Интересно также отношение к бобинскому процессу русского населения этого района. Как явствует из документов, русский народ этого края с уважением относился к «бобинскому университету» (они так его и называли). Газета же «Камско-Волжская речь» писала в № 114 от 1912 года, что бобинские обвиняются, «как известно, в так называемой «панисламистской» пропаганде, о которой трубила года два-три тому назад черносотенная печать».

Председатель Сарапульской земской управы Тюнин, член училищного совета Смагин, инспектор городских училищ Ананьин и другие русские всячески поддерживали инициативу бобинских преподавателей в области обновления школьных программ. Кто же эти люди? Бездушные царские чиновники и махровые шовинисты? Тогда они бы находились в одной шеренге с противниками бобинских – вместе с газетой «Казанский телеграф», Ишми-ишаном, жандармским ротмистром Будагоским, который с величайшим удовольствием загорелся желанием уничтожить «панисламизм» в своём районе. Но если это демократически настроенная интеллигенция, то и они могли поддержать бобинцев только в случае отсутствия в этой школе панисламистского направления.

Несколько слов о так называемом сборе денег в бобинской школе для оказания помощи турецкому флоту, который так хотели доказать жандармы и черносотенцы. Несмотря на огромный труд жандармской машины, на горы свидетельских показаний, окружному суду не удаётся доказать существование пантюркистской организации в бобинской школе. Мало того, в процессе следствия обнаруживается, что никакого сбора денег среди татар на усиление турецкого флота не было. А ведь сколько людей в Казанском крае было брошено в тюрьмы, ссылку за «сбор денег» в пользу султанского флота! Нами обнаружены документы следующего содержания: в начале 1910 года турецкий шейхульислам (по-нашему – муфтий) обратился ко всем мусульманам с фетвой об оказании помощи сбором денег для усиления турецкого военного флота. Министр внутренних дел русского правительства своей телеграммой от 15 марта 1910 года в Духовное управление мусульман предупредил муфтия о категорическом запрещении таких сборов. Муфтий же, в свою очередь, циркулярно предупредил всех имамов об указании министра и заодно о содержании фетвы. После этого получилась обратная реакция: среди прихожан распространились слухи о помощи турецкому флоту, и этим воспользовались кадимисты. Отныне всякий сбор в организациях «Җәмгыяте хәйрия» квалифицировался как помощь турецкому флоту, и начались массовые аресты. Такое обвинение хотели предъявить также и бобинским.

На отсутствие идей панисламизма и пантюркизма в бобинской школе указали или, вернее, не могли подтвердить фактами существование панисламизма даже Ишми-ишан, Юнусов, Ишмуратов, Тимкин и др. Между прочим, на вопрос судебного следователя по особо важным делам «Собирались ли бобинские объединить татар под турецкий флаг?» даже Ишми-ишан ответил отрицательно.

У нас иногда любят одним росчерком пера уничтожить значение высказывания кадета С. Максудова об отсутствии панисламизма среди татар. С. Максуди – депутат Государственной Думы, кадет, враг советской республики. Допустим, для чего-то ему было необходимо отрицать существование панисламизма. Но возьмём другого депутата Государственной Думы, крупного адвоката В. Маклакова, члена ЦК кадетской партии, не министра внутренних дел Н. А. Маклакова, с которым перепутал один из моих рецензентов (зачёркнуто: Р. Гайнанов), а того самого, которого Ленин назвал «наиправейшим из кадетов» (т. 17, стр. 99).

Так вот этот самый Маклаков, который не раз пытался спасти монархию от позора, выступая в качестве адвоката Бейлиса, в процессе Тагиева и т. д., взялся за защиту бобинских преподавателей. И когда Маклаков после оглашения приговора был встречен группой корреспондентов, он авторитетно заявил, что мнение правых газет о том, что бобинские – панисламисты, он считает провокацией. И что он вообще не верит в существование у мусульман России идеи панисламизма. Это его заявление опубликовано в печати. Это заявил член ЦК кадетской партии, депутат 2, 3, 4-й Думы, который однажды говорил, что он более монархист, чем сам Столыпин. Так почему же он взялся за защиту бобинцев и не дал суду возможность воспользоваться случаем разгромить их, если они на самом деле были панисламистами?

Итак, кто же обвиняет бобинских в распространении пантюркизма? Нами пока обнаружены два документа из десяти томов переписки по делу бобинских. Вот показание Ахметфаиза Даутова – преподавателя бобинской школы. Протокол допроса от 5/V 1911 года. Отвечает: «Бобинские – новометодисты. Это наилегчайший путь для обучения грамоте. Был гектограф у шакирдов, на нём печатались антиправительственные песни и пр., на турецкий флот денег не собирали». Показание от 8 мая того же года. «Бобинские – пантюркисты. Они мечтают о создании тюркского государства под флагом Турции». Товарищ прокурора Сущевич напоминает ему об ответственности за дачу ложных показаний, напоминает его же ответы трёхдневной давности совершенно другого характера. Но Даутов ставит судьбу бобинских под угрозу. Затем тот же Даутов переходит на работу в жандармское управление и в нарочито искажённой форме переводит на русский язык документы, изъятые у бобинских. Другой свидетель – Мирсаит Юнусов, учитель той же школы – примкнул к нему, также стал работать в жандармерии. Итак, из обвиняемых они перешли в обвинителей. Когда же помощник начальника жандармского управления по Сарапульскому уезду запросил информацию на Юнусова, уездный исправник составил довольно интересный документ. «Юнусов, – пишет он, – пользуется дурной репутацией. Он дебошир и пьяница. Угрожает всем, заявляет, что он тайный агент жандармерии и на этой почве занимается вымогательством денег, стреляет из оружия. Револьвер ему подарил сам ротмистр Будагоский. Когда же в пьяном виде он был доставлен в полицейский участок, в его кармане были найдены фотографии голых женщин». Вот этот-то тип и утверждал, что бобинские – пантюркисты! Вот на кого делала ставку жандармерия!

Можно привести ещё один пример. В поисках идей пантюркизма жандармерия дошла до крайней глупости. Читаем протокол допроса. Ученик Бобинской школы Хасан Ибрагимов. Вопрос: «Являются ли бобинские пантюркистами? Собирали ли они деньги на турецкий флот?» Ответ: «Да, они четыре четверга собирали деньги для отправки в Турцию». Свидетелю… 12 лет. Можно представить деревенского мальчишку, который дрожащей рукой подписал страшный приговор татарской нации. А следующий документ подтверждает, что сборы производились не для флота, а для оказания помощи учащемуся Бобинской школы, который поехал продолжать учёбу в греческий город Салоники, находящийся тогда под властью Турции.

Но одно удалось доказать суду: всё-таки на портрете царя, висевшем в Бобинской школе, рот у Николая II был вырван. Бобинцам в конечном счёте предъявили обвинение по статьям 103 и 132 Высочайше утверждённого 22 марта 1903 года Уголовного уложения. За осквернение портретов императора и императрицы предусматривалась каторга не более 8 лет. Нельзя отказать Николаю Романову в проницательности: его подозрение подтвердилось в небольшой татарской деревне неизвестным шакирдом.

Абдулле Бобинскому отдельно было предъявлено обвинение по 132-й статье за распространение литературы бунтовщического характера. Статья предусматривала заключение в крепость сроком не более трёх лет. Здесь нельзя не обратить внимание на мягкосердечный стиль Уголовного уложения: нигде не говорится «не менее», а только «не более».

Итак, Бобинская школа стала жертвой политики царизма в отношении к нерусским народам. Но значение этого процесса в истории, на наш взгляд, было немалым. Бобинский процесс ещё раз подтвердил антинародный, реакционный характер царского самодержавия, его страх перед народами в период революционного подъёма. Дело Бобинских своей разносторонней программой обучения с уклоном к светским наукам, с революционным духом было выгодно прежде всего пролетариату, а не татарской буржуазии. Не случайно горячий сторонник бобинских преподавателей мугаллим из вятского края Шамсутдинов числится в жандармских папках как социал-демократ. Кстати, Шамсутдинов часто бывал в Казани и останавливался в квартире Аитовых, где частыми посетителями были Ф. Амирхан, С. Рахманколый и др. На одном из собраний Шамсутдинов говорил, что в 1912 году ожидается всероссийская стачка рабочих. Присутствовавший на этом собрании провокатор Мухлисуллин донёс об этом Ишми-ишану, который давно точил зубы на Шамсутдинова, и мугаллим был арестован в период бобинского погрома.

И вполне естественно, что после революции, вернувшись из эмиграции, А. Бобинский вёл среди крестьянства активную агитацию за советскую власть. Вполне естественно, что орган татарской партийной организации «Татарстан хәбәрләре» опубликовал большой материал после смерти Бобинского, где даётся высокая оценка всей деятельности бобинских преподавателей.

И не случайно главный враг бобинцев Ишми-ишан, инициатор этого позорного для царизма бобинского процесса, после революции перешёл на сторону Колчака и продолжал своё чёрное дело.

И тем более странно звучит попытка некоторых товарищей (зачёркнуто: доктора ист. наук Хасанова) вычеркнуть из истории значение деятельности бобинских, когда говорят, что «бобинские и не просветители, и не демократы, а лишь либеральные буржуа. Они не боролись открыто против самодержавия – мы не располагаем такими материалами» (стр. 3). Доктор ист. наук Хасанов не согласен также с высокой оценкой деятельности бобинских в газете «Татарстан хәбәрләре». Нельзя, пишет он, сделать какой-то положительный вывод на основании статьи одного человека. А этот один человек был как раз никем иным, как членом коллегии отдела внутренних дел Татревкома, членом областного Татарского бюро Губкома РКП(б), зам. наркома внутренних дел ТАССР Гасимом Мансуровым, выпускником Бобинской школы. Мы совершенно не согласны также с заключением некоторых рецензентов (зачёркнуто: Хасанова, стр. 5) о том, что «бобинские учились в султанской Турции». Русское самодержавие не давало возможности учиться не только бобинским… Тому мы знаем тысячу примеров… Именно поэтому выпускники Бобинской школы Мустакаев и Музавиров уехали за границу, и, имея документ об окончании Бобинской школы, один из них поступил в Энергетический университет в Бельгии, а другой – в Горный институт в Америке. Кстати, оба они, вернувшись на родину, работали в советской промышленности.

Бобинский процесс – одно звено в цепи национальной политики царизма, и его надо исследовать. Исследовать так, чтобы была возможность назвать чёрное чёрным, а белое – белым. «Нам нужна полная и правдивая информация, – писал Ленин. – А правда не должна зависеть от того, кому она должна служить» (54, стр. 446). Нужно изучать эту часть нашей истории и только на основании фактов делать выводы, а не наоборот.

«Уважение к минувшему, – писал в своё время Пушкин, – вот черта, отличающая образованность от дикости». Перелистывая страницы нашей истории, мы всё более убеждаемся, что нашему трудовому народу не за что краснеть за своё прошлое. И, на наш взгляд, ни к чему искать в нашем историческом прошлом только провокаторов, только националистов, предателей интересов народа. Ленинский принцип партийности обязывает учёных стоять на точке зрения объективной истины, которая и соответствует интересам партии, делу коммунистического строительства.