– Ну тогда вам надо быть очень красивой, – решительно говорит парикмахер и мы смеемся. Я рассказываю, какая чудесная Даша, и понимаю, что могу говорить про нее бесконечно.

Я выхожу из парикмахерской, вдохновленная пожеланиями всех-всех-всех возможных благ и радости с нашей новой девочкой!

Утро длится. Мы с Лаленой приезжаем за Дашей. Пока мы дожидаемся ее и бабушку, отдаем торты сотрудникам. Бабушка привозит Дашу, Даша бегает прощаться с девочками в комнату, где она жила. Мы получаем документы, вещи и, собственно, саму Дашу. Обеим девочкам накладывают сумку карандашей, фломастеров, красок и альбомов:

– Берите, это вам на двоих! Не обижайте друг друга и играйте вместе!

И наконец мы выходим на улицу… и все вместе едем на Байкал с бабушкой и дядей Даши.

День очень большой. Мы приезжаем, обедаем в кафе и выходим гулять. Мне не очень хорошо, я с трудом переношу поездки в легковых машинах, но Даше и Лали поездка в радость. Мы были в музейном комплексе на Листвянке, аквариуме, Лалёна наизумлялась на нерп. Нафотографировались и нагулялись по замерзшему Байкалу, на обратном пути заехали в развлекательный центр.

Когда приезжаем в гостиницу, устало пьем чай и укладываемся спать. Я отношу Дашу в ванную перед сном, и мне кажется, что она весит не на треть меньше Лали, а в три раза меньше.

Я сушу Даше волосы феном. Черный шелк растекается у нее по плечам, скрывает всю ее, сидящую на кровати, и Лали говорит в изумлении:

– Мама, это такие волосы у нее?

– Да, доча, представляешь, бывают такие волосы.

…Рано утром, еще почти ночью Дарья Ивановна и дядя Ваня везут нас в аэропорт.

К тому моменту, когда мы улетали из Иркутска, я, наверное, раз пять слышала от разных людей:

– Но вы же СОВЕРШЕННО не похожи!

Вот вообще не так ни разу. Более похожего на меня и более близкого мне по духу ребенка, чем Даша, сложно представить. Она любопытная, выдержанная, тактичная и сумасбродная – она чудесная. Она более мягкая и воспитанная, чем моя суматошная младшая дочь. Она более терпеливая, чем я. И да, она не такая, как на видео. Мы так и не нашли, к сожалению, ту съемку, где Даша, строгая, серьезная, читает стих о том, как она стала первоклассницей. На самом деле она очень смешливая. У нее потрясающее чувство юмора. И ослепительная улыбка.

Отступление

Мы живем в Сургуте. У нас холодно – и зимой и летом, снежно и практически нет детей на усыновление и под опеку – как правило, их привозят из других регионов.

У меня неполная семья. Дочке Лали было пять лет, когда мы решили взять в семью ребенка. Моя работа всегда была связана с психологией – я долго была психологом в социальном центре помощи семье и детям. Сейчас я работаю в «Золотом сердце» – чаще это медицинское учреждение называют хосписом.

Ощущение несомненности, что у меня будут приемные дети, было со мной очень давно. Мне кажется, всегда и было. У каждого приемного родителя, наверное, есть история ребенка, с которого все начиналось – такая история, даже несколько, есть и у меня.

Я была в летнем лагере. Лагерь был в Башкирии, в Стерлитамаке, там очень красиво, и лагерь хороший – в зеленом густом лесу, с походами на речку и «Зарницей», и вафлями на полдник, и с кефиром перед сном. А! и с дискотеками – Юра Шатунов и «Белые розы»… И вот среди беззаботности и летнего шума были еще и дети из детского дома. Маленькие стриженые девочки, разбитные пацаны лет семи-восьми с нахальными глазами и лысыми макушками… Почему-то они почти все были в одинаковых футболках, а некоторые в школьных формах. Девочка Оля очень от них отличалась – улыбчивая, с прозрачными серыми глазами, тоненькая и очень сообразительная. Часто смотрю на ее фотографию – очень хотела бы узнать, как сложилась ее жизнь… И еще я работала в шестнадцать лет в Доме ребенка в том же Стерлитамаке, няней. До сих пор помню Будулая, маленького пухленького цыгана, про которого все няни и воспитатели говорили – придет мать, заберет, как работник понадобится… Молчаливую крошечную Антонину, которую нам дали на выходные домой и которую моя мама уложила спать, когда мы с сестрой не справились… У детей в группе половина комнаты была отгорожена, и там стояли фигурки игрушек в национальных костюмах, целая композиция – настолько яркие, настолько притягательные – детей туда не пускали. Они постоянно пытались проникнуть за стульчики, которыми отгородили игрушки – детей выпроваживали, тащили за руку и ругали. Я работала в группе двух-трехлетних малышей – не говорил у нас ни один ребенок.

В группе новорожденных, где я подменяла няню, когда детей укачивали, они засыпали долго, пеленки были к засыпанию мокрые – так и укладывали, их иначе «не напереодеваешься». И они засыпали. Памперсов тогда еще не было вовсе. Я ничего не могла для них сделать – не позволяло ни материальное положение, ни возраст.

И уже когда у меня была Лалёна, и была она совсем маленькая, я увидела в Сургуте ее ровесницу – Лену, девочку с расщелиной неба – почитала про ее диагнозы и поняла, что ребенка, которому нужны несколько операций, взять я не смогу – оставить Лалёну на время операций Лены я бы не сумела. Я помню, как горевала, думала об этой девочке, а когда додумалась, что нужно узнать, чем еще ей можно помочь, Лены в базе уже не было.

После моего декретного отпуска прошло еще немного времени и я поняла, что не хочу больше откладывать появление ребенка. Сложнее всего оказалось оформлять бумаги на уже принятую к нам в семью Дашу – а прохождение ШПР, сбор документов и оформление заключения о приеме ребенка в семью – это все было незаметно. Всего на оформления разрешения быть приемным родителем ушло два с половиной месяца – самым долгим было прохождение ШПР. Медицинскую комиссию я прошла за пять дней.

Я разговаривала с близкими, с друзьями, и реакция на мое желание была совершенно разной – от «Благословляю» до «Только не это». Меня огорчало насмешливое и ироничное отношение. Мне казалось, мои стремления настолько понятны, что… как можно меня не поддержать?

Саму Школу приемных родителей я проходила в три приема. Та, в которой я начала обучение, относилась к району, в ней очень удобно было заниматься по скайпу. Меня перевели в городскую школу приемных родителей, так как жила я в городе и занятия для нас, городских жителей, должны были проходить здесь. После ее окончания я оказалась по приглашению Татьяны Губиной в заочной школе – ее уроки запомнились и оказались наиболее полезны. Непредвзятое отношение к происхождению и истории жизни детей в детских домах, внимательное отношение к участникам, сама атмосфера общения с усыновителями из разных регионов и стран была очень живой и прочувствованной.

Я работаю в хосписе больше трех лет. То, что я прожила там… оно и сейчас длится – это ощущение стремительности и хрупкости жизни – привело к ощущению: все, что хочется, нужно делать сейчас. Жизнь нужно наполнять тем смыслом, которым хочется ее наполнить.

Читая блоги некоторых приемных мам, я удивляюсь планам, грандиозным целям и амбициям: «Мой сын понял, что его био – абы что», «Мне нужно, чтобы ребенку было понятно, какого уровня даны ему возможности в нашей семье…», «Моим детям будет полезно рождение моего кровного ребенка…», «Тебе повезло, я твоя мама…», «Мы даем шанс моим детям стать в будущем другими людьми….полноценно строить свою судьбу…».

У меня немного другое отношение к происходящему. Мне просто было ощутимо больно за детей, которым приходится жить не в родных семьях. Мне не очень нравилась (если не сказать сильнее), атмосфера в детских садах, где мне довелось работать воспитателем, у меня в силу постоянных переездов нашей семьи было шесть школ – и я видела много сложного и противоречивого в тех детских общностях, где я была. Возможно, если бы я не пережила травлю в школе из-за банальной причины – высокого роста, я бы проще относилась к возникающим у детей трудностям в общении и душевном развитии… Но если я, девочка-отличница и умница-разумница, с трудом могла отстоять свое право на своеобразие, отличие и спокойную жизнь среди подростков – что говорить о детях, предоставленных самим себе? О детях, у которых намного больше затруднений и особенностей, чем необычайно высокий рост или переезды вслед за семьей.

Не уверена, что смогу столь же уверенно заявить, что обеспечиваю своему ребенку полезные переживания и стабильное будущее, все же наша с Дашей жизнь – это проект с открытым финалом – скорее сейчас, здесь, в настоящем я живу так, как мне хочется и с теми ценностями, которые для меня важны – и делюсь ими с моими детьми.

У меня не было и нет особого апломба по отношению к тому, что я делала и делаю для Даши. Просто живем вместе, рядом, и я стараюсь все время придерживать себя в своей восторженности по отношению к дочерям – цыплят ведь по осени считают, но мне этой осени трудно дождаться. Я считаю, что с девочками мне немыслимо повезло!

Мы ссоримся, дружим, сталкиваемся с противоречиями и решаем их по мере сил (и не всегда успешно). Более того, я очень благодарна судьбе за то, что Даша у нас появилась – мне сам процесс воспитания детей доставляет удовольствие. Воспитывать такого ребенка, как Даша – один сплошной интеллектуальный квест с непредсказуемыми поворотами, и даже в самые тяжелые моменты я думаю о том, где взять силы для восстановления, а не пропитываюсь сожалениями, что я сделала что-то не то, взяв Дашу, или негодованием по поводу того, что ребенок не ценит меня. Бывает, и не ценит. Вопит, возмущается, рявкает в ответ и хоть тресни.

Даша приехала, и наша семья в итоге стала еще более суматошной, веселой и непредсказуемой. Это принесло в нашу жизнь много света. И трудностей тоже – и они преодолимы.

Хочу добавить, что прием Даши в нашу семью должен был состояться и произошел не благодаря моим значительным возможностям, а скорее вопреки определенным ограничениям и с пониманием, как распорядиться скромными ресурсами – временными, материальными, организационными. У меня на данный момент обычный среднестатистический доход, не очень большая квартира, не слишком много желания включать в нашу жизнь различные службы поддержки, и я изначально не рассчитывала на нянь, друзей и бабушек-дедушек (хотя было так, что приходилось обращаться и к ним, и все помогали по мере сил). В моем распоряжении было немного времени для поездки за Дашей и не слишком большой отрезок времени для того, чтобы в период предполагаемой адаптации постоянно быть дома. Взять малыша или подростка, ребенка с более сложным прошлым или с более серьезным отставанием в развитии я объективно не могла. Поэтому в нашей жизни могла появиться и появилась именно такая девочка, как Даша – подросшая, сохранная, с посильными для меня диагнозами… и невероятно красивая, хочется добавить!

Каким-то чудесным образом так получилось, что девочка, одна из первых увиденных мной в базе данных, спустя немало времени стала моей дочерью – и решающим оказались не досконально просчитанные доводы «за и против», здесь скорее было много сомнений… а эмоциональное принятие, симпатия к ней и ощущение «своего» ребенка, то самое «ёкнуло».

Вот так и появилась у нас Даша.