Глава 1. Жили-были мы и ты

Смысл жизни в том, на что она потрачена

– Мальчик! Сын! Наташааааа! Ты будешь такая мама для мальчика! Они такие нежные! Ты не представляешь, как они привязаны к мамам! Они обожают мам! И они очень трепетные! Это будет такой прелестный контраст с твоей Лалёной! А ей как здорово будет, ты только представь! Она сразу станет нежнее, ведь это такая прелесть – мальчики! Вот ты попробуй, и тебе обязательно понравится! Мальчик, только мальчик! – в один голос друзья.

Это все настолько убедительно, что я потратила еще неделю, только чтобы написать запрос в опеку и мне официально добавили «ребенка обоего пола» в заключении. На всякий случай.

Я, в удивлении, подруге Наташе:

– И что? Почему все говорят, что с мальчиком нам хорошо будет? И на ШПР то же самое: у вас девочка, надо мальчика. Я же девочку сразу думала, а тут – мальчик! А я вообще не представляю… это все равно как я хочу девочку, а мне говорят… ну, я не знаю… ну – «Слушай, деревья – это такая классная штука! возьми лучше дерево! тебе понравится»!

Подруга Наташа:

– Мальчики, они потрясающие. Они обожают мам, они трепетные и нежные. Но знаешь что, Наташа, бери девочку. А деревья будешь брать, когда у тебя свой сад появится.

Исчерпывающе.

Девочка.

Я получаю заключение о возможности принять ребенка первого июня – два года назад, в 2016 году. Дважды съездив через полстраны – и так и не забрав девочку, которая мне очень нравилась, я совершенно разбитая приезжаю домой. А в сентябре рассматриваю фотографии заново – и на меня невероятными глазами, полными света, смотрит Даша. Легкий, распахнутый взгляд, улыбка и ожидание. Я нахожу ее видеоанкету на «Измени одну жизнь». Разные дети, разные анкеты. Девочка, с которой я знакомилась – три тысячи просмотров. У Даши – двести… Чудесный ребенок, стихи читает. Строго смотрит в экран, серьезно и внимательно пишет что-то в тетрадке, собранная, грустная…. А на ранней съемке! Это же просто невыразимо прекрасная девочка! Сияет вся, крошечная, кругленькая, так мило отнекивается – видно, что ее уговаривают из-за стула выйти, а она прикрывает глазки и смеется, качает головой из стороны в сторону… и вот в итоге – двести просмотров.

Я смотрю в сияющие Дашины глаза и решаю звонить и узнавать. Лали прыгает перед экраном: «Вот эту, вот эту, мама, вот эту мы возьмем обязательно девочку!»

Я дозваниваюсь. Обозначились трудности со здоровьем и бабушка, которая навещает и собирается Дашу забирать. И я с какой-то тяжестью решила – ну нет, если еще и бабушка, и в семью ребенку не надо… как рвать по-живому и на чем-то настаивать? Я совершенно к этому не готова.

И ладно.

Уже спустя полгода, наверное, когда стало понятно, что с другими детьми по разным причинам как-то не складывается, я решила еще раз позвонить. Приятный молодой человек, подумав, сказал, что у бабушки Дашу забрать не получается и ребенку ищется семья.

Смотрю снова Дашины видеоролики – там, где она маленькая, сразу ощущение чего-то очень своего: милая круглая мордашка, коротенькие черные волосы. Даша улыбается так, что у меня замирает сердце.

Съемка, где повзрослевшая худенькая Даша, строгая, сухонькая, читает стихи, приводит меня в затруднение – у нас очень шумная и деятельная семья, понравится ли ребенку у нас? Не будем ли мы ей в тягость и изумление с нашим вечным раскардашем? Честно говоря, я очень боялась, что Даша не надумает к нам ехать – такой это сознательный и важный был ребенок, что от нее всего можно было ожидать. В конце концов я решаю, что мы такие, какие есть и на всяк пирожок есть своя тарелочка – едем.

Мы празднуем Лалин день рождения двенадцатого марта и выезжаем за Дашей на следующее утро. В сумке одежда, игрушки и книжки – и Лали в дорогу, потому что едем мы поездом, и подарки Даше.

Подъезжая к Иркутску, мы звоним Ольге Викторовне – директору центра, где находится Даша, и составляем план: если мы быстро успеваем к региональному оператору, то после обеда уже увидимся с Дашей.

В Иркутске солнечно и тепло, красиво и очень похоже на мою родную Башкирию. С деревьев свисают коричневые послезимние петушки – я их сто лет не видела. Иркутск большой, все далеко, мы едем на такси. Я настолько нервничаю, что замечаю происходящее как через пелену. Лали вертит головой во все стороны.

Региональный оператор выдает направление на знакомство с Дашей. Женщина, сидящая сбоку, посмотрев на нас с Лали, на то, как она играет с дочкой сотрудницы из соседнего кабинета, вдруг ни с того ни с сего сокрушенно говорит:

– Вы Дашу не заберете. Я ее видела. Она совершенно другая, не такая, как на видео. Вы же понимаете, их снимают так, что они все хорошие… и она совсем ведь на вас не похожа.

У меня падает сердце. Я уже видела ребенка, который вживую совершенно не похож на себя самого на видео… Я давлю внутри себя что-то тоскливое и безнадежное и понимаю, что приехали мы с дочерью, и она очень ждет встречи с «девочкой Дашей», и не заберем мы Дашу в одном случае – если только она сама категорически не захочет к нам.

– Заберем, – говорю я женщине, сидящей сбоку. Она пожимает плечами и склоняется над своими бумагами.

Мы приезжаем с дочерью в Центр помощи семье и детям. Здание выглядит как обычная многоэтажка. Сразу за ним – большой и красивый храм, в котором, как мы узнаем позже, крестили Дашу, и школа, в которой она учится в первом классе.

Солнце льется в окна, на первом этаже аквариум, к которому Лали прилипает носом, высокие сводчатые двери совершенно не напоминают казенное страшное учреждение, где содержатся дети. Мы ждем. Сначала директора, потом специалиста по социальной работе, потом врача. Разговариваем с ними, я слушаю грустную Дашину историю, диагнозы, которых уже не боюсь, в конце концов нам обещают привести Дашу и мы поднимаемся наверх.

Наверху, в отделении, где живут дети, еще больше солнца, тишина и одиночество. Даши нет очень долго. Мы вдвоем с Лали в кабинете, уже устали от ожидания. Лалёна проявила инициативу, сбегала куда-то узнать, что ж так долго, и приходит с объяснением, что Дашу готовят. Ну хорошо, ждем… И наконец мы слышим шаги и разговоры в коридоре. Мы с Лалёной прячемся за дверью, из-за двери выглядывает только собачка, которую подарила моя сестра будущей племяннице и Золушка-малышка – кукла в голубом платье.

Заходит Даша и игрушки тянутся к ней и машут ручками-лапками:

– Привет, Даша!

И Даша смеется от неожиданности и говорит хриплым, низким, гортанным голосом:

– Привет!

И переводит на меня бездонный взгляд. И все разом встает на свои места. И мое упавшее сердце тоже встает на свое обычное место. И если говорят, что любви к приемному ребенку с первой минуты не бывает… Бывает. И с первой секунды тоже.

– Привет, Даша! – говорю я, – мы к тебе… Мы за тобой приехали. Поедешь с нами? Будешь с нами жить?

– Да! – сразу кивает Даша.

Нас фотографируют вместе с девочками, я плачу, размахиваю руками и спрашиваю:

– Где что нужно подписать? Давайте я что-нибудь скорее подпишу…

Мне еще не верится, что, наконец, все так, как мне и хотелось. Уже вместе с Лали и Дашей мы делаем браслеты обеим девочкам – из разноцветных бусин.

Даша очень естественная на этой встрече – она отрицательно вертит головой, когда ее спрашивают, любит ли она школу, и добавляет тихо:

– Физкультуру только.

– Как тебе лучше меня звать? – разговариваем мы с ней позже, – мамой, наверное, непривычно, ведь ты маму хорошо помнишь? Давай пока – Наташей, а там – как проще будет.

Даша не против, и почти на год я становлюсь ей Наташей – то ли тетей, то ли старшей сестрой, то ли воспитателем.

От поездки у меня до сих пор осталось ощущение тепла, уважительности и внимания к нашему желанию – со стороны всех, с кем мы обсуждали решение забрать Дашу. Бесконечного изумления по поводу того, что обстоятельства могут складываться еще и так – я буду забирать приемного ребенка из рук бабушки и дяди… Бабушка, полная тезка Даши – Дарья Ивановна, приходит к директору на беседу со мной, чтобы познакомиться. Они очень похожи с Дашей – и прежде всего, манерой разговора – бабушка сдержанна и доброжелательна в целом, и неожиданно звонко смеется. Я рассказываю ей, что мы с Лалёной – обычная семья, и Даше можем обещать не золотые горы, но все наше внимание и бережность.

Сразу же после разговора с Дарьей Ивановной едем в опеку. Пока мы оформляем документы, Лали доходит до полного изнеможения. Она ползает на животе по кабинетам опеки, заглядывает из-под столов наверх к сотрудникам и хохочет, не в состоянии успокоиться. Ей начинают выдавать листочки и ручки, маркеры и степлеры, и в результате у нее в руках оказывается полноценная автобиография – стараниями сердобольных сотрудников опеки туда вписаны все родственники Ла, и даже «деда Шкаф» и «баба Чайник» – уже ее собственными усилиями. Нам обещают поскорее оформить документы – я очень прошу по возможности не затягивать оформление бумаг. Мы обедаем с Лали в Доме кино и, когда выходим оттуда, нам звонят, что постановление об опеке готово. Мы мчимся за постановлением и в аэропорт – за билетами. Билет на Дашу я покупаю по копии ее свидетельства о рождении, которую мне дали в опеке.

Можно выдохнуть. Я звоню директору детского дома сообщить о том, что, оказывается, мы можем забрать Дашу хоть сейчас. Но Даша с ночевкой у бабушки – прощается с семьей.

Что ж, есть немного времени. Едем в КомсоМолл, находим верхнюю одежду девочкам. Меня не остановить – я скупаю все, что вижу, подозреваю, что от стресса. С пакетами и сумками едем в гостиницу. Гостиница – «Добрый кот», тихое и красивое заведение, в котором мы переночуем с Дашей, когда заберем ее. Родные и знакомые требуют отчета – что и как, когда уже и каким транспортом… Всем пишем, что все нормально, а детали будут уже завтра. У меня нет «первой фотографии вместе» – остается только ждать фото от сотрудников, снимавших нашу встречу, и эти кадры нам позже прислали.

Мы забираем Дашу через день – с Дашей прощается не только семья, но и дедушка, который находится в доме престарелых. Дедушка не видит.

Год спустя Даша расскажет, что дедушка говорил ей:

– Не уезжай, если ты уедешь, я умру. У меня и так жизни мало осталось, сказали врачи, а тут еще и ты уезжаешь…

– Господи, доча, – пугаюсь я, – и как же ты поехала после этого?

Даша поднимает на меня спокойные взрослые глаза:

– Он просто очень не хотел, чтобы я уезжала.

…Рано утром девятнадцатого марта я иду в парикмахерскую в соседнем с гостиницей доме.

– Что делаем? – спрашивает мастер.

– Надо, чтобы красиво, – говорю я.

– О, у вас что-то важное намечается? – улыбается мастер, глядя на меня в зеркале.

Я, подумав, решаюсь:

– Да, важное. Мы забираем девочку, она в детском доме. Мы забираем ее в Сургут.