Мы проходим комиссию в школу. И теперь нам надо пройти кучу врачей – понятливого и доброжелательного участкового педиатра я прошу оформить максимально полное обследование.

Вес Даши – восемнадцать килограммов, рост – сто шестнадцать сантиметров, возраст – семь лет девять месяцев.

Даша требует после каждого захода в кабинет врача сдавать кровь. Это временами напоминает одержимость. В какой-то момент мне приходится оттаскивать ее от кабинета, а она плачет так, что на нас оборачиваются, хотя в больнице уже ко всему привычные.

– Хочу сдать кровку!! Зачем сюда мы ходили, в больницу эту, если кровку мы не сдали! Пусть мне колбу дадут! Где мне колба? Я кровь хочу сдать!

 
****
 

Бабушка присылала Даше посылочки, и в посылочках обязательно журналы. Даша смотрит их подолгу, сама делает поделки из них, выполняет задания. И Лали приучила – Лали вскорости начала у своей бабушки спрашивать журналы и сидеть с кроссвордами, загадками, историями – часами.

 
****
 

На Лабиринте я заказываю таблицы Зайцева. Очень нужны нам таблицы по русскому языку, но их, к сожалению, нет. Таблицы по математике вешаем в коридоре. Сейчас уже мы все привыкли к ним, и потребность в них меньше, а первое время – это было очень захватывающе для детей – девочки подолгу стоят перед таблицами. Следят за изменением сумм и разностей, завороженно изучают счет, часто я говорю им, чтобы посмотрели ответ – бегут и находят, самим интересно. И мне нравится – часы, минуты – наглядно, сложение, вычитание – красиво и понятно, все представлено логично и не сложно.

 
****
 

Даша решает примеры и крутит спиннер. Решает, крутанет спиннер и решает дальше – один из нейропсихологов, с кем я позже консультируюсь, говорит:

– Пусть крутит, это не отвлекает, это даже полезно.

Ну, пусть крутит. Хотя выглядит странновато. Жук в муравейнике…

Еще у нас появляется батут. Мы отдаем Лаленину кровать, которая даже не чердак, а город, верой и правдой она служила ей два года, вмещая в себя книжный шкаф, шкаф для платьев, комод и собственно кроватку. За кровать, которая была сконструирована по моему проекту и являлась моей гордостью, нам и привозят погонять батут.

Тот же нейропсихолог, когда я рассказываю о том, что девочки готовы часами, без преувеличения, скакать на батуте, одобряет:

– Здорово. Пусть прыгают. Там такой важный момент невесомости получается… И еще есть несложный способ перераспределять внимание – прыгать и рассказывать стихи. Считалки говорить, петь, в ладоши хлопать…

И девочки прыгают на батуте – он стоял у нас больше полугода. Мы собирались убрать его осенью, но оставили почти на всю зиму – настолько он стал частью нашей жизни.

Это на время совсем превратило нашу жизнь в бесконечное прыгание и мельтешение. Когда я спрашиваю у девочек, не надоел ли батут, может, убрать его, они хором кричат:

– Не убираем! Не убираем!

Не убираем.

 
****
 

Уроки. Вот почему-то именно уроки даются сложно. И программа «Школа России» – проще некуда, и задания в большинстве своем кажутся мне понятными для почти восьмилетнего сохранного ребенка – нет, именно с уроками сложно. На продленке уроки не делают. Разрисовывают однообразные раскраски, шумят, галдят, утыкаются в смартфоны, делают графические диктанты, гуляют изредка, но уроки – нет. Не знаю, что за своеобразная система присмотра за детьми – но уже что есть. Соответственно – во второй половине дня – Даша, за работу. Ну и практически всегда – без толку оно, Даша уставшая. Играть, гулять, по любым дополнительным заданиям работать – с готовностью, а ненамного отличающиеся уроки в школьных тетрадях – нет, как будто отключается мозг.

Если я привожу Дашу с уроков на работу, тоже в результате не все ладно – и она отвлекается, и мне приходится уделять ей время урывками, и все скомканно проходит. Я не могу понять, как можно не понять, сколько будет четыре минус три, Даша не может понять, чему я так расстраиваюсь, и про четыре минус три она тоже понять не может – в большинстве случаев, если это школьные уроки. И все наши старания – через непонимание и напряжение. Совершенно бессмысленные ответы чередуются у нее с точными и быстрыми, и меня это совсем сбивает с толку.

Так наше завершение первого класса Дашей и барахлит, как мотор глохнет – рывками, надсадно и то с надеждой, то с усталостью.

Старшая и младшая.

– Мам. Как у медуз рождаются дети-медузята?

– Я не знаю.

– Но как! Ты же психолог?!

– Лаль, мы в магазин едем. Напоминай мне там, что нужно. А то я не запомню.

– Я счас список писать буду.

– Пиши только разборчиво, чтоб я поняла.

– Я нарисую.

– Ага…

– Рунами!

– О боги…

Рунами – зубную пасту, йогурт и молоко.

– Гадюка!

– Кто?

– Сапог!

– Это почему он гадюка?

– Не надевается!

– Мам, давай будем делать вирусы. Давай лепить?

– Давай.

– А ты знаешь, как делать вирусы? А то я скажу.

– Давай.

– Надо вылепить кружочки. А потом еще кругляшки и из них делать иголочки. А вот и вирусы! Будем лепить вирусы? Это интересно. Вот бери кружочек – лепи маленького вирусика… Да нет, углы, углы лепи, потом они цепляются углами за животик и там остаются.

– Это кто тебя учил?

– Да чо… Это в садике нас учили.

Песня.

– И жилИ они долго и счастливо,

И умерлИ в один день,

И чтоб им не было скучно,

Их похоронили в одном гробу!

Разглядывает не помню что:

– Это что сверху? А, это же непонятно что.

– Мама, а что быстрее сделать: мультфильм или кошелек?

– Мам, смотри динозавр какой – с шиповочками на спине и мелкостями!

Ла – это вечный драйв, шум, протест и взятие какой-нибудь Бастилии. Лали почти всегда что-нибудь напевает – у нее идеальный слух, и мне очень жаль, что рядом нет ни одной музыкальной школы или студии. Лали ходит с восьми месяцев и говорит предложениями с года. Лали стремительная, смешливая и ловкая. Ей удается все, за что она берется, а берется она за все подряд – рисует, сочиняет сказки, строит дома, лепит чудных глиняных и пластилиновых зверюшек, любит готовить несложные вкусности, хорошо ладит с маленькими детьми и неплохо для ее шести лет читает. Да, шести – от момента принятия решения о приемном ребенке до описываемого времени прошло полтора года.

Выглядит она очень смелой, настойчивой, и неуемной временами. Она – первая девочка, родившаяся в нашей семье за тридцать пять лет, и это сказывается: с ней носились бабушки, ее обожали тетушки, и даже не четверо двоюродных братьев и друзья (исключительно мальчишки) повлияли на Ла милитаристски, скорее она сама – сгусток энергии, далеко не всегда созидательной.

Когда Лали недовольна, это не может остаться незамеченным – она хмурит брови, фыркает, всячески выражает презрение к происходящему и требует свое. В то же время она очень нежное существо – переживает за любую попавшую в беду живую душу и спасает любую червячину, заползшую куда не надо. И вот такой Лали досталась в сестры такая девочка, как Даша.

Даша немного поверхностна, она удивительно спокойно, неторопливо и доброжелательно общается. И даже в моменты, когда она чем-то удивлена, расстроена или раздражена. Иногда не верится, что этот крошечный ребенок такие фразы и обороты знает.

Если просыпались сухарики или сладкая соломка на землю, то в истерике никто не бьется – Даша подумает, улыбнется, и махнет рукой:

– Голуби съедят.

Если в игре кто-то схватит ее вещь, она спокойно скажет:

– А, ты мой самокат взял? Поставь потом на место, пожалуйста, ладно?

Если при ней кого-то похвалят, она улыбается счастливее похваленного, и искренне любуется тем, как человеку приятно!

Если Даша покупает что-то на деньги, которые я ей даю, она обязательно предложит со мной поделиться. Она никогда не возьмет ничего, не спросив, можно ли. Она никогда ничего не делает напоказ – не считая моментов, когда она бесится и чудит, тогда она не уступает Лалене в сумасбродстве.

Такие дети редко бывают, правда. В ней как будто изначально настроен какой-то точный инструмент для улавливания сути происходящего, тональности событий и меры в них участия.

– Наташа же сказала – надо доедать, Лали?

– Лаль, кем ты будешь? Давай, ты сама выберешь? Вот хочешь, ты мама будешь по игре, и потом сердиться не будешь? Будь умницей!

– Наташа, я уже три печенья съела. Ты сказала, много не надо. Если я съем еще одно, будет это много? Я потом обед весь съем, правда!

А временами разговаривает, как сапожник.

– Наташ, это что ты такое покупаешь?

– Авокадо.

Морщит нос и разглядывает с подозрением.

– Чего с ним делают?

– Едят, в салат или так.

– Оййй, ё-маё…

Вечером съедает с неимоверным аппетитом, сначала как добавку к бутерброду с колбаской, потом, распробовав, ест так – по две-три штуки в день – пока завоз авокадо в нашем «Магните» не заканчивается.

Та же история (и в изумлении, и в выражениях) с болгарским перцем.

– Стопэ, стопэ, Лаль, это что ты ешь? Помидору?

– Перец.

– Вкусно?

– Вкусно.

Лалена с появлением Даши стала на время более раздражительной и легко расстраивающейся. Ей не было просто, и не просто до сих пор. Ей все время кажется, что я уделяю слишком много времени, сил, внимания Даше – и она беспрерывно протестует. Один из видов протеста – болезнь. Болела Лали всю весну, и летом – каждые, в среднем, три-четыре недели. И я весь мозг себе съела, что вооооот, привезла приемного ребееееенка, родная дочь болееееет…. Но уже привезла. И уже осенью, когда Лали пошла в школу, стало легче – до следующего лета болела она всего трижды. С новым странным ощущением – Лали болеет, и мало что можно с этим сделать, и отчасти это, возможно, связано с появлением Даши, мне было очень и очень непросто.

Вспомнив прочитанное на одной из конференций – делите приемных и родных сиблингов, а объединиться они и сами смогут, когда готовы будут – я делила время, которое мы проводили с девчонками: одна у нейропсихолога, со второй несем ноутбук в ремонт. Одна у бабушки, со второй гуляем. Одна со мной на работу, вторая с няней дома. Одна смотрит мультики, со второй сидим – разговариваем.

Постоянно, постоянно почему-то все спрашивают, глядя на Лали:

– Сколько вашей старшей?

– Старшая – это вот эта. А вот эта – она младшая, и ей шесть (теперь – семь).

– Ого. А вторая девочка?..

– А второй восемь.

– Такие разные… Одна – мама, вторая – папа?

До сих пор не знаю, как на это отвечать. Во-первых, они обе, на самом деле, немного в папу и немного в маму – одновременно, как это бывает. Во-вторых, скажи я, нынешняя мама, что Даша, вообще-то, тоже в маму, это будет просто нелепо выглядеть.

– Ну, да, наверное.

Какое-то время я сама прислушивалась и присматривалась – кто старший у нас в итоге, а кто младший. Очевидно и понятно не было. Даша и пришла в семью позже Лали, и внешне она меньше Лали – существенно. И Даша первые полгода – семь приблизительно месяцев вела себя очень по-детски и производила впечатление действительно более младшего ребенка. Она не знала, что ей делать, если я не занималась с ней чем-нибудь интересным, не могла объяснить никакое затруднение, ей было очень сложно что-то выбирать – если она не была в слезах и настойчивых требованиях чего-то определенного, то чаще всего говорила мне:

– Скажи, что мне выбрать? Я не знаю.

Все изменилось позже, когда она подросла и не просто стала выполнять все, о чем ее попросишь, но и начала лучше слышать себя.

Слышать себя – это прекрасно. К этому слышанию, правда, стремительно добавилась требовательность, – не менее лихая, чем у Лалёны. А может, у Лалёны и насмотрелась, ей-богу – я иногда замечаю, что Лали что-то отчаянно хочет «вот сейчас, немедленно, вынь да положь, срочно», и Даша, вроде бы просто тихо присутствовавшая рядом, через время, бывает, значительное, включается с той же песней, но уже на турборежиме. Причем изначально ей Лалины требования вроде ни к чему, и Лали уже забыла или получила, чего хотела, но вот же… Даша как будто насквозь пропиталась Лалиной потребностью, и эта чужая потребность, как вода из переполненной чашки, начинает литься через края. Какая-то способность прокрашиваться чужими эмоциями утрированная. Но мы справляемся, и это крен, надеюсь, временный – Даша все чаще ведет себя независимо и уверенно.

В конце концов как-то само собой сложилось, что младшая Лали – она и есть младшая. И так оно и непротиворечиво поправляются все желающие понять, кому из девочек сколько.

Младшая Лали оказалась слишком маленькой, чтобы спокойно пережить появление Даши. Всем знакомым она рассказывает, что у нее есть сестренка, что мы взяли девочку из детского дома. Она специально просила привести Дашу в сад, чтобы показать ее девочкам из группы. Она постоянно спрашивает:

– А Даше? – если я что-то покупаю ей самой. Она может встать рано-рано и громким шепотом спросить:

– Мам, Даше лекарство пора давать?

Но….. Она с большим трудом привыкала, что с нами живет теперь еще кто-то. Постоянно удивляется, если Даша что-то делает не так, как мы привыкли – с криком бежит ко мне, чтобы рассказать, что Даша на ее замечания не реагирует. Обращается с любым возникшим затруднением или вопросом по поводу Даши сначала ко мне. Очень устает от Дашиных криков, с трудом может играть со своими игрушками вместе с сестрой, в общем, на какое-то время суетливости и нервозности прибавилось. Мои слова про сестру – почти любые – Лали не слышит. Вернее, слышит – но объяснения, что Даше труднее нас, что у нас дома поселился новый человек, и все остальное у нас по-прежнему, а у Даши изменилась вся жизнь, что мы все привыкаем друг к другу, что Даша маленькая и внешне, и внутренне, но она растет, растет и вырастет, что мы обязательно побольше времени проведем вместе на выходных, пока Даша высыпается за всю неделю, помогают совсем ненадолго.

Я могу посидеть подольше с Лали и сделать ей массаж, пока Даша заснула – чаще всего Даша засыпает мгновенно, если уж ляжет, главное – уговорить лечь. Могу проводить с Лалёной побольше времени, забрав ее из сада или, позже, школы, пока Даша на продленке занимается с логопедом. Могу читать любимые сказки, сидеть с ней рядом, пока она в ванне, терпеливо держать ее немаленький для шести лет вес на коленях, ей ведь сейчас это так нужно… Всего этого мало.

Буквально через несколько минут после того, как младшая дочь наталкивается на мало-мальский конфликт интересов со старшей, все по-прежнему:

– Мама, пусть она замолчит! У меня уши болят, когда она ноет!

– Мама, она положила бассейн в сумку для физры. А ты сказала, что для всего своя сумка!

– Мама!!! Она опять надетое к ненадеванному сложила!

– Мама! Она берет мои карандаши! Она говорит, что это ее. А кажется, это мои!

– Мама, почему она опять говорит неправильно? Даша, «уже», а не «узе», сколько тебе повторять!!

– Мама, да я же не могу читать, когда она вопит!

– Даша! Тебе сказала мама, поздно уже гулять! Мы когда пришли?? Ты разденешься или нет?! Мама, сколько можно ей плакать, зачем ты ее утешаешь, в угол ее!

И еще миллион поводов раздражиться.

И очень усугубляет ситуацию то, что Даша вину чувствовать не умеет (это и неплохо). И извиняться не может, даже если откровенно натворила чего попало (тут сложнее).

Даше не свойственно соперничать или обижать детей. Она не суетлива – веселая и любопытная. Она очень дружелюбная, мне кажется, все плохое она просто не замечает и оно к ней и не липнет – как к Элизе из «Диких лебедей».

И вот эта девочка временами меняется до неузнаваемости.

Если что не по ней (к примеру, обнаружилось, что в бассейн завтра она пойдет один раз, а не два, как обычно), Даша начинает жутким гнусавым голосом завывать «Все плооохааааааааа…. Все скучнааааааааааа…. Все плохааааааааа….. Ну почему все тааааааак….»

И так по кругу неисчислимое количество раз. Может начать рычать. Может топать ногами – и в такт – «Все!!! Пло!!! Ха!!!»

– Что, Даша, «плохо»?

– Все, вообще все, весь мир плохой!!!

Даша вообще – сама противоречивость. Сводила меня с ума своими перепадами настроения. Мне не хватает слов, чтобы ее описать. Смелая, но робкая. Умная, но тугодум. Смешливая, но холодноватая ко всем, кроме меня и Лали. Временами невозмутимая, но вот бывает и… крикливая. И требовательная – до крайности. Очень тактичная, но иногда совсем не чувствующая ситуацию. Задумчивая, но деятельная. Домашняя совершенно, но технически подкованная на уровень впереди меня. Когда у меня появился распоследний какой-то айфон, все его возможности объясняла мне именно она.

У Даши очень интересная особенность – она неимоверно сильная физически, при всей своей утомляемости. Если она меня щекотит – это до боли. Если она висит на турнике, висит столько, что я устану ждать, а она висеть – нет. Отжиматься, тащить нужное тяжелое – без проблем. Но вот за руку крепко держаться – никак. И когда устанет – сразу тряпочкой. И крик до небес – даже повод не нужен.

Сейчас уже много проще – мне кажется, Даша просто повзрослела за этот год, а кричать – так и кричит, если что не по ней. Не спрашивайте меня, как это сочетается с нежным и деликатным ее характером. Не знаю. Как-то сочетается.

Зато как они с сестрой играют!

Больше всего их бесконечные разговоры похожи на журчание попугайчиков – смех, перегавкивание, упреки и уговоры вперемешку. И чирикают.

– Мама! Даша меня облизывает!

– Попробуй со мной сразиться! Птыщ-пах! Я все равно тебя заоблизываю!

– Иеке – кеээээээээ!!! Ики-киииииии!!!!

– Лали, хватит уже!

– Это петух! Он не может без голосования. Эке-кееэээ!!!!

– Вжих-вжих! Врррм-вррммммм! Зайцы летать научились!

– Лали, не надо моего зайчика за ушко. Он боится!

– Чего он боится, он с друзьями! Летают зайцы, летают!

– Да я сказала тебе, у него голова болит, когда его крутят!

– Даш, помой мне яблочко. Зеленое.

– Лаль, да ты и сама можешь.

– Я тебя съем, Дада. И не жди, что я тебя потом выплюну.

– «Динь-динь» – это «подожди», «дзынь-дзынь» – это «стой», «дынь» – это «бабах»!

– Я сделала самодельную куколку моей доченьке, а ты не хочешь сделать?

– Оооооооо! Какие у меня руки после лизунов! Пошла я их мыть!

– А у меняяааа какие руки! Я их счас третий раз помою. Наташа, скажи этому зомби, чтоб он меня не трогал, пусть сначала упокоится и помоет руки! Иди помой руки! Иди, иди, будь умничкой!

– Это целебные корешки. А «не корешки» – нецелебные, понимаешь, Даша? Весь остролист я забираю, тааак… вот сюда положу… вот у нас семечки… Так. Я пойду еще рецепт наберу, хорошо?