Простыни пахли противно, пролежав в шкафу. Впрочем, в этой квартире все пахло противно, затхлостью и старостью. Но я – девушка не то чтобы не брезгливая, но небалованная. После Витькиных подвигов выйдешь на кухню и ужаснешься. Так что я ко всему привыкла и легла на бабушкином диване.

Незадолго до этого риелтор Сыроедов вышел из квартиры, спустился по темной, пропахшей кошками лестнице, вышел во двор.

Он подумал, что при всех плюсах работа риелтора сопряжена с массой неприятных моментов. Приходится ходить вот по таким грязным лестницам, по старым темным дворам, общаться с неприятной публикой, обхаживать вздорных старух… Надо же, эта девка, вторая сестра, которую он решил вообще не брать в расчет, вдруг показала зубы. Ну что ж, нужно учитывать профессиональные риски.

Зато можно заработать хорошие деньги. А иногда… иногда случается потрясающее везение. И, в конце концов, если только немного подождать, он заработает столько, что можно будет бросить эту работу и перебраться куда-нибудь в теплые края – туда, где круглый год светит солнце, шумит прибой и выходят из морской пены красивые женщины…

Вроде вот этой…

Действительно, посреди темного двора стояла красивая женщина в коротких облегающих брючках, с платиновыми волосами до плеч, в больших темных очках, закрывающих пол-лица.

Женщина растерянно оглядывалась.

В руке у нее был мобильный телефон.

– Мужчина! – окликнула она Сыроедова жалобным голосом. – Вы мне не поможете?

– С радостью! – риелтор засиял, бодрым колобком подкатился к красотке. – В чем проблема?

– Да телефон разрядился… – голос женщины звучал беспомощно и в то же время удивительно сексуально. – Я приехала к своему… родственнику, а номер квартиры забыла. Хотела ему позвонить – а батарейка как назло на нуле… вы мне не дадите своим воспользоваться?

– С удовольствием, – Сыроедов царственным жестом протянул красотке свой телефон.

Она взяла устройство, мило улыбнулась и неожиданно прильнула к Сыроедову:

– Вы такой милый… так бы и съела…

Сыроедов расплылся.

Надо же, какие бывают неожиданные подарки судьбы! Кто бы мог ожидать, что в этом грязном и темном дворе он встретит такое неземное создание…

А неземное создание тесно прижалось к нему и жарко зашептало в самое ухо:

– Видишь вон там лестница ведет в подвал? Идем туда!

– Что?! – переспросил Сыроедов удивленно. – Какая лестница? Какой подвал?

– Ты слепой, что ли? Давай вон туда, к тем ступенькам!

В голове у Сыроедова все перемешалось.

Чего от него хочет эта потрясающая женщина? Неужели этого самого? Но почему нужно идти в какой-то грязный подвал? И потом… ее голос звучал уже не жалобно и ничуть не сексуально.

Он звучал угрожающе.

И еще он неожиданно почувствовал, что в его бок уткнулось что-то холодное и острое.

– Что, глухой? – прошипела красотка. – Двигай ластами, или я тебе сейчас печень проткну! Ты не представляешь, как это больно!

Он скосил глаза – и увидел узкое блестящее лезвие, которое упиралось в его бок.

– Девушка, что вам нужно? – пролепетал он испуганным блеющим голосом.

Если бы его сейчас увидела Вита, она поразилась бы контрасту: с виду – поросенок, а разговаривает, как бедный маленький барашек из мультфильма.

– Опять двадцать пять! Я же тебе уже сказала – мне нужно, чтобы ты шел к тому подвалу! – прошипела девица.

Сыроедов уже окончательно перестал понимать, что происходит.

Осознал он только одно – что профессия риелтора действительно самая опасная.

Он неуверенно двинулся в указанном направлении, спустился по ступенькам к подвальной двери, над которой красовалась самодельная вывеска: «Ремонт ключей и всего остального».

На этой двери висел большой навесной замок.

Около этой двери стоял сутулый мужчина с лошадиным лицом и длинными, как у гориллы, руками.

– Привела? – проговорил он хриплым голосом. – Молодец!

Он чем-то поковырял в замке, снял его с проушин, открыл дверь мастерской.

Красотка втолкнула туда Сыроедова, вошла следом.

Мужчина тоже вошел, закрыл за собой дверь, включил свет.

– Ты зачем свет включил? – шикнула на него красотка. – Увидят же!

– Кто тут увидит? Это же подвал! Окон нету!

Сыроедов огляделся.

Это было маленькое помещение с низким потолком.

Вдоль задней стены тянулись полки, на которых выстроились старые утюги, тостеры, чайники и прочая мелкая техника. На отдельной доске висели многочисленные ключи.

Чуть в стороне стоял какой-то станок – то ли токарный, то ли сверлильный.

– Что вам от меня нужно? – протянул Сыроедов жалобным голосом. – Вы меня, наверное, с кем-то перепутали!

– Ни с кем мы тебя не перепутали! – прохрипел мужчина. – Скажи лучше сразу, где ты их спрятал. Ты нам сэкономишь время. А себя избавишь от больших неприятностей.

Сыроедов почувствовал, как душа его проваливается куда-то очень глубоко.

Случилось именно то, чего он больше всего боялся…

– Я не знаю, о чем вы говорите! – пролепетал он плохо слушающимся языком.

– Все ты знаешь! – рявкнул длиннорукий. – И все нам скажешь… никуда не денешься!

– Он все скажет! – прошипела красотка, и облизнула губы узким красным языком. Сыроедову показалось, что язык ее раздвоен, как у змеи. – Он скажет, но, конечно, не сразу… сразу – это так неинтересно! Никакого удовольствия!

– Лучше сразу говори, а то Лама… она ведь такая… я ее сам иногда боюсь!

– Гоша, – перебила его красотка. – Смотри, какой станок интересный. Давай, мы ему что-нибудь просверлим. Для начала руку, а потом…

– Угомонись, Лама! Тебе бы только мучить кого-нибудь… он нам и так все расскажет!

– Во-первых, Гоша, сколько раз тебе повторять – я не Лама, а Ламия!

– Да какая разница?

– Огромная, Гоша! – Красотка сняла очки, и Сыроедов увидел большие, черные, горящие безумием глаза. – Я же тебе говорила, Ламии – прекрасные женщины, которые соблазняют мужчин, чтобы потом их сожрать!

Последнее слово она произнесла с такой яростью, что Сыроедова передернуло.

– Да ладно тебе, – отмахнулся длиннорукий. – Называй себя как хочешь…

Сыроедов в ужасе смотрел на красотку.

Она ведь и правда ненормальная… убить человека ей ничего не стоит… нужно что-то делать, пока не поздно…

Пока его похитители выясняли отношения, он сделал маленький шажок к двери… еще один…

Тут женщина заметила его нехитрые маневры и метнулась наперерез:

– Ты куда это? Я с тобой еще не закончила!

Сыроедов бросился к двери, но красотка его уже опередила и возникла перед ним, угрожающе размахивая ножом.

Сыроедов попятился.

Вдруг под руку ему попалась невесть как здесь оказавшаяся чугунная кочерга. Он схватил ее и замахнулся на женщину.

Та поднырнула под руку с кочергой, взмахнула ножом…

Сыроедов охнул, ему вдруг стало нечем дышать.

Ноги подогнулись, и он упал на холодный цементный пол…

– Ох, как неудачно! – жалобным голосом воскликнула красотка. – Кажется, он… того…

– Ламка, ты что?! – прохрипел ее напарник. – Никак замочила его? Опять ты за свое! Мы же еще ничего не узнали!

– Я не нарочно! Я не хотела! – забормотала красотка. – Он сам виноват! Размахался кочергой… чуть мне нос не сломал! Знаешь, как дорого стоят пластические операции?

– Пластические операции! – передразнил ее напарник. – Лучше скажи, как мы теперь узнаем, где он их спрятал?

– Ну, узнаем как-нибудь… он же был не один! У него же был этот… как его… Горыныч!

Я проснулась от скрипа половиц под чьими-то шагами.

В первый момент по пробуждении я не могла понять, где нахожусь. Точнее, я вообразила, что нахожусь дома, в своей комнате… если эту комнату в коммуналке можно назвать домом.

А если я дома – то чьи шаги меня разбудили? Кто может ходить в моей комнате?

Опять-таки, если я – у себя, то ходить здесь некому…

Из естественного чувства самосохранения я перед сном запираю дверь комнаты на задвижку, и делаю это уже на автопилоте. Витька в спокойном состоянии не опасен, но кто его знает, может спросонья толкнуться в чужую дверь. Так что я запираюсь на всякий случай.

Я покрутила головой, стараясь разглядеть комнату. Было темно, и пахло противно – пылью, плесенью и еще чем-то, мышами, что ли…

Я села в постели и подтянула одеяло к горлу.

Половицы снова заскрипели.

Я постепенно сбрасывала остатки сна и начинала соображать.

Для начала я осознала, что шаги звучат слишком деликатно для Витьки (если, конечно, это был он, чего я допустить не могла). А тут кто-то ходит тихо, неспешно, и ни слова не говорит…

Значит, это точно не Витька…

И тут я вспомнила, что вечером мне позвонила Аида, предупредила, что у Витьки очередной накат и возвращаться домой опасно для жизни. Так что я осталась ночевать в бабушкиной квартире…

Но если я у бабушки… тогда… тогда кто здесь ходит? Под чьими шагами скрипят половицы?

И в это время в окно заглянула луна. Ну да, в то самое окно, которое осталось с порванной занавеской.

Ее тусклый обманчивый свет залил часть комнаты, и в этом свете я увидела высокую фигуру в темно-красном платье…

Я протерла глаза… и увидела серебряные волосы, спускающиеся почти до плеч. В голове мелькнула мысль, что это бабушка. А что, я ее если и видела, то в далеком детстве, так что совершенно не помню.

Тут до меня дошло, что бабушка умерла. Уже больше полугода назад, и я унаследовала половину этой вот квартиры. Не может быть, чтобы это был бабушкин призрак. Чур меня, чур!

– Вы кто? – испуганно спросила я незнакомку.

Она повернулась ко мне…

И я поняла, как ошиблась.

Я увидела морщинистое лицо, умные карие глаза, остроконечную бородку, ухоженные усы.

Это была вовсе не женщина.

Это был пожилой мужчина в красной мантии, с длинными седыми волосами.

Похоже, он сам удивился, услышав мой голос.

Незнакомец огляделся, но не увидел меня и что-то удивленно проговорил на незнакомом языке…

Голос у него был глубокий и приятный, а язык, на котором он говорил, звучал музыкально…

Я вспомнила, как смотрела недублированный французский фильм, с русскими субтитрами.

Ну да, незнакомец в красной мантии говорил по-французски…

И вдруг в голове у меня словно что-то щелкнуло, и я стала понимать его речь.

– Мне показалось, что меня кто-то окликнул, – проговорил мужчина в красном, обращаясь к кому-то, кого я не видела.

– Здесь никого нет, кроме нас с вами, ваше преосвященство! – ответил его невидимый собеседник.

– Странно… – человек в красном пожал плечами. – Я так отчетливо услышал этот голос…

Он сделал еще несколько шагов и сел в кресло с ножками в виде звериных лап и с резной позолоченной спинкой.

В руке его появился бокал темно-красного стекла. Бокал, украшенный по ободку резными лилиями.

Он поднес этот бокал к губам, сделал маленький глоток, потом поднял бокал выше и посмотрел сквозь него.

А потом проговорил своим глубоким красивым голосом:

– Друг мой Марийяк, мне кажется, вы слишком заигрались.

– О чем вы говорите, ваше преосвященство?

– Мне кажется, вы слишком самонадеянны. Вы уверены, что королева-мать сможет добиться для вас самого высокого поста… но место пока что занято!

– У меня и в мыслях такого не было, ваше…

– Постойте, Марийяк, мне все же кажется, что здесь есть кто-то, кроме нас с вами… а ведь вы знаете, что наш разговор не предназначен для чужих ушей…

Человек в красном привстал, посмотрел в мою сторону…

И тут я на самом деле проснулась.

Через окно в комнату лился скудный утренний свет.

Я лежала на продавленном диване в бабушкиной комнате, и вспоминала свой сон.

Сон был удивительно яркий и красивый.

Я вспомнила человека с остроконечной бородкой, вспомнила бокал в его руке…

Бокал из темно-красного стекла, украшенный по ободку резными лилиями.

Точно такой, какой я нашла в бабушкином серванте.

Ну да, в этом как раз нет ничего удивительного – я увидела во сне такой же бокал, какой и наяву.

Говорят же, что во сне мы видим свои дневные впечатления, только в другом, странном порядке…

А кто был тот человек в красном?

Ну тут все ясно.

Я вспомнила фильм «Три мушкетера»… там именно так выглядел кардинал Ришелье.

Но он-то почему мне приснился?

Я очень давно смотрела этот фильм, а уж книжку читала вообще сто лет назад…

Ну да, может быть, этот сон вырос из красного бокала.

Бокал старинный, красивый, опять же, красного стекла, цвета кардинальской мантии…

Но так можно все что угодно выдумать!

Однако сон все не шел из головы – такой яркий, такой… такой всамделишный…

Молодой аббат шел по пустынной ночной улочке.

Полная луна выглянула из-за туч, озарила своим обманчивым светом старинные венецианские палаццо.

Улочка сделала крутой поворот и вышла на горбатый мостик, перекинутый через черную маслянистую воду канала. Чуть в стороне от моста покачивалась на воде привязанная к полосатому столбу черная гондола.

Вдруг ночную тишину прорезал жалобный женский голос.

Аббат вгляделся в темноту по другую сторону моста.

Два дюжих молодчика в черных масках теснили к стене молоденькую девушку в светлом платье. Один держал ее за руки, второй грубо руками обшаривал ее. Девушка молила их о пощаде и оглядывалась по сторонам в поисках защиты.

Аббат бросился вперед, перебежал мост, по дороге вытаскивая шпагу, хитро спрятанную в трости – духовному лицу не подобает открыто носить оружие.

– Прочь от дамы, канальи! – воскликнул он по-итальянски с заметным французским акцентом.

Один из сыновей ночи обернулся, смерил аббата презрительным взглядом и прошипел:

– Убирайся к черту, лягушатник! Не лезь в наши дела! Здесь ты не у себя дома!

– Я сказал – прочь от дамы, или пеняйте на себя!

– Ой как напугал!

Молодчик сплюнул, и в его руке блеснул стилет.

Аббат левой рукой подобрал край сутаны, правой сделал выпад.

Негодяй выронил стилет, попытался уклониться, но шпага аббата пропорола его плечо, потекла кровь.

Второй мерзавец оставил девушку, обнажил шпагу и бросился на аббата – но тот ловким ударом выбил оружие у него из руки. Шпага блеснула в воздухе и с плеском упала в канал.

– Бежим, Луиджи! Это сам дьявол! – выкрикнул раненый, и оба молодчика бросились наутек.

Девушка, всхлипывая, стояла возле стены.

Увидев, что молодчики сбежали, она облегченно вздохнула и проговорила:

– Благодарю вас, святой отец! Сам Бог послал мне вас! Если бы не вы – не знаю, что бы со мной было…

– Бог милостив, – проговорил аббат смиренным голосом. – Но юной девушке не стоит одной ходить по ночной Венеции. Как видите, здесь весьма небезопасно.

– Мой отец заболел, и я ходила к лекарю за снадобьем.

– Что ж, забота о престарелом родителе весьма похвальна. Но позвольте теперь проводить вас до дома, чтобы с вами не случилось ничего дурного.

– Мне, право, неловко, святой отец…

– Я не могу оставить вас без присмотра, тем более это не составит мне труда. Где вы живете?

– Совсем недалеко, возле моста Риальто.

– Тем более…

Девушка в сопровождении аббата пошла вдоль безмолвного ночного канала.

Вскоре они подошли к лавке, в окне которой были выставлены стеклянные сосуды, флаконы, бокалы и зеркала.

– Ваш батюшка, должно быть, стекольных дел мастер? Отчего же он живет не на острове Мурано?

– У него есть мастерская и на Мурано, но здесь он поселился из-за меня.

Они вошли в помещение лавки, прошли его насквозь и оказались в полутемной жилой комнате.

Здесь в глубоком кресле полулежал старик в домашнем бархатном кафтане.

Увидев девушку, он приподнялся и проговорил слабым, прерывающимся голосом:

– Слава богу, Анджела, ты вернулась! Я так беспокоился за тебя! Ночью наш город очень опасен…

– Меня проводил господин аббат, – проговорила девушка кротко. – Если бы не он, все и правда могло бы кончиться плохо. Возле Дорсодуро ко мне привязались два головореза…

– Я крайне благодарен вам, святой отец! – воскликнул старый стеклодув. – Анджела – это все, что у меня есть! Я живу на этом свете ради нее!

– Я счастлив, что смог сделать такую малость. А теперь позвольте откланяться…

– Не смею задерживать вас, святой отец. Но я хочу отблагодарить вас за доброе дело…

– Не стоит благодарности, сударь. Доброе дело само содержит в себе награду, ибо оно угодно Господу.

– Тем не менее я прошу вас принять от меня небольшой подарок. Пусть он напоминает вам о бедном итальянском старике, которому вы облегчили закат его жизни.

С этими словами старый стеклодув протянул руку и взял с полки красивый бокал рубинового стекла, по краю которого змеился узор из золотых лилий.

– Прекрасный бокал, – проговорил аббат, – но я не знаю, могу ли принять его…

– Конечно, можете, иначе вы нанесете мне обиду. И еще… я хочу сказать вам, что это – не простой бокал, он поможет вам, святой отец, проникнуть в тайны человеческих душ.

«Бедный старик! – подумал аббат. – Видимо, дело его совсем плохо, он уже начал заговариваться…»

– Вовсе нет! – проговорил итальянец, словно прочитав мысли аббата. – Конечно, я тяжело болен, но голова моя пока в порядке!

«Что я – начал произносить свои мысли вслух? – подумал аббат. – Рановато…»

– Не смею вас больше задерживать, – итальянец вложил бокал в руки гостя. – Вам нужно поспешить во дворец епископа Канторини. Он давно уже ждет вас.

– Откуда вы…

– Не важно. Попрошу вас только перед уходом назвать свое благородное имя, чтобы я знал, кого поминать в своих ежевечерних молитвах.

– Меня зовут Арман Жан дю Плесси де Ришелье.

Я потрясла головой и посмотрела на телефон.

Еще очень рано, вот почему кажется, что свет за окном тусклый. Что ж, нужно собираться на работу.

Настроение тут же испортилось, когда я осознала, что придется идти в офис в той же одежде, что на мне. Мало того что все далеко не новое и слишком простое, так еще и пропахло старой квартирой. Уж девицы не преминут мне высказать все, что думают!

Я обошла квартиру и обнаружила ванную. Ну да, одна из дверей вела в ванную, где была старая облупленная ванна и газовый водогрей. Я побоялась его включать, вспомнив рассказы Аиды, как в соседнем доме колонка не то сломалась, и весь дом провонял газом, не то вообще взорвалась. Пришлось мыться холодной водой, после чего я кое-как наложила макияж и решила, что так сойдет.

Зайду в кафе, что находится в том же здании, где наш офис, оно рано открывается.

Я тщательно вытерла пол в ванной и вернулась в комнату.

Делать было пока нечего, так что я достала бокал красного стекла, спрятанный в альбоме.

Ну да, этот самый бокал я видела в своем сне. Тогда почему я так удивилась? Однако раньше я не замечала за собой такой впечатлительности.

Я посмотрела через бокал на свет, показалось, что стекло мутновато, и я решилась его вымыть. Он мне очень понравился, и вот интересно, если Нита прихватила бабушкино кольцо, то я могу взять себе этот бокал? Просто так, на память.

Получается, что могу, это будет справедливо. Думаю, что Нита не будет против, но не стану ей ничего говорить.

Разумеется, средства для мытья посуды я на кухне не нашла, просто промыла бокал с обычным мылом и хотела вытереть, как вдруг из прихожей донесся дверной звонок.

Вообще, звонки звучат очень по-разному, в зависимости от того, кто звонит.

Бывают звонки нетерпеливые, бывают – раздраженные, бывают романтические, бывают строгие и официальные. Бывают даже откровенно хамские.

Но вот этот звонок был чрезвычайно вежливый и деликатный.

– Кого еще черти принесли… – пробормотала я.

Машинально сунула красный бокал в кухонный шкафчик и вышла в прихожую, стараясь не топать.

Звонок повторился – и он был такой же деликатный, как первый раз.

Я выглянула в дверной глазок.

Конечно, такой глазок ужасно искажает изображение, через него трудно узнать даже близкого человека, но все же я поняла, что перед дверью стоит пожилой человек самого безобидного вида.

Мне никого сейчас не хотелось впускать в квартиру – ни пожилых, ни молодых людей, и я замерла перед дверью, делая вид, что меня нет, даже затаила дыхание.

Но это не сработало.

Пожилой незнакомец деликатно кашлянул и проговорил неисправимо деликатным голосом интеллигента в пятом поколении:

– Извините, я ваш сосед снизу, из семнадцатой квартиры… точнее, сосед Жанны Николаевны…

Кто такая Жанна Николаевна? Ой, это же бабушка!

Тут у меня в голове как будто щелкнул какой-то невидимый предохранитель.

Сосед снизу…

Все ясно, наверняка у него протечка!

Я знала, что протечки – бич старых квартир. Аида меня неоднократно предупреждала, чтобы была осторожна, а то соседи снизу такой скандал устроят. Ну, на крайний случай, можно все свалить на Витьку, но он если в здравом уме, то мигом от всего отопрется.

А тут все одно к одному: полгода в бабушкиной квартире никто не жил, воду не лили, прокладки в кранах пересохли, а я развернулась, пользовалась ванной и кранами на кухне…

Теперь наверняка будут неприятности…

Хотя этот дядечка вроде вежливый, может, удастся как-то договориться…

И я открыла дверь, а что было делать?