Итак, настал ее черед. В этот раз ей пришлось ждать довольно долго. Отец считал, что детей не следует наказывать сразу – у них должно быть время подумать над своим поведением. Порой он заставлял их часами томиться от страха перед грядущей экзекуцией, рисуя в своем воображении картины одну страшнее другой. Но в этот раз Лили с удивлением обнаружила, что ей почти все равно. После происшествия в гавани все казалось таким ничтожным. Человек серьезно пострадал, не станут же родители отчитывать ее за шляпу и велосипед. Отец наверняка думает так же, решила она, и, окрыленная этой мыслью, сбежала вниз по лестнице. Тем сильнее она была удивлена, обнаружив в кабинете обоих родителей.

– А, Лили! Входи.

Стоило ей появиться на пороге, как между бровями отца пролегла суровая складка. Лили закрыла за собой дверь и подошла к столу. От былой ее беспечности не осталось и следа.

– Вы хотели со мной поговорить? – спросила она, переводя взгляд со строгого лица Альфреда на обеспокоенное, но не менее серьезное лицо Зильты.

– Совершенно верно. Догадываешься, о чем пойдет речь?

Она кивнула, мысленно простившись с надеждой, что в этот раз все как-нибудь обойдется.

– Мы с матерью очень разочарованы твоим поведением, – начал отец. – И это еще очень мягко сказано, потому что мы просто потрясены! И не только мы. Твоя бабушка места себе не находит от волнения! Когда она обо всем узнала, ей пришлось принять успокоительное и немедленно отправиться в кровать.

Ага, вот откуда ветер дует, это все бабушка с ее склонностью сгущать краски. Наверняка ведь успела настроить отца против нее. Должны быть, старая Герда Линдман заехала к ним на обратном пути и обо всем рассказала своей лучшей подруге. Лили не понимала, как эти женщины ладили между собой. Ее бабушка была полной противоположностью более молодой, открытой и легкой в общении Герде, которая ничего не принимала близко к сердцу и умела наслаждаться жизнью во всей ее полноте. Китти Карстен, в свою очередь, как большинство людей ее поколения, цеплялась за общественные устои, как за спасательный круг, без которого их всех ждала бы неминуемая гибель. Хотя с годами она немного смягчилась и к тому же почти не покидала своих покоев из-за боли в суставах, Лили боялась ее даже больше, чем отца.

– Сегодня ты поставила под угрозу наше доброе имя! – Альфред выглядел очень серьезным. – Разве я не внушал тебе с самого детства, что…

Лили вздохнула и послушно повторила слова, слышанные от него сотни раз:

– Доброе имя важнее всего. Если испорчена репутация семьи, страдает репутация фирмы, а если с фирмой что-то случится, то…

Альфред Карстен гневно стукнул ладонью по столу, и дочь подпрыгнула на месте от неожиданности.

– Я запрещаю разговаривать со мной таким тоном! – прогремел он. – Для тебя это все шуточки?

– Нет, конечно же нет, но… – начала было девушка, но он не дал ей продолжить.

– Мне кажется, ты заскучала. А может, я действую тебе на нервы? Или твоя мать? – Он вошел в раж. Лили покосилась на Зильту, но та лишь неловко развела руками.

– Я не просто так столько лет твержу тебе об этом, Лили! – он вскочил и в возбуждении заметался по комнате. – Если репутации фирмы будет нанесен урон, то пострадаем мы все! У нас ничего нет, кроме судоходной компании! Ничего, понимаешь? Ни титула, ни громкого имени, ни богатых родственников, которые могли бы поддержать нас в трудную минуту. Для чего я, по-твоему, всю жизнь работаю с утра до вечера, как работали до меня твой дед и прадед, чтобы ты выставляла нашу семью на посмешище?

Он широким жестом обвел комнату и перешел на крик:

– Тебе не нравится дом, в котором ты живешь? Твоя комната, твои платья? Эта отвратительная новая шляпа? Как ты думаешь, откуда все это берется? С доходов компании! А что, по-твоему, держит компанию на плаву?

Он не стал дожидаться ответа, а Лили, в свою очередь, и не думала прерывать его. Она молчала, опустив глаза.

– Наше доброе имя! Незапятнанное имя. Имя, которого не коснулись скандалы, – прогремел отец. – Таким оно, черт возьми, должно и впредь оставаться! Думаешь, почему мы вынуждены так носиться с твоим младшим братом?

Теперь он говорил более спокойно, но в голосе слышалась глубокая горечь.

– Потому что общество не прощает оплошностей. Потому что есть поступки, которых не следует совершать. Ты уже должна была это понять. А если что-то недопустимое все же происходит, то оно должно оставаться внутри семьи. Ничего не должно просочиться наружу.

Лили вздрогнула, когда отец заговорил о Михеле. У нее застучало в ушах. Девушка вовсе не хотела его сюда впутывать.

– Сейчас речь не о Михеле, – вмешалась Зильта, и Лили заметила, как при звуке ее спокойного голоса плечи отца немного расслабились.

– Верно. – Он откашлялся и, тяжело дыша, опустился на стул. – В общем, мы с матерью не потерпим такого поведения. С сегодняшнего дня ты под домашним арестом. Это значит – никаких балов и приемов, никаких выездов с Генри и никаких прогулок с Михелем. А если летом ты еще хоть в чем-нибудь провинишься… – он подался вперед и посмотрел ей прямо в глаза, – …достаточно будет любого пустяка, имей в виду. Так вот, в этом случае ты можешь забыть о своих курсах.

– Что? – Лили ахнула. – Ты не можешь так со мной поступить!

Отец лишь махнул рукой.

– Ты знаешь, что я всегда был не в восторге от этой затеи с университетом. Я согласился только потому, что твоя мать ее защищала. Зачем тебе образование, если ты все равно не сможешь работать, когда выйдешь замуж? В учителя идут незамужние женщины, лишенные поддержки семьи и каких-либо перспектив. У тебя и твоих подруг все это есть, и, поступая в университет, вы просто отнимаете эту возможность у тех, кому она действительно нужна. Я знаю, что учение нынче в моде. Но факт остается фактом – вы ходите туда лишь для того, чтобы скоротать время. Пойми, если после всего, что сегодня произошло, Генри разорвет помолвку, – в чем, видит Бог, его нельзя будет винить! – ты останешься с нами. И если в один прекрасный день я внезапно умру – потому что ваше поведение кого угодно сведет в могилу! – о тебе позаботится Франц. Педагогические курсы – это каприз, который я позволяю тебе лишь потому, что ты моя дочь и я хочу, чтобы ты была счастлива. Но если ты снова меня разочаруешь, с учебой будет покончено раз и навсегда. Ты меня поняла?

Лили кивнула. Она почувствовала, что от обиды у нее начинает дрожать нижняя губа, и стиснула руки так, что ногти впились в ладони. Не хватало еще расплакаться здесь!

– Я сожалею о том, что сегодня произошло. Я не хотела навредить семье и сама не понимаю, как так вышло! – пристыженно выпалила девушка, и непрошеная слеза скатилась по ее щеке.

Отец кивнул, несколько смягчившись.

– Хорошо, я рад, что ты сознаешь свою вину. Ты свободна. Марш в свою комнату!

Лили поспешила покинуть кабинет. В коридоре она неожиданно столкнулась с Каем, лакеем Франца, который стоял у двери, прислонившись к стене, и явно не ожидал, что она так стремительно оттуда выскочит.

– Фройляйн Лили… Пожалуйста, не сердитесь, – пролепетал он, но девушка лишь окинула его гневным взглядом и так быстро, как только могла, помчалась вверх по лестнице в свою комнату. Но не успела она захлопнуть за собой дверь, как позади раздался хриплый голос:

– Илли, ты там?

Вскрикнув, она обернулась и встретила вопросительный взгляд Михеля. Его миндалевидные глаза за толстыми стеклами очков так и горели любопытством.

– Михель, ты меня напугал! Я хотела почитать немного в тишине. Что ты здесь делаешь, ты разве не должен быть на занятиях?

Брат хмуро кивнул и вдруг выпалил:

– Беги!

А затем, радуясь своей проделке, засмеялся и хлопнул себя по ляжкам. Лили тоже не смогла удержаться от смеха и почувствовала себя немного лучше.

– Ты опять? Фройляйн Зёдерлунд скоро поседеет от таких проделок!

От этого замечания Михель развеселился еще больше – он хохотал так, что начал задыхаться и рухнул на стул.

– Успокойся, тебе вредно так возбуждаться! – Лили опустилась рядом с ним на колени и, вытащив платок, который брат повсюду носил с собой в кармане курточки, вытерла ему подбородок, по которому стекала тоненькая струйка слюны.

Часто, сам того не замечая, Михель держал рот слегка приоткрытым. Его легкие не работали должным образом: на вдохе он хрипел, а от смеха порой и вовсе начинал задыхаться. С годами симптомы только усугубились. Хотя болезнь еще толком не изучили, Лили знала, что лекарства от нее нет. Мать следила за тем, чтобы Михель вел себя как можно тише. Но ему было всего шесть лет, и это вредило его развитию. К тому же нельзя просто взять и запретить ребенку играть. Особенно такому сорванцу, как Михель.

– Идем, ты можешь спрятаться в моей комнате, – прошептала она, и лицо мальчика просветлело. Лили поцеловала его в лоб и потянула за собой.

* * *

Йо ехал на велосипеде вверх по Бельвю и, высматривая взглядом виллу Карстенов, невольно думал о девушке в белом платье. Неужели она действительно приехала в порт на этом самом велосипеде? Через весь город, во всех своих оборках и ленточках? За такой поступок ею можно было только восхищаться. Даже сейчас он немного вспотел, а уж если вспомнить дневную жару… Прежде он никогда не видел дам на велосипеде, и в этом зрелище была своя прелесть. У Чарли глаза бы на лоб полезли, подумал он, предвкушая, как вечером расскажет обо всем лучшему другу за кружкой пива. Когда она вдруг выехала из-за угла, Йо сразу понял, что такое появление изначально не входило в ее намерения. А еще он понял, что по дороге она упала (возможно, не один раз). На лице девушки читалось такое изумление, когда она вдруг увидела толпу… Ничего смешнее и придумать было нельзя. Он почти слышал, как испуганно стучит ее сердце. На секунду он даже подумал, что сейчас она повернет и умчится прочь.

Йо издалека наблюдал за церемонией и слышал речь Лили. Суета вокруг корабля казалось ему смехотворной, вдобавок он не знал, кто такой Шекспир, но этот тип явно не стеснялся в выражениях, и это ему понравилось. Как и то, что девушка явно развеселилась, когда ей удалось смутить всех этих чопорных господ. Она не была хорошенькой, как другие барышни, но ее прямота сообщала ей неуловимую притягательность. И разумеется, он не просто так взялся привезти ей велосипед. Приказ идиота фон Каппельна был здесь ни при чем. Он хотел поговорить с Альфредом Карстеном о несчастном случае.

Йо хорошо знал пострадавшего рабочего. Пауль Гердер был хорошим человеком, преданным и трудолюбивым. За все эти годы не нашлось ничего, в чем его можно было бы упрекнуть. А теперь он больше не в состоянии работать. У мужчины было трое детей и, как слышал Йо, его жена нуждалась в уходе после тяжелой болезни. Даже если Карстен готов был взять на себя медицинские расходы – ампутацию ноги ниже колена, как сообщили Йо в больнице Святого Георга, – кто позаботится обо всем остальном? Кто все эти годы будет кормить его детей?

Йо подозревал, что его затея безнадежна, но все же решил попробовать обратиться к Карстену, воззвать к его лучшим чувствам. Служащим до сих пор не выплачивалась компенсация за травмы, полученные на работе, – несмотря на все усилия профсоюзов и забастовки. Но здесь была иная ситуация: человек хотел оказать услугу дочери Карстена и остался калекой на всю жизнь. Даже если Пауль переживет ампутацию, его семья окажется на улице. Йо показалось, что девушка сознавала свою вину. Возможно, ей удастся повлиять на отца. Нужно хотя бы попробовать. Кроме него, за Пауля некому вступиться.

Он ехал вверх по мокрой от дождя дорожке, мимо цветущих кустов и величественных деревьев и запрещал себе восхищаться окружающим великолепием. Вилла Карстенов буквально кричала о процветании. Это был многоэтажный особняк прямо на берегу Альстера, напоминающий своими зубчатыми стенами, башенками и круговой подъездной дорожкой маленький замок. Тихое, спокойное место, располагающее к себе. Йо огляделся по сторонам. Свежескошенный газон, цветы, манящий запах кофе и вкусной еды. Здесь ему хотелось дышать полной грудью, чего он обычно избегал.

На фоне роз, оплетавших фасад, стояли статуи членов гильдии и смотрели на него сверху вниз. Видимо, они служили напоминанием о происхождении семьи из рабочего класса. Йо презрительно фыркнул и швырнул велосипед на влажную лужайку перед виллой. Таким происхождением гордились лишь те, кто чего-то добился. Богатые торговцы строили свое благосостояние на страданиях и труде простых рабочих, которые день за днем вкалывали до потери сознания, а потом умирали в нищете. Где здесь справедливость, где солидарность? – размышлял он, глядя на фасад дома.

Йо был сегодня на церемонии крещения корабля потому, что его хозяин уже давно не спускал глаз с семьи Карстенов. До сих пор Альфред Карстен наотрез отказывался строить свои корабли на верфи Олькерта, хотя та успела стать самой крупной в Гамбурге. Он демонстративно продолжал ездить во Фленсбург и Ливерпуль. Почему именно там, Йо не знал, но ему было приказано держать ухо востро и слушать, что говорят люди. Так что имя Карстена было ему хорошо известно. Но здесь он был впервые.

Он стоял в нерешительности посреди двора. Вдруг из открытого кухонного окна донесся тихий стук. Пока он размышлял, позвонить ли в парадную дверь или лучше все-таки в заднюю, как и подобало его положению, он увидел, как на одном из балкончиков промелькнуло что-то рыжее. Нахмурившись, он запрокинул голову и прикрыл глаза рукой. Из плюща вынырнуло лицо. Сверху на него смотрела та самая девушка, которую он видел утром. Когда их взгляды встретились, она вздрогнула. Йо усмехнулся. Она явно наблюдала за ним, и ответное внимание застало ее врасплох. Он помахал ей. Через мгновение послышался шорох, и что-то больно стукнуло его по плечу.

– Эй!

Он испуганно отскочил в сторону и потер место удара. Затем наклонился и поднял книгу, которая только что чуть не убила его. Рисунок на обложке говорил сам за себя. Сентиментальная чушь. Он вновь усмехнулся. Так-так, подумал он, листая книгу, в которой то и дело попадались красноречивые иллюстрации. Кажется, ее жених не удовлетворял ее тайные желания. С улыбкой он потер подбородок и перевернул страницу. В этот момент дверь распахнулась, и показалась служанка в черно-белой униформе.

– Йоханн Болтен? Герр Карстен готов вас принять! – сообщила она, не утруждая себя приветствием. Йо только удивленно кивнул. Она смотрела на него сверху вниз. Он уже сталкивался с этим: даже в пределах рабочего класса существовала иерархия, и, по мнению горничной, Йо находился в ней гораздо ниже, чем она.

– Идите через черный вход! – сказала она, как будто он плохо соображал, и указала куда-то вправо. Затем захлопнула дверь.

Йо нахмурился. Что Карстену от него нужно? Он двинулся в указанном направлении, но не успел пройти и двух шагов, как дверь вновь распахнулась. Рыжеволосая девушка сбежала вниз по ступенькам и остановилась перед ним, тяжело дыша. Ее щеки пылали.

– Вам не обязательно за мной бегать. Достаточно одного слова, и я к вашим услугам, – пошутил Йо и не смог удержаться от смеха, такое у нее стало испуганное лицо. Мгновение она смотрела на него широко распахнутыми глазами, и он увидел, что они у нее ярко-голубые.

– Я… попала в вас? – спросила девушка вместо ответа, так что он даже сперва не понял, о чем идет речь. Затем, проследив за направлением ее взгляда, вспомнил о книге, которую все еще держал в руках. Он протянул ее девушке.

– Успокойтесь, за это вашему отцу точно не придется платить компенсацию.

Она смущенно отвела глаза, и Йо разозлился на себя: он не привык иметь дело с барышнями, просто не умел с ними разговаривать. Наверное, теперь она думает, что он неотесанный болван.

– Я хотела с вами поговорить! – выпалила она.

– Правда? – он удивленно скрестил руки на груди. – О чем же?

В этот момент входная дверь снова распахнулась, и уже знакомая ему служанка выскочила наружу.

– Фройляйн Лили! – окликнула она девушку, и та испуганно обернулась. Вид у нее был такой, как будто ее поймали с поличным. Йо понял, что она, вероятно, нарушает все правила приличия, беседуя с ним наедине.

– Агнес, я просто хотела поблагодарить мистера Болтона. Он привез велосипед!

Однако Агнес нисколько не смягчилась.

– Тогда скажите спасибо и возвращайтесь в дом! – строго сказала она и повернулась к Йо: – А вы что же, намереваетесь и дальше испытывать терпение нашего господина?

– Я уже иду! – ответил он и иронично поклонился, на что горничная только фыркнула. Было ясно, что он не сдвинется ни на миллиметр, пока девушка не уйдет.