Глава 3

К утру дождь закончился, небо прояснилось. Красота дымчато-зелёных полей и чистых небес резко контрастировала с мокрым, продрогшим и хмурым студиозом.

Спал он недолго и проснулся на рассвете – к счастью, солнечном, поэтому без труда сориентировался по сторонам света. Идти в деревню опасно. Теперь надо двигаться перебежками по нелюдимым местам, изредка подкрепляясь на окраинах селений… Какой ужас. Вот же влип!

В какую сторону? Он слегка заколебался, но решил продолжить путь в Марцих. Причем перебраться через границу необходимо как можно скорее, пока здешние преследователи не исполнили свою миссию. То бишь – не схватили его, Йана. А уж добравшись до места он, возможно, поторгуется и потребует прибавки к оплате – за риск.

Йан вытащил ножик и внимательно осмотрел. Костяной, изящная резьба. Такими богатые и образованные люди разрезают бумагу, а в менее благородном варианте – чистят ногти. На кухне он бесполезен, для охоты и рыбалки тем паче. Вещичка, по следу которой Церковь посылает своих псов-дознавателей – что же за силы в ней сокрыты? Йан пожалел, что не расспросил странного старичка поподробнее. Но долго ругать себя за безголовость было не в характере студиоза и он, спрятав ножик, отправился в путь.

Йан покинул сонную деревеньку, так и оставшуюся безымянной, какое-то время ехал по просёлочной дороге, мимо полей, чахлой рощицы, затем потянулись и вовсе овраги. Эх, хорошо ехать конём! Но нельзя. Во-первых, если он присвоит скотину, это будет кража, а во-вторых… в общем, надо избавляться от угнанного коня.

Издали Йан увидел, что тропинка вливается в крупный тракт. Справа тянулись кущи, на вид колючие и непролазные; слева растительность отчего-то редела, обнажая овраги и балки, из которых доносилось журчание ручья. Йан слез с коня, выломал на обочине хворостину и с размаху стеганул животное по крупу – скачи подальше! Не ожидавший такой благодарности конь взвился, заржал и понёсся вперёд… Недалеко.

В каких-то ста шагах от Йана дорога вспыхнула болезненно-жёлтым светом и прямо из воздуха вокруг коня сплелась сеть. Бедное животное с размаху свалилось в дорожную грязь и забилось, опутанное, с неистовым ржанием.

– Вершитель, смилуйся! – в ужасе прошептал Йан, пятясь. – Так вот о чём говорил этот… рыцарь, как его…

На кафедре богословия немало толковали о чародействе, но впервые в жизни Йан своими глазами увидел нецерковную волшбу, да ещё такую мощную! Не то что пригородная ведьма, наколдовавшая лысину купчишке, старому развратнику… Её потом даже жалели, мол, мужик сам облысел, а женщину оговорил за отказ…

Осеняя себя святым знаком, Йан попятился, а затем и пустился бежать, через косогор, через овраг, лишь бы подальше от этой жути.

Когда в боку закололо, а дыхание перехватило, он остановился и огляделся. Холмы, заросшие дикими травами и кустарником, скрадывали горизонт. Вдали вился дымок, но был ли там посёлок или просто чей-то костёр, отсюда не разобрать. Хуже, что, взобравшись на пригорок, Йан снова увидел тракт. Наверное, он делал петлю, и, пробеги студиоз ещё несколько сотен шагов, опять выскочил бы на дорогу.

Выругавшись, Йан спустился к ручью, напиться после бега, но и тут его поджидала неудача: вода была нестерпимо горькой.

– Тьфу! Вершитель, признайся, ты это нарочно? – застонал Йан, опускаясь на прогретый солнцем песчаный склон оврага и глядя в небо, где белые рваные облачка спешили по своим делам.

Пора было выяснить, куда он забрёл. Йан выудил из-под полы карту. Так, в замке его встречали Ливротелла, Лакомос… Но слуга Клыш. Значит, округ Л или К, они рядом, жители могут смешиваться… Скорее Л. Ага, точно – вот и Горькие Холмы.

Теперь понятно, что за шутка с водой – поблизости соляные копи. И ясно, отчего тут мало растений – не принимаются на засоленной почве, под которой идёт сеть залежей, вырытых людьми ходов и промытых водой пещер. Дымки на горизонте, похоже, вьются из посёлка добытчиков. А вот и дорога, и замок… Совсем рядом, немного он успел пройти.

На карту упала лёгкая стремительная тень, мелькнула раз, ещё раз. Йан махнул рукой, отгоняя стрекозу, поднял взгляд – да так и замер.

Над ним вились не стрекозы, а крошечные, не больше пальца, человечки с большими прозрачными крылышками. Воздух наполнился посвистом и шуршанием.

– Сказочный народец, – прошептал Йан. Мало кому доводилось видеть этих легких и изящных существ, и Йан только по сказаниям знал о них – что говорить надо тихо, и что превыше всего крошки ценят удивительные запахи. От Йана ничем особенным не пахло, кроме обычного амбре для человека, побегавшего на солнцепёке, поэтому он рискнул спросить:

– Дивный народец, что вы здесь ищете?

– Он, это он, – звенело вокруг, – здесь, здесь! Мы скажем колдунье, сейчас, сюда! И будет запах, да! Да!

– Колдунья! – Йан вскочил. Она что, тоже его ищет? Как резко всем понадобилась скромная персона студиоза. Убегать опять? В боку ещё колет, да и глупо, летучий народец его выследит в два счёта. Спрятаться? То же самое. Хотя, один способ есть! Как хорошо, что он не прогулял землеописание в снежной четверти года…

Йан спешно поковылял вдоль дикого берега ручья. Плети ползучих растений хватали за ноги, ступни проваливались в песок. Ужасно медленно…

– Вершитель, помоги, а? Я исправлюсь! – ручей блестел на солнце, слепя глаза. Йан зажмурился и прикинул, что пообещать горней силе за выручку. – Я не буду прогуливать ни одну лекцию! О…

Наконец, Йан увидел, что искал – ручей обрывался, утекал прямо в землю, в полость пещеры. Там его никто не уви…

– Далеко собрался? – раздался за спиной хрипловатый женский голос. Обернувшись, студиоз отшатнулся – так близко она стояла. Откуда успела подкрасться? Вида самого зловещего: копна чёрных спутанных кудрей, чёрная одежда, да не платье или юбка, а в мужских штанах – женщина, тьфу! Но хуже всего глаза, свинцово-серые, как холодная осенняя река под пасмурным небом.

Йан невольно вскрикнул, очнулся от звука своего голоса, и рванулся теперь уже в сторону дороги – авось увидят! Ведьма махнула кистью, будто щёлкнула невидимым бичом – и в тот же миг его опутали верёвки, как того коня, и он тоже падает, катится вниз по холму, и вопит:

– Помогите! Ведьм… – горло перехватило.

– Что орёшь как свинья на бойне, – рыкнула ведьма, подходя. – Вдруг я тебя ублажить хочу, а? Может, я люблю совращать богословов, молоденьких таких, невинных мальчиков…

«Тут ты прогадала», – Йан фыркнул, шутка сбавила напряжение. Ведьма ухмыльнулась – как кошка, поймавшая мышь, села рядом на прогретую солнцем траву.

– Надо же, обычный луф. Ты был у Моннера?

Йан закатил глаза: «Как я буду тебе отвечать без голоса?». Движение пальцев – и он закашлялся. Ещё раз, нарочито прочистил горло, лишь бы потянуть время.

– А ты вообще кто? И что за «луф»?

– Ведьма, если ты не заметил. А луфы это все остальные. Зови меня Йера… Но неважно. Так был?

– А если я скажу «нет, не был, не знаю такого»?

– Врёшь, по глазам вижу. Какой смысл отпираться? Я ведь и больно могу сделать, – Йера поморщилась. – Так что лучше расскажи всё как было. Что?

Вокруг засновали крылатые тени. Скосив глаза, Йан увидел, как десяток крохотулек с натугой тащат флакон. От них веяло приторным запахом.

– Церковь! Близко! Близко! – донесся тонкий писк.

Ведьма вскочила.

– Неужели увидели, как я летела… Или на твои вопли сбежались… Всё из-за тебя! – ведьма отвесила Йану пинка в бок, рывком подняла, связанного, потащила с неженской силой. Недалеко.

Из-за холмов донеслись слабые голоса, затем властный окрик:

– Кто звал на помощь?

– Я! – крикнул Йан, прежде чем ведьма успела снова заткнуть ему рот.

– Идиот, – простонала Йера. – Там же наставники-дознаватели! Они не только меня, а и тебя, дубину, сгноят, за колдовские дела!

– Чего ты решила, – однако Йан присмирел. – Может, это крестьяне овощи везут.

– Овощи за нами не гоняются!

Воздух перед ними закрутился и вдруг превратился в окно, по другую сторону которого прямо сквозь холмы и заросли стала видна дорога. А на ней – кучка людей в чёрно-бурых рясах. Впереди стоял один, протягивая руки в их сторону: левая ладонь простая, а правая сияла золотом.

Йера посерела, теперь она выглядела как пойманная мышь. Едва она откатилась в сторону, не выпуская Йана, как воздух прорезал золотой луч.

Над головой проревел усиленный Даром голос:

– Сдавайся, дьяволицыно отродье! И я обещаю тебе лёгкую смерть…

Йера пассом разбила окно и снова поволокла Йана за собой. Теперь «жнец» молотил вслепую, золотые лучи полосовали воздух слева и справа. Судя по ржанию, всадники пытались пробраться к ним ближе по бездорожью.

– Что будешь… Ай, больно! – ведьма протащила его по камням, не заботясь о целости пленника. – Как тебя – Йера? Что делать будешь?

– Биться за себя! А что предлагаешь?

– Под нами пещеры. Если б ты пробила туда дыру…

Слепящий луч сверкнул совсем близко над головой.

– Дыру нет…

Одной рукой ведьма подтянула Йана за шиворот, а вторую опустила к земле, сжала кулак и тряхнула, как хозяйки встряхивают пыльный коврик.

Земля разошлась, будто дырявая ткань, и студиоз с ведьмой полетели в темноту.

Йан приземлился удачно: позвоночник спасло кольцо колбасы, припрятанное на ужине в замке. Да, на спине мантии тоже есть внутренние карманы.

Темнота затопила глаза. Где они? Если в пещере, почему нет вверху дыры, сквозь которую они падали? Хотя, что ведьме стоит её заделать.

Йера бормотала что-то неподалеку, то ли колдовала, то ли ругалась. Золотой свет магии наставника тускло полыхнул в стороне, на миг озарив пещеру – сероватые стены в потёках и разводах, узкое русло подземного ручья. Йера тут же опять схватила пленника за шиворот и потащила в сторону.

– Если он поймёт, куда мы делись, это крышка.

– Развяжи мне хоть ноги, и мы уберёмся отсюда намного быстрей!

– Боюсь, ты пойдёшь не в ту сторону, – парировала ведьма. Что-то она себе повредила при падении – оттащила пленника в сторону, бросила и снова забормотала.

– Чем опасны эти лучи? – не выдержал Йан. Ещё несколько вспышек, беспорядочных, словно наставник с горя лупил наобум, дали рассмотреть пещеру. Есть несколько хороших валунов, прямо рядом! Да руки связаны. Заболтать бы её…

– Тебе, мальчик, будет просто больно. А для нас – потеря способностей.

– Сочувствую.

– Неужто. Пока рано. К тому же толща земли его глушит. Видишь, перестал.

– А ты можешь посветить магией?

– Работаю над этим. – Голос Йеры и правда зазвучал чуть дальше. Так, кистью можно дотянуться до кармана…

– Как они только на конях добрались. На дорогах полно ловушек.

– Ловушки ставила я. И ты разрядил последнюю.

– Вот как! – Йан нащупал рукоять, сжал. Гадство, это не дорожный нож, а та костяная фитюлька!

Йан скорее инстинктивно поддел костяным ножиком верёвку, но она легко поддалась. Не успев удивиться, как такое возможно, Йан выпростал руку и схватил ближайший валун.

Замерцал огонёк, очертив фигуру ведьмы. В руках она держала факел. Йан быстро спрятал руку с камнем под спину, пока она развернулась и шла к нему.

– Зачем ты меня искала? Что тебе нужно?

– У тебя есть одна вещица. – Глаза Йеры мерцали жадным блеском. – Тебе её дал старец. Где она?

– Попробуй найди.

– Я же попробую, – ведьма наклонилась к Йану, волосы упали ей на глаза. В ту же секунду Йан саданул камнем ей по виску.

Сработало. Колдунья рухнула на пол. Йан подхватил факел. Хотел проверить пульс, но вдруг испугался – прикасаться к колдунье! И пустился наутёк.

***

«С первой ведьмой тебя, богослов», – мрачно думал он, уходя всё дальше в сеть коридоров, лазов, щелей и пещер. «Хотя, вдруг она выжила? До сих пор я женщин камнями не бил, опыта нет…» Йан прислушался к густой тьме за спиной. Ни звука. «Любой наставник прикончил бы тварь, не колеблясь. Не бывать тебе, Йан, хорошим богословом, раз погань всякую оставляешь на белом свете». Так непременно сказал бы Гингер, наставник-преподаватель по борьбе с ересями. Старик знал их все до единой, потому как лично участвовал в искоренении большей части лжеучений и подавлении бунтов их последователей. Искалеченный в боях, согнутый годами, он с прежней непримиримостью вещал юным богословам о ложных толкованиях Священного Текста, о чародейских промыслах, и заканчивал каждую лекцию призывом к беспощадной расправе с врагом. Хотя, на взгляд учеников, иные ереси были вполне разумны…

А полгода назад на главном лобном месте столицы сжигали очередную ведьму. Весь курс во главе с наставником Гингером присутствовал и конспектировал процесс. Вокруг теснились любопытные горожане, вельможи сидели на специально принесенных креслах.

Йан и раньше бывал на казнях, но издали, на краю толпы, и впервые увидел ведьму вблизи. Тоже молодая, но бледная, ни кровинки в лице, и совершенно апатичная, будто её уже убили. Безучастно выслушала обвинение и приговор, слабо затрепыхалась, когда её привязывали к столбу над кучей хвороста. И только когда пламя охватило тело, закричала…

У Йана была самая худшая оценка за тот конспект. Его просто не было. Он не выдержал и сбежал с казни.

Однокашники подсмеивались, но некоторые глядели сочувственно. Гингер закатал гневную проповедь, где Йану за малодушие отводилось место на следующем костре. Декан похлопал по спине и ободряюще сказал: «Не все богословы кого-то сжигают. Потерпи, и найдёшь себе мирную должность. Ты один из лучших учеников… был до сего дня».

Йан остановился, ещё раз навострил уши и огляделся. Серые стены в разводах казались одинаковыми сзади и впереди. Капала вода, в боковом туннеле журчал ручей, воздух был холодным и всё сильней пробирал разгоряченное бегом тело. Куда он забрёл, убегая от ведьмы? Йан вздрогнул, представив, что будет, если он не найдёт выхода из этого лабиринта, но позволил подкашивающимся ногам опустить тело на ближайший каменный уступ. Достал флягу, хлебнул разбавленного вина, припасённого всё за тем же ужином в замке. Эх, знал бы, что окажется тут – нагреб тогда еду со стола не стесняясь.

Теперь самое время подумать.

Ведьма сказала – ей нужна вещь, полученная от Моннера. То есть ножик. И церковники ищут что-то… Наверняка его.

Что же такое этот нож?

Йан ещё раз повертел в руках загадочную вещицу, попробовал кромку пальцем. Даже не острая. Как он разрезал чародейские путы? Он попытался ножиком отрезать бахрому на подоле мантии. Бесполезно.

Сто карелей, колдуны и Церковь… Вот влип. Ещё и под землёй заблудился.

На том мысли закончились, и Йан уловил, кроме треска факела и журчания воды, новый звук. Словно бы постукивание и скрежет, тихий-тихий. Или очень далёкий.

Ведьма ожила! Он похолодел. Но звуки не приближались и не стихали, им словно дела не было до одинокой заблудшей души. Это утешало, и Йан, помедлив, двинулся на звук. Подземелье, тусклое и безжизненное, угнетало, и он был готов выйти даже к подземному царству Дьяволицы. Хотя, говорят, для грешных богословов у неё припасены особо изощрённые наказания, куда там подземельям дознавателей… Йан затряс головой, отгоняя вставшие в глазах картины из Поучений, и зашептал молитвы. Треть Катехизиса успел прочесть, когда подземелье начало меняться.

Коридор, и без того высокий и широкий, раздался до небольшого зала. Поднеся факел к стене, Йан увидел, что она грубо обработана инструментом. В холодном неживом воздухе появились запахи – пыли, пота, конского навоза и еды. В зал вливалось несколько проходов, в одном из них мелькал свет. Но Йан сначала сунулся в тёмный боковой ход. Там был зал поменьше, посреди которого стоял белесый стол, вырезанный – Йан не поверил глазам и даже лизнул для проверки – из куска соли. Там же стояла простецкая глиняная посуда, пни-обрубки вместо стульев, лежали котомки. Издали были слышны голоса – нормальные, человеческие, и Йан горячо поблагодарил Вершителя. Он вышел к шахте, где добывалась соль. Вот почему он не услышал стука сразу – у них был обед!

Осталось придумать, что сказать самим рабочим. Даже если наставники шли пешком, они уже могли разнести весть о поиске студиоза. Значит, мантия с нашивкой книги и священного знака теперь опасна.

Йан скинул мантию и съёжился от холода – в пещерах, не знавших солнечного света, даже летом нетрудно замёрзнуть. Вывернул одежду наизнанку, связал верёвкой, чтоб было похоже на котомку. Трудней всего было потушить негаснущий ведьмовской факел. Пришлось возвращаться к подземному ручью, топить и давить камнем дьяволицкую штучку, а потом топать по тёмным переходам обратно. Когда Йан вышел к штреку, вид у него стал достаточно замёрзший и напуганный.

Трое долбили стену кирками, откалывая драгоценную соляную породу. Ещё двое собирали «белое золото» в бочки, измельчали и оттаскивали в узкий коридор, уходящий вверх. Все они были одеты в одинаковые серые одёжки.

При появлении Йана работа замерла.

– Ребят, запасного балахона ни у кого не найдётся? – жалобно заныл Йан. – Мой вообще развалился…

– Ты откуда взялся? – рявкнул самый крупный и бородатый из мужиков, поигрывая киркой, как пушинкой. – Не помню, чтоб утром с нами спускался.

– Я заплутал тут у вас, свернул видать не туда, только-только вышел к вам…

– Цыц! Во дурень. Новенький что ль? Как зовут?

– Да, новенький, звать Миликом.

– А что, Лемк, – обратился бородатый к соседу, – Войковы лохмотья ещё не выкинули?

– Должны лежать в парадной зале, – откликнулся сосед, более щуплый и тихий. – Иди щас прямо, потом налево… Или ладно, отведу тя.

«Парадной залой» оказался тот самый, со столом. Лемк вытащил из угла серый, истрёпанный балахон из дерюги и такие же штаны. Войко, судя по запаху, работал очень долго и старательно, ещё и спал не раздеваясь.

– А Войко что скажет? – спросил Йан, правда, уже из-под одежды.

– Ничего не скажет. Его лошадь задавила намедни. Тебя ж, поди, заместо него взяли.

– И где мне быть? Где наш… ээ… главный?

Йан одёрнул полы и невинно захлопал круглыми глазами – дурень дурнем, что с него спросу!

Лемк хохотнул:

– Самый главный сидит в замке да заморские вина потягивает. А бригадир наверху, да обозлится, коли увидит, что работник посреди дня незанятый шастает. Станешь сейчас с нами.

На Йана спихнули самую тяжёлую работу – выволакивать громадные, вполовину своего роста, набитые солью бочки вверх по узкому коридору до верхнего уровня, где их принимали и грузили на подъёмники с лошадьми. Но он и не думал жаловаться – лучше уж затеряться среди работников, чем попасть в руки к своим же служителям веры.

«Самая тяжёлая переделка в жизни» – мрачно сострил он, выкатывая кверху очередную неподъёмную бочку.