– Благодарю вас за моего предка, сражавшегося за славу Венеции.

– Но сейчас, моя дорогая, она становится немецкой колонией. Немецкие туристы наполняют отели. У Пильсена лакей предложил мне вчера стул со словами: «Bitte schön, gnädige Frau!»^[39]. У вас говорят уже не языком Гвидо да-Верона^[40], а языком Макса Рейнгардта^[41]. Мы приехали с озер. По дороге мы всюду встречали автомобили с маркой «Д»-4^[42]). На вилле д'Эсте, у озера Комо, только и видишь представителей Саксонии и Вестфалии. Что за аппетиты, господа!

Командор Лоренцетти сострил:

– В таком случае, маркиза, это уже не аромат Барромейских островов^[43], а воздух армейских казарм!

Мольтомини воскликнула:

– Полно, милый. Не говорите дурного о наших прежних врагах. Пробил час примирения на земле. Мир доброжелательным туристам. И, повернувшись к леди Диане, она спросила: – Почему вас больше не видно на Лидо, леди Диана? Вы не любите его?

– Почему же. Я люблю эту песчаную камбалу, выброшенную на берег моря, на которой растут олеандры и кабинки морских купален. И потом мода, господствующая в Эксцельсиоре, мне очень нравится. Из пижамы в вечернее платье, из купального костюма в смокинг, – это разрешение проблемы туалетов.

– Вчера, вечером, – сказал Троделетто, я был на благотворительном празднике. Там произошел довольно забавный случай. После полудня завсегдатаи дворца заметили лежащую на бархатной подушке пару изящных перчаток из белой лайки, очень маленького размера. Под перчатками была записка на английском языке следующего содержания: «Особа, которой принадлежат эти перчатки, охотно наградит своим поцелуем сегодня вечером в одиннадцать часов всякого, кто купит заранее билет. Место встречи у оркестра, цена билета десять лир. Вырученная сумма будет обращена на благотворительные цели города Венеции». Записка привлекла, конечно, бесчисленных любопытных, пожелавших уплатить десять лир. В продолжение вечера предположения строились без конца. Кому принадлежат перчатки? Очаровательной англичанке, или маленькой, хрупкой американке? Каково же было их изумление, когда ровно в одиннадцать часов, у оркестра появился добродушный толстяк в очках и объявил на прекрасном неаполитанском наречии:

– Я – владелец перчаток. Я купил их сегодня утром в магазине в Пассаже… Итак, чья же очередь?

Когда все, смеясь, стали протестовать, мистификатор, помахивая перчатками, проговорил:

– Послушайте, утешьтесь… Вы сделали доброе дело, не получив за него награды, значит вы прямо отсюда попадете в рай.

Леди Диана предложила всем папиросы и затем небрежно спросила графиню Мольтомини:

– Кстати, не знаете ли вы моторную лодку под названием «Беатриче»? Торопившийся рулевой этой лодки чуть не опрокинул вчера мою гондолу.

– «Беатриче»? Вы не знаете, Лоренцетти?

– Нет, мой друг.

– А вы, Троделетто?

– И я не знаю.

Леди Диана постаралась обратить свой вопрос в шутку:

– Значит никто в Венеции не знает этот таинственный корабль. Совсем летучий голландец с турбокомпрессором.

– Это судно не принадлежит никому из людей нашего круга, леди Уайнхем. По-видимому, это какой-нибудь проезжий иностранец.

– Иностранец, читающий Secolo и извиняющийся на отличном итальянском языке? – Вы меня удивляете…

– И посещающий похожий на тюрьму дом возле Сан-Фантино.

Командор Лоренцетти решительно заявил:

– Послушайте, дорогая леди Уайнхем, предоставьте мне 48 часов, и я берусь узнать имя этой таинственной личности.

– Я была бы вам очень признательна, мой дорогой командор.

Леди Диана простилась с графиней Мольтомини и отправилась в Реццоникко пешком через Проспект 22 марта. В семь часов вечера эта историческая уличка полна путешественников, торопящихся купить, до закрытия магазинов, раскрашенные открытки. Проходя мимо музыкального магазина, леди Диана услыхала последнюю новинку венецианского Pavillon›a, гнусаво передаваемую граммофоном. Она бросила безразличный взгляд на тонкие кремовые нити сталактитов Грота Кружев и равнодушно прошла мимо витрины antichita^[44], где красовалась картина Карпаччо^[45], написанная гарантированно прочными красками рядом со спинетом^[46] из розового дерева с выломанными клавишами и сомни тельными мощами V века. Она повернула, наконец, к улице Сан-Самуеле, отказавшись от услуг гондольера. Беппо заметил ее уже и пересекал канал ей навстречу. Ничего не сказав, леди Диана села в гондолу. Всю дорогу она думала над последними словами Мольтомини. Неужели возможно, чтобы лучшее общество Венеции не знало владельца «Беатриче»? Не только лучшее общество, но и прислуга гостиниц, обычно хорошо осведомленная. В этом была загадка, раздражавшая ее, как личная обида. Она злилась на этого человека, как будто он умышленно возбуждал ее любопытство и скрывался с целью усилить ее желание узнать его. Она охотно бичевала бы свое тело и сердце, чтобы вернуть себе обычное хладнокровие. Но эти приступы возмущения были очень непродолжительны. Вот уже сутки, как она бьется над разрешением этой загадки. Утром она опрашивала слуг. В 12 часов она телефонировала секретарю Морского Клуба. В 6 часов вечера она поехала в кафе и подсела к столику графини Мольтомини с тайной надеждой найти, наконец, решение этого уравнения, данные которого заключались в брызгах воды, изящном приподнятии шляпы и трех словах извинения, брошенных вибрирующим голосом.

Гондола с химерами подошла к дворцу Реццонико. Леди Диана оторвалась от своих размышлений и посмотрела на пристань дворца. Вдруг она подскочила от изумления на своей скамье. Она заметила белую лодку, привязанную к верхнему кольцу. Это была «Беатриче», с черной звездой на флаге. Ее тонкий кузов мягко покачивался между колонками с гербами леди Дианы, как бы насмехаясь над ней. Возле руля сидел механик и читал. У леди Дианы страшно забилось сердце. Вдруг голос Джимми со второго этажа заставил ее поднять голову:

– Say…^[47] Диана!.. Он здесь… Уже полтора часа мы вас ждем!.. И пьем flips^[48], чтобы убить время!

Голова Джимми исчезла. У леди Дианы появилось желание взбежать по лестнице. Но она подавила этот порыв и медленным шагом прошла через внутренний двор дворца. Джимми спустился навстречу ей. Они встретились на первой площадке мраморной лестницы.

– Без шуток! – закричал он со своим детским энтузиазмом. – Он там… Он пришел в половине шестого, чтобы извиниться перед вами… Замечательный тип, дорогая!

– Его принимали вы?

– Да, мы познакомились без церемоний. Его зовут… постойте же… Анджело Ручини. Да, граф Ручини. Папское дворянство или корона из жести, этого я не знаю… Но он джентльмен… Я показал ему все наши владения… Гостиную, галерею, вашу комнату, мою…

– Джимми!..

– Ну, что?.. В его возрасте ему, наверное, уже случалось видеть комнаты красивых женщин… Он даже восхищался вашей картиной Пальма старшего, вашими орхидеями, генералом Линг-Тси, который не укусил его ни разу в икры, и Отелло, который испачкал ему рукав, и портретом моей матери, и моим серебряным кубком на Роттенбрайна. Одним словом, Диана, мы с ним, такие приятели, как если бы лет десять играли вместе в бейсбол! – Скажите ему, что я сейчас приду.

Леди Диана исчезла. Она быстро провела по лицу пуховкой, подкрасила перед зеркалом губы и вошла в библиотеку. Гость поднялся. Джимми представил очень официально:

– Дорогая леди Диана, разрешите представить вам моего друга, графа Анджело Ручини.

– Очень приятно, – проговорила Диана протягивая руку.

Ручини поцеловал ей руку и совершенно свободно заговорил по-английски с легким итальянским акцентом.

– Леди Уайнхем, я не могу забыть неприятную историю вчерашнего вечера. Мое извинение запоздало ровно на 24 часа. Верьте мне, я не ждал бы и десяти минут, если бы спешное дело не заставило меня продолжать путь в моей лодке, не знающей препятствий…

– Наводящей страх на гондольеров Большого канала, – пошутила леди Диана.

– Увы, леди Уайнхем, я не принадлежу к числу счастливцев, которые фланируют по Венеции. Я – последний представитель исчезнувшего здесь вида людей: венецианец, который всегда занят.

– Но я надеюсь, что у вас найдется немного времени, чтобы выкурить со мной папиросу?

Граф Ручини с вежливым жестом сел возле Дианы. Джимми, стоя перед столом, готовил новую порцию коктейля. В то время, как он осведомлялся у Ручини, какой коктейль он предпочитает, Manhattan или Сorpse reviver, леди Диана рассматривала своего гостя.

Она с первых же слов узнала приятный звук его голоса. Ручини принадлежал к числу мужчин, мимо которых не проходит равнодушно ни одна женщина. Он обладал кошачьей грацией и телом атлета. Еще молод, не больше сорока лет. Смуглая кожа южанина, прожившего долго под африканским солнцем, черные глаза, повелительный взгляд человека, редко испытывавшего чувство страха. Под хорошо сшитым светлым костюмом угадывались крепкие мускулы. И складки его бритого рта, обнажавшего при улыбке ослепительно белые зубы, таили железную волю. Он был одет изящно без претензий на шик. На мизинце у него было кольцо с гербом Ручини, и булавка розового жемчуга украшала его галстук; седеющие виски придавали мягкость его властному лицу, незабываемому лицу, с иронически прищуренными глазами и очень черными ресницами. – Так как первое наше знакомство произошло при не совсем обычных обстоятельствах, – сказала леди Диана, закуривая папиросу, – то я хотела бы знать, как вы меня нашли в этом дворце, где я живу всего два месяца.

– Я не думаю, что должен скрыть это от вас. Сегодня утром я встретил вашего гондольера Беппо. Он мне сказал, кто вы, и я узнал, что должен извиниться перед леди Дианой Уайнхем.

– Беппо говорил с вами?.. Вы купили его признание?

– Нет, Беппо просто оказал мне эту услугу. Мы с ним старые знакомые.

– Какое совпадение! Он служил у вас?

– Это не совсем точно. Он служил под моим начальством в иностранном легионе. Леди Диана, стряхивавшая пепел с папиросы, приостановила движение красивой руки. Она внимательно посмотрела на Ручини. Джимми перестал размешивать коктейль и воскликнул:

– Иностранный легион?.. Ах, как это интересно!

– Да, тринадцать лет тому назад я служил под Французскими знаменами… Сумасбродство или сердечная рана, если хотите, леди Уайнхем… Жест отчаявшегося влюбленного, ищущего забвения своей печали.

Джимми внимательно слушал. Присутствие ветерана знаменитого легиона, о подвигах которого он читал еще в колледже, необычайно интриговало его.

– Послушайте Ручини, расскажите нам об этом!

Леди Диана запротестовала.

– Джимми, что вы!

И, повернувшись к Ручини, она прибавила:

– Извините этого юнца, сударь, едва выскочившего из Массачусетса^[49].

– О, Диана, к чему такие церемонии! Мы достаточно знакомы с Ручини. Если он служил в Французской армии, он может объяснить причину…

– Она была красива?

Венецианец не удостоил Джимми ответом, повернулся к леди Диане и, улыбаясь, заметил:

– Надеюсь, вы не заключили из всего этого, что видите перед собой дезертира, или удравшего с каторги преступника^[50]. Я находился в обществе католического священника, настоящего русского князя и двоюродного внука султана. Но все это было давно. Теперь я временно живу в Венеции. Это мой родной город и, если вам угодно осмотреть какой-нибудь мало известный уголок, леди Диана, располагайте мной. Я был бы счастлив заставить вас забыть тот несчастный вечер, когда я помимо своей воли окрестил вашу красоту водою Большого канала.

Ручини встал, попрощался с леди Дианой и, провожаемый Джимми, сел в лодку. Через пять минут молодой американец вошел в библиотеку, где застал леди Диану, сидевшую в огромном кресле гаванской кожи в глубокой задумчивости.

– А, это вы, – проговорила она раздраженно. – Вы совершенно невыносимы в обществе, мой дорогой…Ваша несдержанность переходит всякие границы планетной системы!

– Послушайте, Диана, не стройте из себя особу, оторванную от маленьких историй нашего мира. Держу пари, что вы охотно хотели бы знать ту женщину, за прекрасные глаза которой этот малый поступил в легион.

– Конечно!

– Ага!

– Но это совсем не дает оснований задавать ему так прямо вопросы.

– Признайтесь, что мой Ручини совсем не плох.

– Да, он красивый мужчина. И с характером.

– Постойте, в этом ящике есть справочник венецианского общества. Сейчас мы увидим, кто он: авантюрист, купивший свой титул, или чистокровный аристократ. Посмотрим: Р… Раски… Ренье…Рюзолло… а! Ручини… ну, слушайте, Диана! «Семья Ручини. Переселилась из Константинополя, обосновалась в Венеции в 1125 г. В 1732 г. Карло Ручини был избран дожем. Последний представитель этого знаменитого рода – Анджело Ручини». – Ну, что я вам говорил? Джентльмен в сером костюме, пивший со мной коктейль и забрызгавший вас грязной водой, настоящий потомок дожа ХVIII века… Я надеюсь, дорогая Диана, что после всего этого у вас нет ни малейшего повода неприязненно относиться к нему. Я определенно заявляю вам, что он мне страшно симпатичен и, если вы не находите это неприличным, я приглашу его на обед на этой неделе.