– Не надо. – Мне до сих пор становилось стыдно, когда Антон рассказывал всем истины мироздания, особенно, будучи пьяным, хотя подобные ситуации повторялись с завидной регулярностью, и мне давно стоило привыкнуть. Или, наконец, решиться и сбежать ко всем чертям.

– Что, не надо? А жрать говно надо? Вот попробуй, как мне бургер переделали! – Он протянул мне вторую вариацию ужина. Как всегда, персонал ресторана готов был сделать что угодно, лишь бы Антон не разнес их заведение.

– Нет, спасибо, – я отстранилась, насколько позволяло плотно придвинутое к столу кресло.

– Ну и ладно, мне же больше достанется!

– Ну и подавись, – вырвалось у меня против моей же воли. Оставалось только понадеяться, что Антон не услышит, иначе лекция о поведении на весь вечер была бы обеспечена. Забавно, что меня даже родители столько не отчитывали за всю жизнь, сколько муж за два года брака. Хотя, скорее уж грустно.

На моих глазах Антон сначала покраснел, судорожно и шумно хватая ртом воздух, потом начал синеть и хрипеть, размахивая руками. Глаза вылезали из орбит, а белки наливались кровью, совсем как в моменты, когда он орал. Сначала я не поняла причины этого представления, и только через минуту догадалась, что муж задыхается. Противоречивые и не слишком приятные мысли боролись в моей голове – я ничем не могу помочь, не умею оказывать первую помощь, как нелепо я останусь вдовой. Но здравый смысл и человечность взяли верх – подлетел официант вместе с охранником; они перевернули сто килограмм почти бездыханного человека и ударом по спине выбили из дыхательных путей крупную неперекрученную кость. Антон начал приходить в себя, шумно вдыхая и вращая глазами по сторонам. Я сидела рядом, не прикасалась, но жалела. Жалела, что ему пришлось такое пережить. Жалела, что я при этом присутствовала. Хотела бы сказать, что жалела, что он жив. Но нет. Как бы ни было мне тяжело сосуществовать с ним рядом, пожелать смерти даже самому ужасному человеку я бы не решилась. Только очередное совпадение моих сказанных между делом слов и реальности наталкивало меня на странные мысли.

Наконец-то этот день подходил к концу. Насыщенный странными событиями и людьми. Совсем сбившийся с изначального плана. Снова рядом с человеком, которого я бы предпочла никогда не видеть, но никак не решалась сбежать. Что же еще должно произойти, чтобы я набралась смелости?

Я любила вечер, но ненавидела засыпать – ночью меня опять ждал кошмар, мой персональный ад; он повторялся из раза в раз, снова и снова заставляя переживать жгучую боль. И я никак не могла понять, что мне нужно сделать, чтобы сны наконец прекратились. Я лежала в темной комнате, идеально убранной, ни пылинки не осталось в этом бесцветном пространстве, с плотно занавешенными шторами, и перебирала в голове итоги дня. Дважды я чуть было не угробила собственного мужа; конечно, это просто совпадения, но уже не первый раз я замечала, как в порыве злости мои мысли тут же сбывались. Скорее всего, мне это просто казалось, а Вселенная так шутила, подкидывая ситуации из моего подсознания.

Может, до того, как мы поубиваем друг друга, стоит просто разойтись. Неужели один неприятный разговор страшнее, чем каждый день в страхе и скандалах? За что я себя настолько не люблю, что позволяю так к себе относиться?

Да, я заметила не сразу. Пожалуй, только я и не замечала. Антон был жестоким и деспотичным преподавателем, студенты за глаза над ним издевались, а на его лекциях предпочитали замирать, чтобы на них не обрушился гнев, сравнимый по разрушениям с тайфуном. На меня же Антон Викторович никогда не орал и вообще выделял из общей массы. Иногда рассказывал истории из собственного студенчества, после пары следуя в том же направлении, что и я, чем ужасно раздражал Маринку, которая не пользовалась его благосклонностью. Пару раз помогал мне с протестующими гаджетами, в которых он отлично разбирался, да и вообще производил впечатление обходительного и воспитанного человека. А студенты? Ну что студенты, он – умный, взрослый, а они – глуповатые и ленивые; они заслужили злость в свой адрес! У Антона была девушка, как-то раз он даже меня с ней познакомил на очередном общекафедральном слете. Я никогда не рассматривала своего будущего мужа как мужчину, более того, он казался мне отталкивающим, и все же – я почувствовала укол ревности, своими глазами увидев, что он обходительно ведет себя с кем-то еще. Одно для меня в тот момент оставалось загадкой – его девушка, окутанная заботой и вниманием, шарахнулась в сторону, когда Антон попытался приобнять ее за плечи. Ну как так можно?

Вскоре после нашего знакомства девушка от него ушла, тогда Антон Викторович незамедлительно сообщил мне об этом смской, чем поверг меня в ступор – ну причем тут я и его расставание? Очень скоро я поняла – он начал приглашать меня присоединиться на обеде, провожал на пары, и, когда я наконец сдала ему злополучный зачет, пригласил на свидание.

Его друзья часто смеялись, что отказаться от свидания с преподом – это самоубийство, и я согласилась из страха. Мне было смешно, пока я не поняла, насколько они были правы.

Антон звал меня в рестораны, чего никогда не делали сверстники, говорил комплименты и дарил цветы без повода. Очень быстро он предложил вместе снимать квартиру, но к тому времени я как раз обзавелась наследством, и Антон изъявил желание делать ремонт. Тогда мне показалось странным его скрупулезное конспектирование в ежедневнике каждого шага ремонта и чрезмерно тщательное наведение чистоты, но я списала это на желание побыстрее оборудовать для нас комфортное жилье.

Я действительно многого не замечала. Того, что видели остальные, пытаясь предостеречь меня от катастрофической ошибки. Так, я не заметила, что постоянно боялась не соответствовать умному кандидату наук, кичившемуся своей научной карьерой. Не заметила, как начала угождать и подбирать слова, чтобы он не тыкал меня носом в то, что, по его мнению, не соответствовало его статусу. Я сменила гардероб на бесцветный, перестала общаться с подругами, а вырвавшись на часок, испытывала жгучее чувство вины. Как бы ни старалась, я все равно оставалась плохой, неидеальной, неряшливой. Плохо готовила, поздно вставала, иногда опаздывала, не сообщала о своих планах за две недели, чтобы он внес в ежедневник, поддавалась сиюминутным желаниям… Одним словом – не соответствовала. А что самое ужасное, искренне в это верила.

Когда первый раз я получила пощечину за слишком короткую юбку, то впервые позволила себе обидеться. За это вечером Антон вручил мне букет цветов, и, конечно, я простила раскаявшегося на тот момент жениха. Дальше схема работала безотказно – претензия, скандал, обида, подарок. Я долгое время следовала выверенной системе Антона, закапывая себя все глубже в пучину бесправия и страха. В силу возраста, неопытности и неискушенности я просто не понимала, что это ненормально и извращенно. Антон получал истинное удовольствие от унижения других людей, в особенности – меня, а на публике продолжал быть обходительным и галантным кавалером. Тогда-то я и начала понимать, отчего так странно вела себя его бывшая девушка.

Не знаю, испытывала ли я к нему что-то, кроме уважения и подобострастного восхищения, но в какой-то момент, который я и сама не смогла отследить, эти чувства испарились. Я обнаружила себя, неглупую и достаточно привлекательную девушку, с тряпкой в руках, судорожно оттирающую каплю кофе от идеально бежевого пола, пока ее не заметил Антон. При этом испытывала животный страх, словно он сотрет меня в порошок, стоит мне оступиться. Почти так оно и было.

Я осознала свою беспомощность и угнетенность, отсутствие друзей и связи с родными, и огромный-огромный страх, который темным саваном охватывал километры вокруг меня, не давая вздохнуть. Я начала понемногу возрождаться из пепла – возобновила отношения с Маринкой, стала навещать родных, гулять с одногруппниками. Конечно, Антон раздражался в разы сильнее, но мне было все равно. Я не чувствовала вины – это стало моим самым огромным шагом вперед. И начала многое делать назло, огрызаться и отвечать на крики криками. Можно было бы сказать, что я достигла прогресса – Антон стал побаиваться, что я могу уйти, хоть и не верил в это всерьез, и иногда из последних сил сдерживал огненный шар гнева, не давая ему вырваться наружу. Но мне уже было не нужно. Я воскресала к новой жизни, только вот подать на развод и даже завести разговор об этом никак не решалась.

Раз за разом прокручивая в голове безрадостную картину последних лет жизни вместо подсчета овец, я все же поддалась сонливости. Последним промелькнувшим в голове образом перед тем, как я забылась сном, отодвинувшись от мужа на самый край кровать и чуть не падая, было узкое лицо в обрамлении длинных темных волос и горящие безумием глаза.