Глава 4. Беспокойное беспокойство

Пятирублевая монета скрывается между пальцами, периодически выныривая на свет и снова исчезая. Она старая, потертая временем, замученная Арсением. Хотя до нее таких было еще три.

Арсений тревожно оглядывает спальню Лекси. Единственная ночь, когда они оставили сестру одну, обернулась ее исчезновением. Почему так совпало? Почему Злата с Галей работали в ателье допоздна? Почему Клим вчера пропадал у девушки? Почему Арсений остался на работе и провел ночь, уставившись в потолок кабинета, где раньше сидел отец? Словно злой рок подготовил все детали, чтобы Александра исчезла.

Монета еще раз мелькает в руке, и Арсений прячет ее в кармане брюк.

Постель заправлена. Мобильный лежит на тумбочке, и на экране периодически мелькают уведомления из инстаграма. При желании его можно взломать. Но… Скорее всего, она и правда сбежала. Как обычно.

Арсений садится на кровать и берет в руки дизайнерскую подушку, которую Галина со Златой подарили Лекси на день рождения. На ней пайетками вышита мультяшная японка в кимоно и надпись: «Шурочка».

Подушка хорошо вписывается в яркую спальню. Круглый ковер на полу пестрит всеми цветами радуги. Бирюзовые шторы, розовый шкаф. Если не знать Лекси, можно и правда решить, что в этой комнате живет художница. Арсений выпускает воздух сквозь стиснутые зубы.

Однако сейчас здесь пусто.

– Арс, ты тут? – в спальню заглядывает Клим.

Он одет в черные джинсы с прорезями на коленях и красный свитер. Красный не идет Клементию, но Злата уже устала ему об этом говорить. И теперь он постоянно носит этот цвет, хотя из-за этого выглядит намного бледнее. А темные круги под глазами за неделю только усугубились. Климу нужно к врачу. Скоро дойдет до того, что Арсений сам запишет его на прием.

– Ну-с, что решил? – он кивает на комнату Лекси и опирается плечом о косяк двери. Русые волосы растрепаны, видимо, он недавно встал.

– Ничего. Злата утверждает, что она сбежала.

– И с каких пор ты слушаешь Злату? Ее любовь к Лекси переходит все границы. Вплоть до ненависти, – Клим подходит к Арсению и падает на кровать. – Черт, никак не проснуться, – он широко зевает.

– Я и не слушаю. Но ты сам знаешь, как часто Лекси сбегала. В полиции меня уже засмеют. Так что лучше подождать пару дней. Раз телефон здесь, значит, объявится. Просто… – он замолкает и снова достает монету из кармана брюк.

– Договаривай.

– Прошло чуть больше недели, как нет отца. Неужели она не могла подождать хотя бы до следующего года, прежде чем снова взяться за старое? – надо дышать ровнее. Вдох, выдох. Но монета в руках все равно дрожит. – Сначала я подумал так. Но затем нашел в этом неувязку. Не верю, что Лекси могла исчезнуть и повести себя настолько безответственно. Она любила отца, он погиб у нее на глазах. Это слишком большой стресс. Нужно было отвести ее к психологу.

– Арс, ты не можешь кудахтать над нами, как наседка, до самой старости. Лекси – взрослая девчонка. И поверь мне, я более чем уверен, что она сбежала и сейчас сидит у одной из своих подписчиц. Возможно, ей кажется, что теперь она никому не нужна в нашей семье.

– Именно это останавливает меня от похода в полицию, – Арсений на секунду зажмуривается, но перед глазами продолжает светиться лицо Александры. – Но беспокойство никуда не уходит. Я не знаю, что делать дальше…

– Перестать волноваться, – Клим хлопает его по плечу. – Я ведь знаю тебя. Вот ты сидишь весь такой, одетый с иголочки, в дорогом костюме, твои блондинистые волосы зализаны гелем. И взгляд у тебя отцовский, суровый. Будь они голубые, а не серые, то вообще не отличить.

– И что?

– И то, Арс. Твоя видимая сдержанность меня не обманет. Я знаю, что внутри, – он стучит кулаком по его спине, – ты мечтаешь о другой жизни. Вне этого города. Вне семейного бизнеса. И смерть отца – отличный шанс…

– Заткнись! – обрубает его Арсений и встает. Смотрит на замершего от неожиданности Клима сверху вниз. – Есть вещи, которые не стоит произносить вслух и даже думать о них.

– Просто у тебя смелости не хватает, – Клим морщится. – Я словно с отцом поговорил. Ладно. Забудь. Не будем ссориться. Это последнее, чем сейчас стоит заниматься. Что с расследованием? Злата нащебетала, что у нас сменился следователь.

Арсений вздыхает и проводит ладонью по гладко уложенным волосам:

– Порой я забываю, что если Злата о чем-то узнает, об этом становится известно всему миру. Да, руководитель следственного органа передал дело некой Виктории Гончаровой. Аргументируют загруженностью предыдущего следователя. Причем они передали дело буквально через пару дней после первого опроса свидетелей и даже не поставили меня в известность. Я сначала разозлился, а потом отпустило, – он пожимает плечами.

– В конце концов, это ведь самоубийство, – Клим прячет лицо в ладонях. – Тут нечего расследовать.

– Ты сам веришь в это?

Арсений сжимает монету. Иногда хочется разломать ее пополам, но не хватает сил. Всегда не хватает сил.

– А ты нет? Или тебе больше по душе дурацкая версия Златы?

– Какая именно? Та, в которой убийца – Лекси? Или таинственная любовница отца?

Клим озадаченно молчит:

– О последней идее я не слышал.

– Мозг Златы способен выдавать по сто различных вариантов за пять минут. Порой мне кажется, что ей следовало стать писательницей, а не дизайнером одежды, – усмехается Арсений. – В любом случае, одна версия бредовей другой, но и в самоубийство мне верится с трудом. Если честно, я уже не знаю, где правда. Без отца… – он выдыхает, – оказалось труднее, чем я думал.

– Мы справимся, – Клим встает с кровати и сжимает его плечо.

Сейчас он выглядит еще бледнее, чем раньше. Цвет кожи скорее граничит с серостью. Может, стоит пригласить врача на дом? Клима точно не затащить в больницу.

– Главное, чтобы Лекси вернулась. Я не прощу себе, если с ней что-то случится.

– Не случится, – Клим улыбается, но слишком тускло. – Мы не позволим.

***

Длинный рыжий локон безжалостно сдавливает палец. Но Виктория только сильнее наматывает волосы, боль заставляет ее чувствовать себя живой. На заваленном бумагами столе лежит раскрытая папка. К ее углу прикреплены две фотографии Леонида Вольфа – живого и мертвого. Последняя заставляет Викторию слегка поморщиться. На обледенелой брусчатке распростерто тело крупного мужчины, вокруг головы растекается лужа крови.

Вот как закончил свой век один из влиятельнейших бизнесменов их города. Владелец сети гостиниц горнолыжного курорта «Летящая птица». Курорта, благодаря которому их маленький городок Снежный будет существовать еще очень долго. Только вот уже без Леонида Вольфа.

Виктория выпускает закрутившийся локон и потирает ладонями лицо. И ради того, чтобы получить это дело, пришлось сходить на свидание с начальником, которого она на дух не переносит? Она, видимо, спятила.

– Вон! – шипит самой себе, выгоняя из головы отвратительные воспоминания.

Она добилась, чего хотела. Это главное.

Виктория пролистывает дело: протоколы опросов свидетелей, заключение экспертизы на наркотики, которое несколько дней назад принесли из лаборатории. Очень любопытно.

Младшая дочь Вольфа – Александра – утверждает, что перед тем, как выброситься в окно, Леонид кричал, что за ним пришла Лизонька и Святослава. Елизавета – его первая жена, умершая при родах тройняшек: Златы, Галины и Святославы. Последняя появилась на свет мертворожденной.

Но никакой мистики. Абсолютно.

По результатам экспертизы ускорения тела не установлено, значит, его никто не толкал, и Александра говорит правду. Вольф выпрыгнул в окно сам. И умер от остановки сердца, а не от того, что сломал шею. Это точно не было самоубийством.

Виктория внимательно просматривает содержимое папки до конца, а затем откидывается на спинку крутящегося кресла. Что ж, кажется, настало время навестить семью Вольфов.

При мысли, что она на пути к цели, возникает чувство нереальности происходящего.

Глава 5. Смерть – это избавление

– Кажется, твоя мама… выше меня, – Алекса стоит посреди кровати на коленях.

Красный свитер с оленями свисает до середины бедер, а синие джинсы, которые на маме почему-то сидели в обтяжку, на Александре держатся только благодаря кожаному ремню.

– Выглядит…. славно, – замявшись, произносит Даня.

– Если мои подписчики увидят меня в таком наряде, сразу отпишутся.

– Да ладно, вы же мило смотритесь…

– Вы? – с нажимом уточняет Алекса.

Даниил смущенно улыбается:

– Ты.

По настоянию Александры, он раскрыл шторы, и теперь за окном красуется длинная заснеженная дорога, ведущая вниз по склону к центру города. Дом больше не напоминает крепость, но у Дани постоянно потеют ладони. Если Алекса узнает, что она очутилась на его пороге, потому что он так захотел… Ох, если она узнает! Что же он наделал?

Александра сидит по-турецки и осторожно разматывает бинт на правой ноге:

– Выглядит не так плохо.

Ступни красные, но уже не так сильно воспалены, как ночью. Она разбинтовывает вторую ногу и блаженно вздыхает:

– Думаю, завтра я опять буду красоткой. И мы отправимся к моей семье, – последнее предложение Алекса шепчет.

Даня медленно проходит в спальню и садится на край кровати:

– Мы?

Александра вздрагивает и переводит на него затуманенный взор, как будто и вовсе забыла, что он находится рядом:

–Да, – ее глаза оживают. Пальцами безуспешно она пытается расчесать спутавшиеся волосы. – Я знаю, что совсем наглею, но кроме тебя я больше никому не могу доверять.

Даня нервно выдыхает. От ее умоляющего взгляда ноет желудок. Он растерянно открывает ящик тумбочки и достает оттуда расческу:

– Вот, пожалуйста.

– Так что ты скажешь? – Алекса на автомате берет мужской гребень.

– Что ты хочешь услышать? Я… я не совсем понимаю, за…зачем я тебе н…нужен.

Чертово заикание! Вдох, выдох, вдох. Нужно успокоиться, но стоит взглянуть на Александру, как пульс ускоряется и нервы звенят.

– Тихо, тихо, – она расчесывает длинные волосы, которые переливаются на свету всеми оттенками темного. Черное золото. Даня зачарованно смотрит на них и не сразу понимает, что Алекса на коленях подползла к нему и мягко гладит по спине. – Не нервничай. Мой одноклассник тоже заикался, когда начинал нервничать.

– Я редко заикаюсь, – Даня с шумом втягивает воздух, снова улавливая знакомый запах корицы. – Только когда общаюсь с незнакомыми девушками.

– А с знакомыми нормально разговариваешь? – хитрит Алекса, заставляя его кивнуть. – И много у тебя знакомых девушек?

– Теперь две, – ухмыляется он.

– Станешь моим другом? – она перепрыгивает с одной темы на другую и наклоняет голову на бок, заискивающе заглядывая ему в глаза.

Даня оглушено кивает. Лучше молчать, иначе снова будет позорно заикаться. Рядом с Александрой невозможно оставаться спокойным. Все, что она делает и говорит – не укладывается у него в голове. Прошло дней десять со смерти отца Алексы, но порой она словно забывает об этом и заливисто смеется, чтобы через минуту разрыдаться.

– И все-таки ты должна позвонить родным, – выдавливает из себя Даниил. – Они наверняка тебя ищут.

Алекса только отмахивается и обхватывает колени. Нахмурившись, смотрит в окно, за которым бушует метель. Снег залепляет стекло, будто маленькие его крупинки пытаются пробиться в дом. Даня подавляет вздох. Обстановка идеальна, она так и просится на холст.

– Александра?

– Зови меня Алексой, мне так больше нравится.

Он знает. Он читал ее блог каждый день.

– В семье почти все называет меня Лекси, ну, кроме Гали. Она – добрая душа, и зовет меня Сашей. Как и отец, – голос Алексы хрипит, – звал. Часто говорил: Сашенька… – Алекса переводит дыхание. – Не переживай, они не станут меня искать. Дня два-три форы точно есть. – Она вытягивается на кровати, демонстрируя широкую улыбку.

– Как это? После того, что случилось, они не будут тебя искать?

– Я раньше часто сбегала из дома. Конечно, потом мне влетало по первое число, но обычно оно того стоило, – Алекса сдвигается к краю кровати и закидывает руки за голову. – Ложись рядом, а то сидишь, как бедный родственник.

Очередная смена темы сбивает Даню, и он вздрагивает от ее предложения:

– Л… лечь рядом?

– Да, – Алекса вскидывает бровь. – Просто лечь, Даня. Я вижу по глазам, что ты уже нарисовал продолжение, но давай не будем торопить события, – она томно улыбается.

– Что?! – щеки обжигает от смущения. – Д…да я бы… никогда! Это же… – не хватает слов и кислорода. Но после фразы Алексы навязчивые мысли шепчут: интересно, каковы на вкус ее губы? А что почувствуешь, если коснешься волос? Кожи…

– Успокойся, – смеется Алекса. – Я пошутила. Ложись, и я расскажу почему сбегала из дома.

Даня поджимает губы и молча ложится на самый край кровати, рискуя свалиться. Между ними пропасть, но по неизвестным причинам у него обострены все чувства. Запах корицы становится удушающе-сладким, а дыхание Алексы – запредельно громким.

– Я из тех детей, которые любят доказывать родителям свою независимость. В первый раз я сбежала лет в четырнадцать. Отец тогда поднял на уши всю полицию, и к полуночи я была уже дома. А ведь мне всего лишь хотелось пожить пару дней у подруги… С тех пор мы не общаемся. – Алекса буравит потолок отсутствующим взглядом. – Потом были десятки неудавшихся попыток, прежде чем отец сдался. Даже в Москву к маме сбегала. Так что семья не станет меня искать. Они подумают, что у меня очередной бзик, к тому же после смерти отца, – она фыркает. – В последний раз я убегала примерно месяц назад. Жила у подписчицы почти неделю.

– Зачем ты это делаешь? – Даня зачарованно смотрит на сваленные в углу спальни картины, развернутые холстом к стене. Надо унести их отсюда.

Алекса пожимает плечами: