась и отвела собеседника в сторону. Ворона удовлетворенно крякнула.

– Пожалуйста, – ответила догада, устремляясь вперед, и бросила через плечо: – Хотелось бы все и всегда решать самой.

– Тогда давай встретимся снова, – предложил Федор.

– Земля круглая, – ускоряя шаг, не стала возражать Мила.

Парень наклонился, слепил снежок и хотел запустить им в спину девушки, но, боясь обидеть, швырнул в крикливую ворону. Птица подпрыгнула от возмущения и разразилась каркающей бранью.

– Сама такая, – огрызнулся Федор, нагоняя Милу, и предложил: – Мне было бы интересно продолжить наш спор утром. Завтра же выходной.

Возникла пауза – Мила не ожидала подобного развития событий и не была готова дать ответ. Взглянув на часы, она лишь ускорила шаг. Курсант бросился нагонять и предупредительно перешел на «вы».

– Спешите спасать мир?

– Через полчаса закроют общежитие! Не драться же мне с Тачанкой.

– От бронемашины или танка толку больше, – со знанием дела подсказал спутник.

– «Тачанкой» зовут вахтершу.

– Не женское, скажем прямо, прозвище. Сметает все на своем пути?

– Строчит, как пулемет, а носится, как лошадь, – пояснила Мила. – Опоздал – ночуешь во дворе!

– Тогда вперед и с музыкой! – ускорил бег Федор. – Дворами минут пять хода.

– А бега?

– Итого меньше.

Они юркнули в подворотню. Через четверть часа молодые люди подбежали к общежитию. Тощая старуха, стряхнув с метлы снег, проверила работу засова.

– Здравствуйте, Раиса Захаровна, – кротко поздоровалась Мила.

– Твое счастье, Яремчук, что ты первый раз опаздываешь, – строго предупредила вахтерша, бегло оглядев Федора. – А то бы к сессии готовилась в сугробе!

Возражать было себе дороже, и девушка осторожно проскользнула в тамбур. Федор задержался, надеясь, что беглянка хотя бы кивнет на прощание, но она не посчитала нужным даже обернуться. Молодой человек счел ее поступок знаком свыше – каникулы долгие, времени укротить строптивицу предостаточно. А коль скоро точка в отношениях не поставлена, вполне уместно потешить собственное эго.

Январские холода Милу не огорчали. Соседки по комнате разъехались на выходные по домам, стало быть, можно заниматься, не вылезая из теплой постели. Повторив билеты, она отложила учебник и сладко потянулась. В дверь резко постучали: «Яремчук! Лети вниз – к тебе жених приехал». Спешно натягивая брюки и свитер, Мила светилась от счастья. Интересно, откуда Генке известен ее адрес? Наверное, съездил в поселок и узнал у родителей. Теперь все будет хорошо. Он покается, она простит, и, как в старые добрые времена, роман продолжится в письмах. Лето они проведут тоже вместе. А что будет потом, загадывать не стоит. Не зря же мать твердит: «Хочешь рассмешить Бога, расскажи ему о своих планах». Она нынче ученая: не собирается смешить ни Создателя, ни Генку, ни саму себя. Мила прихорошилась и нетерпеливо выглянула в окно. У входа в общежитие с тремя гвоздиками в руках маячил Федор. Девушка разочарованно присела на кровать. Не его она ждала этим морозным, ясным утром. Прятаться не имело смысла – упрямец от задуманного не отступится. Но и торопиться не было резона – никуда этот Федор не денется. Мила позавтракала, привела себя в порядок и спустилась.