Читать книгу «Клуб 28, или Ненадежные рассказчики» онлайн полностью📖 — Милорад Кесаревич — MyBook.

Глава 2
Сатанинские ноты, или на пути к «Успеху»

Кто понимает музыку, тот знает, как жить эту жизнь. У меня, например, напрочь отсутствуют и музыкальный слух, и музыкальный вкус. Указанное обстоятельство грозило похоронить книгу, которую вы читаете, однако мне посчастливилось познакомиться с земляком не по крови, но по почве – уроженцем Гомеля Антосем Уладзiмiравiчам. Замерщик на топографо-геодезических работах третьего разряда, сотрудник транспортной компании по трудовой книжке и меломан по призванию взял на себя бесплодную роль логиста музыкального досуга – эдакого вергилия, ведущего по лабиринтам музыки, помогающего отличить сатанинские ноты (а они действительно существуют, например, diabolus in musica – «тритон»: музыкальный интервал в три целых тона, запрещенный к использованию средневековыми монахами) от хоралов архангелов, слэмящихся на контрольно-пропускном пункте имени апостола Петра.

Впервые мы оказались вместе на концерте российской группы Jack Wood пару лет назад. Я пригласил в компанию свою несостоявшуюся зазнобу Анну Павловну, заглянувшую на бокал вина (перед концертом), бутылку пива (во время) и засветло ретировавшуюся домой к годовалой дочери. Мы остались втроем: я, Антось Уладзiмiравiч и Михась Сяргеевiч – еще один гомельский беларус. Ничего не могу с собой поделать: всех самых близких сердцу друзей я называю либо по фамилии, либо по имени-отчеству. Антось Уладзiмiравiч мою привычку не одобряет: по его словам, обращение по имени-отчеству – чаще всего издевка или совсем близкий подъеб, программная сборка версии 1.2 inside joke, а именование человека по фамилии – выказывание пережитков советского стиля мышления или грубая демонстрация превосходства в должности. По словам земляка, в отношениях обоюдное поименование должно звучать проще:

«Когда между мужчиной и женщиной есть притяжение, они друг друга по имени называют. Но стоит страсти стихнуть и поделиться на ноль, как тут же возникают “бывшая”, “еврейка”, “сомелье”».

Особые страдания Антосю Ўладзiмiравiчу причиняют разговоры его коллег, в которых то и дело проскальзывает местоимение «моя».

– Так от нежности, от деликатной «Дашеньки» или милой «Машеньки», мы переходим к огрубению: «Моя звонила», «Моя ждет», «Моя бесится», – уверяет земляк и приводит еще один пограничный случай проявления нежности. – А вы слышите звенящую пошлость, проявляющуюся в штамповании паточных «котенков», «заек» и прочих представителей фауны? На публике обращаться друг к другу ванильными словесами считается дурным тоном и проявлением бескультурья, однако по мере того, как интим нивелируется и улетучивается из нашей жизни (а с каждым днем подобных проявлений становится все больше: полвека назад бравые дружинники привлекли бы любого из нас к административной ответственности за прогулки с девушкой под ручку или поцелуй в щеку на людях), пошлость становится нормой, и мы уже не удивляемся «рыбкам» и «кисам» в окружении.

Наблюдения Антося Ўладзiмiравiча, безусловно, ценны для великой науки любовеведения и должны высекаться золотыми буквами над входом в любой столичных ресторан, а теперь вернемся в «ГлавClub» на улице Орджоникидзе, 11.

Михась Сяргеевiч долго наблюдал за конвульсиями музыкантов Jack Wood на сцене и флегматично заметил:

– Я бы с их вокалисткой замутил.

Антось Уладзiмiравiч незамедлительно забетонировал эфемерные поползновения:

– Не получится: ее муж на гитаре играет. Всех хороших баб разобрали. Но нас ждут хорошие в раю.

– Проблема в том, что мы окажемся в аду, – говорю. – На концерте Джимми Хендрикса, Курта Кобейна и Дженис Джоплин.

– И Николая Расторгуева, – добавил Антось Уладзiмiравiч.

– А почему Расторгуева?

– Если без Расторгуева, это будет рай, а не ад.

Концерт зашел «на ура», как и последующий променад по пивным барам. Наутро мы отправились в рюмочную «Зюзино» на Болотниковской улице, 21. День рисовал радужные перспективы, пока Михась Сяргеевiч не открыл дверь ногой. И что вы думаете? «Молодой человек, позвольте…» Нас почти не пустили. Нас почти выгнали. Но что может остановить мотивированного беларуса? Нет в мире силы грознее, чем амбициозный, талантливый и по умолчанию терпеливый беларус, а Михась Сяргеевiч вырос эталонным «тутэйшым». С боем, горем пополам и выветрившимся на треть похмельем мы все-таки уселись за дальний столик и забаррикадировались от остальных посетителей трехлитровыми банками пива, а Михась Сяргеевiч делился последними сводками с беларусских фронтов, в частности, с «Дня Волi»:

– Мы шли в толпе, вокруг буйствовал ОМОН, а нам только и оставалось, что с горочки спуститься. Румянец на щеках заалел, метель. Но дома ждет бутылка вина. Ну, как бутылка? 11 бутылок. И мы знаем, что хоть тушкой, хоть чучелом, но обязаны дойти!

Целеустремленность – необходимое качество любого мужчины, а правильная мотивация – его непреложное проявление. Будет мотивация, появится и остальное. Неудивительно, что в «Зюзино» мы все-таки назюзились. Прикончив пиво, отправились в кабак в историческом центре Москвы.

– Horam bonam nychthemeri tibi opto! – «Доброго времени суток»: Михась Сяргеевiч приветствовал официантку на языке старажытных беларусов, а именно: на латыни. – Я был там, а сел здесь, – он упал на стул, объясняя, почему мы оказались в «СПб», а не ирландском пабе. Взяли по пиву, гомельчанин задумался и выпалил. – Я, кстати, заметил, что сейчас, когда женщины слышат, что я женюсь, у них нездоровый блеск в глазах появляется. Они видят своеобразное подтверждение ценности «актива». Как на бирже. Раnic buy, фактически.

Посмотрев на помятого меня, он потрепал по плечу и добавил:

– Но ты не кисни, Милорад. У тебя тоже есть шансы. Ты же слегка ебнутый. Вот женщин такое привлекает: они хотят с тобой переспать и выпить хотя бы каплю твоего безумия. Ради генетического разнообразия.

И ведь прав, поклонник Дарвина и знаток евгеники. Через 10 минут попросили счет, и официантка пристыдила: «Уже уходите? А у нас дискотека…» Минчанин-москвич опешил от наглости, растерялся и мастер каламбуров гомельчанин-москвич, нашелся только гомельчанин-гомельчанин:

– Женщина, я не танцую.

Универсальный ответ, на все случаи жизни, квинтэссенция мужской мудрости: «Нужно знать, чего ты хочешь, и знать, что ты этого хочешь» – Ницшу почитайте. Михась Сяргеевiч раззадорился:

– Женщина, вы мне нравитесь. А я вам?

Пришел черед официантки стушеваться. Искренность – опасное оружие, ему почти невозможно противостоять, но барышня оказалась достойным противником и устояла под натиском беларусской харизмы. «Paulisper symphonia canebat, paulisper baro saltabat», как говорится: «Недолго музыка играла, недолго фраер танцевал». Мы расплатились и продолжили променад по вечерней столице. На улице Михась Сяргеевiч огляделся и проорал:

– Земляки, там что-то сатанинское! Надо разобраться!

– Михась, это осетинские пироги, – успокоил товарища Антось Уладзiмiравiч.

– Правда? А как называется?

– «Аист», – ответил я и допустил фатальную ошибку, выпустив из бутылки пива джинна мелкопоместного национализма. Истерика клаксонов проезжающих машин, гул последних троллейбусов и щебет поздних магнитол потонул в стройном дуэте гомельчан:

 
Белый аист летит,
Над белесым полесьем летит.
Белорусский мотив
В песне вереска, в песне ракит.
Все земля приняла
И заботу, и ласку, и пламя,
Полыхал над землей
Небосвод, как багровое знамя.
Молодость моя, Белоруссия,
Песня партизан, сосны да туман.
Песня партизан, алая заря,
Молодость моя, Белоруссия.
 

Беларусы пели с душой и достоинством, скупым, но пробирающим надрывом, и поздние пешеходы, машины на переходе и патруль полиции почтительно расступились перед исполнителями. Мы пулей ринулись к «Аисту», и от полного разгрома заведение уберегли только проезжая часть и бар на углу, сразивший нас рикошетом. Но долго в воздухе июньском курлыкал бусел одинокий.

После бара вернулись на квартиру Антося Ўладзiмiравiча. Переступив порог, я столкнулся с бородатым мужиком в трусах, стоящим у плиты.

– Здорова, земляки! – сказал бородач и повернулся к шкворчащей сковороде.

– Аляксей, тоже из Гомеля прикатил. Он неделю в Москве перекантуется – и в Киев, так что, если потребуется вписка на Украине – свистите, – пояснил Антось Уладзiмiравiч, открыл холодильник и достал пару полуторалитровых баклашек пива. Однако Михась Сяргеевiч брезгливо отвернулся от запотевшей тары: негоже отвлекаться на алкоголь, когда Аляксей бросил нам кулинарный вызов. Проснулся здоровый азарт, и мы не позволили себе сбежать с передовой кухонной баталии, отступить перед лицом картофельного врага, ретироваться перед сковородой – и засучили рукава.

Стрелки часов приближались к трем часам ночи. За окном сигналили кареты «скорой помощи» и полицейские машины, а в съемной однокомнатной квартире неподалеку от метро «Тульская» четверо здоровых мужиков за 30 чистили картошку, перетирали в комбайне, отжимали воду и жарили на сковороде. Как заметил однажды Антось Уладзiмiравiч, «когда встречаются четыре англичанина – они делают Beatles, когда встречаются четыре беларуса – они делают драники, хотя для готовки достаточно и одного человека». Но не в тот вечер: через 10 минут блюдо доверху заполнили горячие драники, и даже компьютер не успел бы перезагрузиться, как мы зачистили тарелки. Жизненный совет от Антося Ўладзiмiравiча: если у вас с утра похмелье и трясутся руки, то срочно займитесь приготовлением драников. Плавные движения успокоят вас и создадут благолепную атмосферу для уравновешения внутреннего мира. Но только драть следует руками, ведь крафтовый драник – это искусство!

Отужинав, мы загрустили. На блюде сиротливо остывал последний драник, ждущий, что кто-то вспомнит и о нем, протянет руку и подарит счастье быть съеденным, а мы приступили к пиву и великосветским беседам:

– Понимаете, коллеги, женщины непознаваемы, потому что органично противоречивы. Они вечно находятся в подвешенном состоянии, как кубиты в квантовом компьютере, – заметил Аляксей. Я бы доверял земляку: бывший строитель, бывший бармен, бывший цимбалист (он действительно профессионально играл на цимбалах, это не метафора ради редкого словца) разбирался и в архитектуре компьютеров. – Нельзя полюбить женщину и сохранить разум.

– Вы верно заметили, уважаемый коллега, – согласился Михась Сяргеевiч. – Любовь меняет мужчину, и, зачастую, не в лучшую сторону: она делает его слабее. Незаметно, но верно влияет на когнитивные функции головного мозга.

Аляксей отмахнулся:

– Вот поэтому во имя науки я выбираю одиночество с его вечной рефлексией страха социальной неустроенности, но возможностью принимать взвешенные решения и действовать сообразно им, а посему предпочитаю окучивать астральных женщин бальзаковского возраста, но без продолжительных привязанностей.

Я откинулся на стул, переваривая услышанное и дюжину драников:

– Отличный концерт, земляки. Надо повторить! А теперь я баиньки, – вызвал такси. В прихожей накинули по стременной, перекурили у подъезда, и я укатил домой.

Мое предложение поддержали: в следующие полтора года узкая беларусская тусовка в разных составах побывала на трех десятках выступлений и в январе 2019 года добралась до группы «Суперкозлы» в клубе «Punk Fiction».

* * *

Январь выдался на удивление теплым: ветер носило по улице, жизнь скулила своим чередом, и за окном расплескалось то неприятное время года, когда ходишь по тротуарам криво не потому что пьяный, а потому что лужи. Пусть я надел добротные ботинки, слякоть и лужицы обходил стороной: мало ли, какой они глубины. Как «пустыня ширится сама собой, и горе тому, кто сам в себе свою пустыню носит», так и дыры в московской плитке множатся и углубляются без причины, и горе тому, кто захочет добраться до дна, ибо дна у столичной бездны нет. Жаль, что даже с таким багажом за плечами не свезло: поскользнулся, зачерпнул жижи по щиколотку и помянул имя собянинское всуе.

Антось Уладзiмiравiч в длинном пальто и однотонных штанах, сливающихся в цельную серую шкуру, поджидал у шлагбаума клуба. «Punk Fiction» находился в арт-квартале, чем-то напоминающем Берлин начала 2000-х годов: низенькие здания советской постройки, когда-то служившие офисами номенклатуре, переоборудовали под барбершопы и тату-мастерские, магазины винтажной и джинсовой одежды, кафе и бюджетные бары. Тут же находились два культовых андеграундных клуба: «Успех» и упомянутый выше «Punk Fiction», в режиме нон-стоп принимавшие толковые, но пока малоизвестные российские группы.

Земляк приехал загодя и успел подмерзнуть: Антось Уладзiмiравiч не надел шапку, и уши зарозовели. Сегодня он облачился в толстовку с надписью «Полесье» и профилем журавля на груди – чтобы любой, кто увидит, сразу понял, что имеет дело с беларусом. Завидев меня, гомельчанин начал пританцовывать и пускать руками волну, как всегда приветствовал самых близких друзей. Мы поздоровались и направились к клубу.

– Артур Викторович уже на месте.

– А кто это?

– Дружище из Смоленска.

– О, земляк! – говорю.

– С каких пор он тебе земляк? А я тогда кто?

– В январе 1919 года именно в Смоленске учредили Советскую Социалистическую Республику Белоруссия, – отвечаю. – Город стал столицей нового государства. На целых пять дней, пока правительство не переехало в Минск. Больше того: сколько лет Смоленск входил в состав Великого княжества Литовского? Кто сдержал контрнаступление тевтонцев в Грюнвальдской битве в 1410 году? Три смоленских полка! Так что мы с полным правом можем претендовать на возвращение Смоленска в состав Беларуси.

– Может, и Крым?

– Конечно, и Крым вернем! И Великий Новгород. И Петербург, где жил и работал первопечатник Франциск Скорина. Вообще, я думаю, что все вернем, ведь все в мире – Беларусь, кроме Косово, потому что Косово – это Сербия.

Антось Уладзiмiравiч и сам прекрасно знал все перечисленные факты: он меня проверял. Удовлетворенный ответом, хмыкнул и добавил:

– Артур тоже по андеграунду загоняется, мы часто на концерты вместе выбираемся.

На первом этаже клуба посетители неспешно выпивали за ненадежными картонными столиками, у стойки столпилась очередь из жаждущих накатить. Я застрял у кассы на 15 минут, а после поднялся на второй этаж, где вовсю гремел концерт. Знакомство с коллективом «Суперкозлы» разбередило серьезные философские вопросы, ведь на сцене вокалировала «тонкая ползучая тварь», готовая линчевать без суда и следствия, да и публика подобралась любопытная, свойская, под стать музыкантам: «вейперы и веганы, качки и бариста, девочки с арт-колледжа, сволочи и пацифисты, участники кавер-групп, йоги и барбершоперы, коллекционеры винила, дотеры и видеоблогеры». Я задумался, а кто же мы на этом празднике жизни? Люди, «призванные варить мыло, неистово курить, размножаться и выглядеть классно?» Или человек, у которого «поехали нервишки, он слетели с колес, и если не отыщет выход – то сдохнет, как уличный пес?» Или инженер, сконструировавший ракету, чтобы «улететь в пизду с планеты»?

Группа порадовала, побаловала, хоть выступление и отдавало наебаловом. Я спустился на первый этаж, занял очередь в туалет и краем уха зацепил разговор за столиком неподалеку:

– Да ладно, вы читаете Мариенгофа? – послышался уверенный и по-собачьи добрый мужской голос. – «Циники» – грандиозная вещь!

– Вы тоже читали Мариенгофа?

– Я – и не читал?! – мужчина ответил негодующе, будто кто-то усомнился в его потенции и порядочности.

«Отличный подкат, – подумал я. – Парень наверняка заполучит телефончик». Антось Уладзiмiравiч спустился в зал, просигналил рукой, и мы вывалились на улицу. У крыльца курил среднего роста мужичок за 30 с аккуратно очерченной седеющей бородой и нагладко, слепяще выбритой головой, поигрывающей бликами под светом тусклых фонарей. Приблизительно так я представлял в детстве Деда Мазая, только в ушанке.

– Артур – Милорад, – Антось представил мне товарищу, а затем провернул реверс-инжиринг, – Милорад – Артур. Кстати, Артур тоже ходил на концерт Флоры, как и ты, малыш.