Тут сестрица запнулась на полуслове, прочитав по моему лицу, что если она еще хоть слово худое скажет о моем отце, то я применю второй постулат, то есть пошлю ее далеко и надолго. И на этом наше общение закончится навсегда.
Можете себе представить, сестрица даже покраснела. Потому что вспомнила, как жили мы все вчетвером в детстве, и папашка, надо сказать, никогда не делал различия между родной дочерью и падчерицей. Хороший был человек, это все признавали, только к жизни совершенно неприспособленный.
И с тех пор Ольга вбила себе в голову, что должна сделать из меня человека. И все пять лет меня нещадно воспитывает. А я упорно сопротивляюсь. Вот так вот. Но польза от сестрицы, конечно, есть. Во-первых, я уже говорила, что люблю вкусно поесть, а расхаживать по ресторанам моя скромная зарплата не позволяет. А во-вторых, вот сегодня исключительно благодаря сестре я прекрасно проведу вечерок – в тишине, чистоте и покое.
С работы я шла в отличном настроении. На улице установилась славная весенняя погода, солнышко пригревало, и самое главное – мне не придется тайком пробираться в собственную комнату, сидеть там тише мыши и слушать через стенку звуковое оформление соседской свадьбы – громкое фальшивое пение, пошлые тосты и сопровождающие их взрывы оглушительного хохота…
Вместо этого я проведу вечер в уюте хорошей дорогой квартиры и по-человечески высплюсь.
По дороге я зашла в магазин и купила себе на ужин пару фруктовых йогуртов, упаковку ветчины и коробку пирожных, настоящих свежих эклеров – гулять так гулять! Устрою себе маленький праздник, проведу чудный вечер!
Нужное мне здание находилось в тихом и красивом переулке неподалеку от Большого проспекта Петроградской стороны. Напротив него стоял старинный дом в стиле модерн, зеленый с белым, украшенный пышной лепниной. Но и тот дом, куда я направлялась, тоже не подкачал – он был совсем новый, однако выстроен тоже в стиле модерн, с круглыми и овальными окнами, отделан натуральным камнем и коваными балконными решетками.
Я подошла к подъезду, залихватски подмигнула камере на входе и с самым независимым видом открыла дверь ключом-таблеткой с Ольгиной связки.
Холл был просторный, прохладный, выложенный дорогой керамической плиткой. Живут же люди!
Я вызвала лифт (конечно, кабина была вся в зеркалах, на полу – ковровое покрытие) и поднялась на четвертый этаж.
Лестничная площадка тоже оказалась на уровне – напротив лифта стояла развесистая пальма в кадке, рядом с ней сидела в позе роденовского мыслителя большая плюшевая обезьяна в желтой кепке-бейсболке и оранжевой майке с тринадцатым номером, на стене висели несколько гравюр в металлических рамочках.
По-моему, пальма на лестнице – куда ни шло, но обезьяна – это уже перебор! Я представила, как кто-нибудь из жильцов или гостей приезжает сюда поздно вечером в легком подпитии и вдруг видит перед собой наглую плюшевую морду… так, пожалуй, и окочуриться можно от неожиданности!
Впрочем, я здесь первый и последний раз, так что эта обезьяна не должна меня волновать! Я дружески потрепала шимпанзе по плюшевому плечу, поправила ее сбившуюся кепку и подошла к двери нужной квартиры.
На площадку выходили четыре двери, они были совершенно одинаковые – солидные, надежные и красивые, тускло отсвечивающие дорогим металлом, с вычурными бронзовыми ручками. Моя дверь была номер пятнадцать.
Я открыла ее двумя ключами и вошла в тишину и покой чужой квартиры.
Прихожая была просторная и очень красивая. Пол выложен узорным бежевым кафелем, стены отделаны дорогими панелями под мореный дуб. Слева от входа – зеркальные двери стенного шкафа-купе, прямо впереди три ступеньки вели в огромную кухню, справа виднелись несколько дверей из дорогого темного дерева.
Я повесила свою скромную курточку в стенной шкаф и для начала заглянула на кухню.
Здесь все сверкало – стекло и металл, самая современная бытовая техника и развешанные по стенам для красоты старинные медные ковши, кастрюли и сковородки. Середину кухни занимал большой стол из толстого матового стекла, на видном месте красовалась отличная хромированная кофемашина – на две чашки, с дюжиной разных режимов. Здесь я могла бы приготовить себе и латте, и капучино… если бы, конечно, в доме нашлось хоть немного кофе!
Но вот продуктов здесь не было никаких – я убедилась в этом, выдвинув по очереди несколько ящиков и открыв дверцу холодильника.
В общем, этого и следовало ожидать – если люди уехали за границу, с какой стати они будут оставлять здесь кофе и сливки? В расчете на то, что я приду сюда переночевать?
Я положила свои покупки на полку огромного холодильника (они выглядели здесь очень сиротливо) и отправилась на экскурсию по квартире, которой на одну ночь предстояло стать моим домом.
Гостиная оказалась просторной и почти пустой – в одном углу огромная плазменная панель, в другом – низкий кожаный диван, по стенам – несколько картин. Я в таких картинах совершенно ничего не понимаю – какие-то пятна и полосы, но по цвету они очень подходили к этой комнате и выглядели очень дорогими.
Отсюда одна дверь вела в спальню. Спальня была поменьше, ее почти целиком занимала кровать, зато уж с впечатляющими размерами! Это была не кровать, а вертолетная площадка, только очень мягкая и удобная!
Ну что ж, значит, сегодня я высплюсь с комфортом.
Из спальни я перешла в третью комнату. Похоже, хозяйский кабинет – судя по застекленным книжным шкафам красного дерева и такому же письменному столу. За стеклянными дверцами виднелись тисненые книжные переплеты, однако, когда я открыла дверцу и попыталась взять с полки книгу, меня ожидало разочарование: все книги оказались бутафорскими. То есть на полках стояли одни корешки, призванные производить на гостей солидное впечатление. Только на самой нижней полке стеснительно пристроились несколько дамских романов в розовых гламурных обложках.
Я хмыкнула и пошла дальше: хозяев квартиры я знать не знаю, и их вкусы меня совершенно не касаются.
Наконец я оказалась перед дверью ванной комнаты. Эта дверь из матового стекла была слегка приоткрыта, так что я из коридора разглядела краешек розовой гидромассажной ванны и дальше – душевую кабинку. Я прямо сейчас начну наслаждаться жизнью и для начала приму душ в дорогой кабине, чтобы смыть всю дневную усталость и накопившееся за зиму дурное настроение! А потом, пожалуй, и в джакузи понежусь!
Дома мне никогда не удавалось толком поваляться в ванне – тут же в дверь начинала ломиться Валентина, которая именно сейчас решила почистить зубы или побрить ноги, а то и ее Великолепный Гоша, которому вообще неизвестно что понадобилось. Но здесь-то я оторвусь как следует! Проваляюсь в теплой воде хоть два часа, а потом завернусь в полотенце и пойду на кухню ужинать!
Или еще лучше: поужинаю прямо в ванне!
Правда, для этого мне придется самой все приготовить и сервировать, самой принести все в ванную и самой себе подать – но уж так и быть, постараюсь для себя любимой!
Я представила, как блаженствую в огромной розовой ванне, наслаждаясь свежим эклером, и замурлыкала от удовольствия!
Представив себе эту картину, я распахнула дверь ванной, вошла внутрь, включила свет и через голову стянула свитер. Затем обернулась, чтобы куда-нибудь его положить…
И завопила от неожиданности.
Или, точнее, от ужаса.
На полу ванной, выложенном розовым кафелем, лежал мужчина.
Я сжала зубы, чтобы прекратить орать, и зажмурилась.
Не знаю, на что я надеялась – может быть, на то, что когда снова открою глаза, этот мужчина бесследно исчезнет.
Не раскрывая глаз, я тихонько уговаривала его:
– Ну, исчезни, пожалуйста! Ну, что тебе стоит! Как все будет хорошо, если тебя не станет! Ну, пожалуйста! Жизнь была бы прекрасна и удивительна, если бы не ты!
Однако когда я снова открыла глаза – совершенно ничего не изменилось. Он лежал на прежнем месте и, как и прежде, не подавал никаких признаков жизни.
Судя по всему, он был мертв.
Кричать я на этот раз не стала: у меня хватило мозгов сообразить, что, если на мой крик кто-нибудь явится, мне станет только хуже. Я нахожусь в чужой квартире, рядом с покойником, и мне будет очень трудно объяснить, как я сюда попала.
Вместо этого я наклонилась над незнакомцем, чтобы убедиться – вдруг он не умер, а только потерял сознание и упал, поскользнувшись на гладком кафеле.
Моим скромным надеждам не суждено было осуществиться.
При ближайшем рассмотрении я убедилась, что незнакомец мертв. Более того, у него был проломлен затылок, и на розовом кафеле расплылось большое темно-красное пятно.
– Боже мой, – проговорила я жалобно. – Ну за что, за что мне это? Разве я так много хотела? Я всего лишь мечтала провести вечер в тишине и покое, хотела выспаться на удобной, мягкой кровати, без орущих соседей за стеной… а вместо этого нахожу здесь совершенно незнакомого мертвого мужика!
И тут до меня неожиданно дошло, что лицо мертвеца мне смутно знакомо.
Где-то я совсем недавно видела эту холеную самоуверенную физиономию, этот квадратный подбородок, покрытый стильной трехдневной щетиной…
Больше того, я его видела неоднократно.
И наконец я осознала, что передо мной на кафельном полу лежит телеведущий Александр Каренин.
О господи! Но этого просто не может быть…
Ведь я назвала его имя сестре только потому, что увидела в газете эту самодовольную морду! Неужели наши мысли и слова могут таким ужасным способом материализоваться?
Я сделала над собой усилие и снова наклонилась над Карениным, чтобы проверить пульс. Вдруг он все же жив?
Пульса не было. Но все же это был хоть и мертвый, но человек, а не плод моего воображения. Вот скажите, пожалуйста, каким образом он здесь появился?
Я села на пол около трупа: ноги меня просто не держали.
Что же делать? Что делать?
Первая мысль, мелькнувшая в моей бедной голове, – просто сбежать отсюда, сделать вид, что меня здесь никогда не было, вернуться домой и принять участие в Валентининой свадьбе… Ну, послать этого Каренина подальше старым испытанным способом. Он мне и живой-то на фиг не сдался, а мертвый и подавно.
Сейчас, рядом с трупом, соседка казалась мне образцом добродетели и человеколюбия, а ее шумные гости – лучшей компанией, о какой я только могла мечтать. И что мне взбрело в голову увильнуть от их милого семейного праздника? Ну, подумаешь – немножко шумные и крикливые, но, в конце концов, это такая ерунда!
Но тут же я сообразила, что мое изображение имеется на камере в подъезде. У меня еще хватило ума ей подмигнуть. И понадобится совсем мало времени, чтобы установить мою личность.
Кроме того, даже если я сбегу – очень быстро выяснится, что ключи от этой квартиры есть только у Ольги, и она окажется под подозрением. А я, при всем моем отношении к сестре, вовсе не желаю подложить ей такую свинью!
Мимоходом всплыла в моей голове мысль, что двумя постулатами, которыми я руководствовалась раньше, в данном случае никак не обойтись. Легко было раньше говорить, что мне все в жизни по барабану. Теперь-то речь идет о себе любимой и о моей единственной сестре. Да-да, хоть где-то там, за океаном, есть у нас еще одна сестричка, мы с Ольгой ее никогда не видели и, надо думать, уже не увидим. Кстати, последние сведения о мамуле, которые мы получили лет десять назад от общих знакомых, были таковы.
Надо сказать, что основным источником информации о маминой жизни являлась тетя Рая, ее то ли двоюродная, то ли троюродная сестра.
Тетя Рая была личностью незаурядной.
Когда-то давно она слыла довольно известной певицей, потом вышла замуж за американца, уехала с ним в Штаты и осталась там навсегда, хотя муж потерялся на каком-то крутом вираже ее судьбы. Впрочем, сама тетя Рая со свойственным ей юмором говорила, что американский муж – это не роскошь, а средство передвижения.
В Штатах ее вокальная карьера не удалась, у нее не было ни сольных дисков, ни концертов в Карнеги-холле, ни выступлений на федеральных телеканалах. Тетя Рая, однако, ничуть не расстраивалась, пела в русских ресторанчиках от Нью-Йорка до Сан-Франциско, гастролировала по маленьким городкам Среднего Запада и радовалась жизни.
Время от времени она, как комета, ненадолго залетала на историческую родину – то есть в Петербург, – привозила многочисленные чемоданы, битком набитые нарядами, навещала нас с сестрой, дарила нам бесполезные подарки и сообщала последние новости о жизни нашей непутевой матери.
При этом с каждым приездом она становилась все толще, одевалась все ярче и легкомысленнее и вела себя все более шумно.
Последний раз тетя Рая весила, на мой взгляд, не меньше центнера, у нее были густые, черные как смоль волосы, алая помада и темные выкаченные глаза. Впрочем, волосы вполне могли быть париком, а цвет глаз она почти наверняка изменила контактными линзами.
Тети-Раины подарки мы тут же выбрасывали или кому-нибудь отдавали (обычно это были кофточки немыслимого цвета и фасона, к тому же совершенно не подходящие нам по размеру, или кухонные передники, которыми ни я, ни Ольга никогда в жизни не пользовались). Рассказы о мамуле мы выслушивали с особым вниманием.
Сначала мамуля сидела дома с младшей дочкой, потом на благотворительном вечере повстречала какого-то богатого старика, который влюбился в нее с первого взгляда. И что вы думаете? Правильно угадали, мамуля мигом оформила развод со своим предыдущим мужем и вышла замуж за престарелого миллионера. Со всеми вытекающими последствиями, как-то: вилла в Майами с двумя бассейнами, огромное ранчо в Монтане и просторная квартира в Нью-Йорке с видом на Центральный парк. Конкретных подробностей я не знаю, но примерно в таком духе.
Рассказы о маминой жизни мы принимали к сведению, хотя и выслушивали их с некоторой долей недоверия – уж очень фантастически звучали в обычной Ольгиной квартире или в моей коммуналке все эти детали из жизни миллионеров – светские приемы, яхты, роскошные автомобили и прочее.
Так что, сами понимаете, ни нашей мамуле, ни ее дочке совершенно нечего делать у нас в России, им и там неплохо. А нам с Ольгой нужно самим о себе заботиться.
Я очнулась от несвоевременных мыслей и окунулась в ужасную действительность. Труп Каренина все так же лежал на полу.
И тут я поняла, что единственное, что сейчас можно и нужно сделать, – позвонить Ольге и вызвать ее сюда.
Она женщина толковая, решительная, она придумает, как выпутаться из ужасной ситуации.
Я на ощупь нашарила свой телефон и набрала номер сестры.
К счастью, ответила она тотчас же. Видимо, как всякий деловой человек, держит мобильник под рукой.
– Оля! – проговорила я в трубку хриплым от страха голосом. – Оля, приезжай немедленно!
– Что?! – переспросила она раздраженно. – Что ты там шепчешь? Ничего не слышу! Ты не можешь позвонить попозже, мне сейчас неудобно разговаривать!
В трубке были слышны какие-то голоса, смех, звон посуды – она явно находилась в ресторане или на какой-то вечеринке.
Я попыталась говорить громче, но в присутствии трупа казалось неловко повышать голос. Самое простое было выбраться из ванной хотя бы в коридор, но ноги меня по-прежнему не держали.
– Оля! – повторила я как можно громче. – Приезжай! Случилось кое-что очень страшное!
– Господи, да что с тобой опять?! – пробормотала она. – Что, все настолько серьезно?
– Даже хуже, – честно призналась я. – Приезжай скорее… по телефону я не могу объяснить…
– Куда приезжать-то? – спросила она с прежним раздражением.
– В ту квартиру… ну, ключи от которой ты мне дала!
– Что?! – На этот раз она действительно заволновалась. – Что ты там устроила?
– Ничего… то есть это не я… в общем, приезжай скорее, сама все увидишь!
В трубке раздался щелчок и потянулись гудки отбоя.
Мне оставалось только ждать и надеяться, что Ольга приняла мой звонок всерьез и скоро приедет. Впрочем, шансы были очень велики: возможно, за меня она не очень беспокоится, но вот за квартиру клиентов!..
Я откинулась спиной на холодную кафельную стенку и прикрыла глаза, чтобы не видеть мертвеца. Так я просидела ужасно долго, когда вдруг из прихожей донесся осторожный, неуверенный звонок.
Я вскочила (к счастью, ноги меня теперь держали) и крадучись устремилась в прихожую. Подобравшись к двери, осторожно выглянула в глазок.
За дверью, ужасно искаженная оптикой, торчала какая-то разъяренная особа женского пола.
– Ольга, это ты? – прошептала я едва слышно.
Однако сестра меня услышала.
– Я, кто же еще! – прошипела она сквозь дверь. – Открывай сейчас же! Долго ты будешь держать меня на лестнице?
Я открыла. Она влетела в прихожую, захлопнула за собой дверь и уставилась на меня, как на мышь, непонятным образом оказавшуюся в свадебном торте.
– Ну, что ты тут устроила? Надеюсь, не пожар? – Ольга повела носом, принюхиваясь.
– Нет… – всхлипнула я. – И вообще… вообще, когда я пришла, он уже был…
– Он? – Ольга нахмурилась. – О ком ты говоришь?
– Пойдем… лучше ты сама посмотри… – Я взяла ее за локоть и повела к ванной, при этом почему-то стараясь ступать на цыпочках и не производить лишнего шума.
Надо отдать ей должное, Ольга больше не задавала вопросов и послушно следовала за мной. Даже зачем-то копировала мою крадущуюся походку.
Наконец мы подошли к ванной. Я открыла дверь и показала на мертвеца:
– Вот он!
– Господи! – Ольга попятилась и зажала рот руками.
Потом повернулась ко мне и спросила севшим от волнения голосом:
– Что ты с ним сделала?
– Да говорю же тебе – ничего! Когда я пришла, он уже был здесь… и он уже был мертвый!
– Это же он… это же Каренин! – вскрикнула она в следующую секунду и посмотрела на меня с каким-то новым, незнакомым мне и очень странным выражением.
Как будто вдруг увидела во мне совершенно другого, незнакомого человека.
– А я, честно говоря, подумала, что ты насчет него заливаешь! – проговорила она после паузы. – Ты и Каренин… надо же!.. Думала, ты какого-нибудь придурка приведешь лохматого, еще за квартиру переживала, но чтоб такое…
– Ты была совершенно права, – призналась я чистосердечно.
Не в таком я была положении, чтобы продолжать свои игры.
– Что значит – права? – Она взглянула на меня в недоумении, потом не выдержала и отошла от двери ванной, чтобы не видеть мертвеца. – То есть, конечно, права, когда не хотела давать тебе ключи… и как это я так прокололась… Машка, ну как тебя угораздило? Дрались вы, что ли? Что все это значит?
– То и значит… я насчет него сочинила. Просто мне хотелось отдохнуть в приличных условиях.
– Сочинила? – Ольга вдруг истерически расхохоталась, даже слезы брызнули у нее из глаз. – Знаешь, сестричка, ты уж сейчас хотя бы не ври! Сочинила! Надо же! А кто же тогда на полу в ванной лежит? Плод твоего воображения?
– Я сама ничего не понимаю! – продолжала я свое чистосердечное признание. – Ума не приложу, как он здесь оказался!
Вот ведь что интересно. Иногда бывает, соврешь правдоподобно – и все тебе верят, а когда говоришь чистую правду, вот как я сейчас, – ни фига…
– И ты будешь говорить, что с ним вообще не знакома? – Сестра наступала на меня, тесня к дверям. – И не возилась с его компьютером? И на машине он тебя не подвозил? И в рестораны не водил?
На все вопросы я только мотала головой с самым жалким видом. Между делом мы оказались в прихожей, и я под Ольгиным натиском уперлась спиной во входную дверь.
– Говорю тебе, я в жизни его живьем не видела! – крикнула я. – Нарочно все придумала, чтобы переночевать. А то у моих соседей опять свадьба…
– Все врешь, как всегда! – с ненавистью прошипела Ольга. – Скажешь, не ты его сюда привела?
– Я когда пришла, он уже был… – упавшим голосом я твердила свое. – В конце концов, можешь на камере посмотреть…
Вспомнив про камеру у подъезда, Ольга зарычала словно раненая тигрица.
– Ни единому слову не верю!
Но меня сейчас волновало не столько то, верит ли мне моя сестра, сколько то, что же теперь будет. И самое главное – как из всего этого выпутаться. Тут до Ольги дошло, что мы стоим рядом с входной дверью и орем друг на друга, употребляя такие опасные слова, как «тело», «покойник» и «убийство». И что хоть дом населен приличными обеспеченными людьми, у которых нет привычки подслушивать под чужой дверью, все же береженого бог бережет. Сестра схватила меня за плечо и проволокла в гостиную, где бросила на диван, словно тряпичную куклу – ноги у меня все еще отказывались ходить.
О проекте
О подписке