Глава 6. История Александры Вольф

Даня умудрился приготовить какао с маршмэллоу. Когда влюблен, то готов совершить любую глупость, и порой ему кажется, что ради Алексы он готов даже на убийство.

И вот сейчас она сидит на кровати, натянув на ладони длинные рукава свитера, и крепко держит кружку с какао. А сверху горкой громоздится белый зефир. Как жаль, что он не может сейчас запечатлеть ее на картине. Черные длинные волосы падают на плечи, задумчивый взгляд раскосых глаз направлен в окно. Но Даня запомнит этот момент до мелочей. А затем нарисует…

– Моя спальня находится рядом с комнатой отца. Раньше он делил ее с первой женой Лизой, которая умерла при родах тройняшек. Галина и Злата выжили, а вот Святослава – третья девочка – нет. Как и Лиза, – Алекса затихает.

Даня делает глоток какао, размякшее маршмэллоу облепляет ему губы, так что он с трудом их облизывает. Боится шелохнуться лишний раз. Боится спугнуть Алексу.

– Я думаю, он очень любил свою Лизоньку. Наверное, поэтому их брак с моей мамой не задался. Мама – сильная женщина, она построила дипломатическую карьеру в Москве и не смогла смириться с ролью второй жены. Поэтому, вскоре после моего рождения, они развелись.

– А ты осталась здесь? – вырывается у Дани. Он сердито прикусывает себе язык.

Алекса утыкается взглядом в кружку и неловко улыбается:

– Для мамы карьера была на первом месте. А уже потом я. Да и отец меня не отдал. Он очень любил своих детей, пусть и своеобразно, но, думаю, это была любовь. Когда я была маленькой, мама приезжала в Снежный, затем я подросла и стала проводить в Москве каждое лето, – она вздыхает. – Мама идеальна во всем. Мне очень хотелось быть похожей на нее. И, видимо, отец тоже этого хотел.

– Не так уж она и идеальна, – возражает Даня. – Во всяком случае, как мать.

Алекса улыбается:

– Возможно. Но это не убавляло моего стремления походить на нее. Но все впустую… – она прикрывает глаза. – Отец не желал ничего менять в своей спальне. Поэтому она единственная во всем доме осталась без ремонта. Старая мебель, старые окна. Мрак полнейший. А так как мы были соседями, то я первая услышала его крики.

Алекса поспешно пьет какао, а затем бесцеремонно вытирает губы рукавом. Но ей не скрыть слезинки, искрящиеся в глазах. Возможно, он смог бы передать этот блеск с помощью «белого перламутра».

– Я забежала в комнату, а там он… Совсем безумный. Кричит, ломает мебель. Знаешь, чем дольше я его слушала, тем сильнее казалось, что за ним и правда пришли призраки. Лизонька и Святослава. А потом он замер посреди спальни и уже через мгновение выбросился в окно, – она судорожно вздыхает. – В это время он должен был спать, а не… Дальше я плохо помню. Но эта сцена навсегда въелась в мозг. Он снится мне. И все кричит, пытается утащить за собой в окно.

– Ты пережила огромный стресс, – Даня хмурится. – То, что ты увидела… не каждый сможет вынести.

Алекса ставит недопитый какао на тумбочку и обхватывает колени:

– Его убили.

– Но почему ты думаешь, что это сделал кто-то из твоей семьи?

Она вскидывает на Даниила удивленный взгляд, запоздало пожимая плечами:

– Я так не думаю. Но… с другой стороны, у каждого из нас был мотив. К примеру, Арсений. Он старший в семье. Смерть отца позволила ему встать во главе бизнеса. Теперь он сам может принимать решения и ни с кем не советоваться. А Клим? Раздолбай, транжира страшный. Ты бы слышал их ссоры с отцом! А теперь ему никто не указ, через полгода Клим вступит в наследство и сможет жить себе в удовольствие, – фыркает Алекса. – Злата – та еще интриганка. Она никогда не скрывала, что ревновала папу ко мне. Ревность – огромная сила… Кто знает, как она повлияла на Злату? Насчет Гали не знаю. Добрее человека я не встречала, но… – Алекса тяжело вздыхает. – У. нее есть мечты, которые были несопоставимы с желаниями отца. И я…

– И ты? – спустя время подталкивает ее Даня.

– Про меня ты уже все знаешь, – отрезает она. – Я была пленницей в собственном доме. И, скорее всего, мой мотив – самый веский, – горестно шепчет Алекса и прячет заплаканное лицо в коленях.

Даня отставляет пустую кружку и садится рядом с Алексой. Он провел бы так целый день. Неделю, месяц. И если подумать, то все в его руках, но… Ладони неприятно потеют. Он и так уже злоупотребил своим даром. Осмелился на то, о чем раньше даже думать боялся. Заточить Алексу у себя дома, заставить ее сменить одну тюрьму на другую? Чтобы она возненавидела его? Ни за что!

– А что произошло вчера ночью? Почему ты сбежала в одной ночнушке и шубе? Босиком, – осторожно переводит тему Даниил.

– Вчера ночью я впервые осталась одна дома. Не знаю, так получилось. И он словно ждал этого, – хрипит Алекса.

– Кто?

От ее учащенного дыхания по коже бегут мурашки. От предвкушения, что сейчас ему станет известна тайна, которую она до него ни с кем не делила, Даня замер.

– Убийца. Я не знаю, кто его подослал. Но он пришел за мной. И убил бы, если бы я не сбежала, – Алекса застывает.

Различные эмоции на ее лице сменяют друг друга, и Даниил даже не успевает их считывать.

– Ч…что?! – вскакивает он на ноги. – Я д…думал, ты шутила, когда сказала это в первый раз. Но, если так, ты должна рассказать все полиции! Они ведь могут закрыть дело твоего отца, как самоубийство, но наличие убийцы все меняет. Значит, кто-то хочет убить всю вашу семью!

Алекса смотрит на Даню. Ужас читается в ее широко раскрытых глазах, на побледневшем лице. Нижняя губа подрагивает, и она с силой ее прикусывает. Господи, как хочется сжать ее в своих объятиях! Даня резко отворачивается, чтобы не видеть Алексу. Так проще.

– Я не могу. Я не доверяю следователям. И я не хочу, чтобы кто-то знал об этом. Полиция начнет рыть и спугнет убийцу. Либо наоборот забьет на расследование и, действительно, закроет дело, как самоубийство.

Даня вздрагивает, когда Алекса хватает его за руку, и снова поворачивается к ней.

– Пообещай мне, что пойдешь со мной? Я представлю тебя своим парнем. Скажу, что ты мой фанат, и на этой почве мы сошлись. Они поверят. Мой инстаграм никогда их не интересовал. Зато ты будешь рядом. И поможешь мне найти убийцу без полиции.

– Почему ты так уверена, что я смогу помочь?

Алекса отбрасывает его руку и неуклюже встает с постели. Прихрамывая, идет к картинам в углу комнаты и переворачивает их.

– Смотри! – она тычет в незавершенную картину, где девушка-беглянка ютится возле дома. – Это же я! И это твой дом. Сначала я не сообразила, но потом, когда до меня дошел смысл твоих слов, я поняла! Ведь ты нарисовал картину уже давно, а ночью все сбылось. А это значит… ты видишь будущее, – с придыханием завершает она пламенную речь.

Во рту пересыхает, и Даня невольно оседает на кровать. Нет. Не может быть. Нужно что-то придумать. Что-то ответить. Но что? Правду? Он протирает тыльной стороной ладони лоб и криво усмехается. Может быть, действительно, впервые в жизни сказать правду?

Глава 7. Правда, прикрытая вуалью

– Не знал, что ты веришь в мистику, – Даниил пытается перевести все в шутку.

Ну, давай же! Рассмейся! Но глаза Алексы сверкают ярким любопытством, от которого ладони потеют еще сильнее.

– Очень. Смотрела все серии «Битвы экстрасенсов», – серьезно произносит Алекса. – Увлекаюсь гаданием на картах Таро, – она еще раз смотрит на картину.

– По твоему инстаграму так и не скажешь. Там… одно творчество. Твои картины изумительны, – мечтательно вспоминает Даня.

Алекса ставит картину лицевой стороной к ним и возвращается на кровать. Забирается на нее с ногами и придвигается ближе к Даниилу:

– Мы идеально подходим друг к другу, – с придыханием шепчет она. – Пожалуйста, скажи, ты и правда видишь будущее?

Даня заглядывает в ее темные раскосые глаза. Голова кружится от терпкого запаха корицы. Она как никогда близко. Белая, атласная кожа. Даня почти не может сопротивляться. Почему бы не сказать то, что она хочет услышать? Если это позволит быть с ней дольше. Увидеть, где она живет. Познакомиться с ее семьей. Вся его жизнь – серая и однообразная – может в одночасье поменяться, если сейчас он скажет «да».

И Даня кивает. Это ведь не совсем ложь. Но и не совсем правда.

– Сложно назвать это предвидением. Но п… порой я вижу некий образ. Скорее, не вижу, а чувствую. И пока не выплесну на бумагу, не успокоюсь, – тихо произносит он. – Поэтому картина не закончена. Ведь это еще не случилось на тот момент, когда я ее рисовал.

– А потом это сбывается? – подначивает его Алекса.

– Наверное. Иногда да, иногда… Не знаю, – он подавляет в себе желание отодвинуться от Алексы. Слишком велико искушение притронуться.

– Много у тебя таких картин? Покажешь?

Даня отчаянно мотает головой. Жар бросается в лицо. Он никому никогда не рассказывал даже полуправды, а с ней они меньше суток, и он рассказал уже почти все.

– Я их храню в другом месте. Да их и немного, – уклончиво отвечает он. – Алекса, это мой секрет, о котором никто не должен знать. Если узнают, то… либо поверят, либо запрут в психушку. Я не хочу рисковать.

– Понимаю, – тихо произносит она. Ложится на спину и безучастно смотрит в потолок. – Знаешь, папы нет чуть больше недели. А я уже безумно скучаю. Хотя он часто бесил меня своими запретами и указами, но он был рядом. Почему люди устроены так по-дурацки, что начинают ценить, лишь потеряв? – она порывисто закрывает лицо ладонями и всхлипывает.

Даня сидит истуканом. Снова слезы. Может принести еще какао? Но она еще то не допила… Печенье? Шоколад?

Алекса громко вздыхает и вытирает слезы. Опять усаживается на кровати и натянуто улыбается:

– Расскажи мне про свою семью.

– Да что рассказывать, – он поднимается на ноги и нервно прохаживается по комнате. – Полгода назад родители продали наш семейный магазин кухонной утвари и отправились путешествовать. Так что этот Новый год я впервые встречу один.

– Вот так? Ни с того, ни сего? – удивляется Алекса.

Даня замирает возле окна. По дороге медленно ползет трактор-снегоуборщик, а снег все продолжает валить. Еще пару таких дней, и никакая техника не справится.

– Ну, они давно мечтали о путешествии, но никак не могли решиться. Мы регулярно созваниваемся по скайпу. Сейчас они гостят в Тайланде, а в феврале хотят отправиться во Вьетнам.

– Могли бы и тебя взять. Я мало путешествовала в жизни. Если не считать поездок в Москву. Отец боялся меня отпускать.

Даня истерически смеется:

– Н…нет, я сам не захотел. Впервые за долгие годы я свободен. Да и им хорошо. Моя мама, она, – он поворачивается к Алексе и на секунду запинается. – Она немного похожа на твоего отца. Глава семьи, очень сильная женщина. Всегда решала все за отца и… за меня, – он хмурится. – Мама говорит, что я – талантлив, но мне предстоит еще многому научиться, прежде чем стать настоящим художником, картины которого будут висеть в галереях.

Алекса задумчиво разглядывает свою одежду, которая принадлежала его матери:

– Кажется, я тебя понимаю. Прекрасно знаю это фразу: ты – хорошая девочка, но… И это «но», как зубная боль.

– Ну, Слава Богу, мне не говорили, что я – хорошая девочка, а то бы я этого не вынес, – смеется Даня, и Алекса задорно улыбается:

– Возможно, это и хорошо, – она забавно морщит нос. – Раз твои родные не в городе, они не станут возражать, если я украду тебя на пару дней.

– Тогда мне стоит взять отпуск на пару недель.

– А где ты работаешь?

Даня смущенно пожимает плечами: