– Ладно, ладно, я погорячился. Переведу, переведу, но медленно, – отрезал товарищ и рванул обратно к кромке сцены. Брюнетка, скучавшая рядом, пригубила пиво и задумчиво, в никуда, сказала:

– У вас такой красивый голос… Слушала бы и слушала!

– Бог видит, я не виноват, – пожал плечами. Девушка не солгала: вначале женщины влюбляются в мой голос, что бы я ни говорил: цитировал поименно список английских королей, зачитывал руководство по пользованию маршрутизаторами Cisco или стихи Мандельштама, затем – в интеллект, а после им не остается ничего другого, кроме как смириться с моими внешностью и гардеробом.

Брюнетка пришла на концерт с подругами, и подруги, коварно перешептываясь, вытолкали барышню ко мне, настаивая на незамедлительном знакомстве. Передав Ивана Денисовича на поруки Флоры, я проводил брюнетку домой. Желание продолжать общение улетучилось, стоило ей заикнуться, что она замужем и с ребенком, но не против интрижки на стороне. Времена, когда я не считал наличие партнера у девушки преградой для секса, миновали 12 лет назад: с тех пор я ни разу не нарушал завет.

Возвращался домой в растрепанных чувствах. Пассажиры в метро ехали с сердитыми и расстроенными лицами: лысый мужчина ругался по телефону с женой; девушка с косой челкой, громко барабаня по экрану клавиатуры, налгала парню, будто осталась у сестры; киргиз расселся на одиночном сидении, как чингизид, а его спутница стояла у поручня с полной сумкой в руке. И я задумался: «Люди, что с вами такое? В чем ваша беда? Вас дома ждут любящие жены и мужья, горячий ужин, теплая постель. Многие никогда в жизни подобного не переживут, не прочувствуют, не узнают. Так почему вы транжирите доставшуюся радость и совсем ее не цените?» На станции «Марксистская» зашла симпатичная женщина за 40 с очень печальным лицом. Я не выдержал и спросил:

– Простите, что беспокою, красавица, что-то случилось? У вас такие грустные глаза. Хотите послушать потрясающую песню и ваше настроение сразу вылечится?

Предложение смутило женщину, но я, не дожидаясь ответа, протянул наушники и включил песню «Тапочки» в исполнении Флоры. Спустя пару аккордов морщины женщины разгладились, и она заулыбалась:

– Отличная песня. Как, говорите, зовут певицу?

Я ответил и выскочил на остановке. Домой возвращался фланирующей походкой. Хорошие песни растут, как цветы, с той лишь разницей, что поливать их нужно вином и кровью. Согласен, про кровь чересчур пафосно – остановимся на вине. Я заскочил в магазин за бутылкой шираза, но и ее не хватило, чтобы победить разбушевавшуюся бессонницу. Бродил по кухне и курил, то и дело поглядывая на билет с сегодняшнего концерта, аккуратно приклеенный с внутренней стороны стеклянной дверцы книжного шкафа.

Конечно, Флора отказалась принять букет Ивана Денисовича, зато наутро он обновил аватарку «вконтакте»: суровое сибирское лицо уроженца Сургута – по-трамповски вылитые скулы и холодные вытянутые губы, скованные полуобъятья с мужской стороны, – и аристократически-спокойный, уверенный профиль – с женской. По фотографии я сразу заключил, что француженка успешно противостояла всем поползновениям моего товарища, и у Ивана Денисовича ничего не выгорело: счастье любит тишину – его живут, а не говорят.

* * *

Один из моих выдающихся коллег с ничем не выдающейся фамилией «Иванов» однажды рассказал: когда учился в институте, деканат по ошибке отчислил его вместо другого Иванова. А чуть ранее перечислил его стипендию тому самому Иванову. Когда коллеге исполнилось пять лет, врачи повезли Иванова-коллегу на операцию вместо Иванова-соседа-по-палате. Я к чему веду: жизнь куда интереснее и безумнее, чем самая отчаянная фантастика или сериал производства HBO.

Вот и Флора удивила, на третий день пребывания в Москве выложив в «инстаграме» поездку на трамвае по моему району. «Да это же Измайловский парк! Да это же Кремль в Измайлово! Да это же вернисаж в Измайлово! Да я такой же оренбургский платок моей матери на базаре купил!» – я листал сторис в «инстаграме» и не верил глазам: неужели она здесь, в десяти домах, так далеко и так рядом? Почему я не познакомился с Флорой, а Иван Денисович – набрался смелости? – Пригласи ее на свидание, – как змей-искуситель, Иван Денисович сладострастно, намеренно надавливая на буквы «с», подбивал на глупость. Чтобы у вас сложилось представление, насколько Иван Денисович опасный и непредсказуемый человек, отмечу, что он поет по утрам в клозете (я лично слышал), поет на автобусных остановках и в вагонах метро, трамваях и барах, и желание петь возникает спонтанно, да так, что минуту назад ты упивался задушевным разговором, а через секунду сгораешь от стыда и надеешься провалиться под мостовую, лишь бы никто не подумал, что вы знакомы.

– Тебе легко говорить! Вот ты что сделал, чтобы встретиться с австралийкой?

Услышав упрек, Иван Денисович насупился, и тонкие губы, которые встречаются исключительно у людей нервных и злопамятных, сплавились и побелели.

– Это здесь причем?

– Джонни, любовь – это не существительное, а глагол, синоним действия. Если ты не желаешь, чтобы ваши отношения с австралийкой разрушились, прекрати ей названивать и написывать, а просто возьми билет и лети в Киев.

– Меня депортируют!

– У тебя отец – украинец, живет во Львове. Прекрати искать оправдания.

– Тогда и ты перестань отнекиваться! Понравилась Флора – позови ее в ресторан, делов-то!

– Ой-вэй, в ресторан Флору любой гуманитарий пригласить может! Нужно что-то оригинальнее…

– Кремль? – Иван Денисович закурил, а я поморщился. Товарищ притушил уголек сигареты пальцами и начал загибать фаланги, – Останкинская телебашня, сталинские высотки, «Москва-Сити»? К слову, на крыше небоскреба работает отличный ресторан: «Выше только любовь»! Коломенское, Царицыно, Зарядье? Парк Горького, ВДНХ, Большой театр? Музей советских игровых автоматов, музей космонавтики, московский планетарий? Сандуновские бани, вьетнамский рынок в Люблино? Пригласи ее прыгнуть с парашютом!

– Точно! – я взревел и перевел дыхание, готовясь выпалить секрет. Лицо Ивана Денисовича передернулось:

– Дядя, ты ебобо? С каким еще парашютом? Я пошутил, окстись! Нужно что-то менее адреналиновое, но более запоминающееся.

– Да, и у меня есть кандидат. Кладбище!

– Кладбище?

– Введенское кладбище. У меня на районе Введенское кладбище, где похоронены французы, ее земляки.

– А с чего ты взял, что Флоре есть дело до здешних французов? Джонни отрезал по-животному неуважительно. – Почему она должна смотреть на могилы?

– Не знаю, как ты, но я, Джонни, где бы за границей ни оказался, всегда хожу по местам боевой славы беларусов. Таких мест немного, правда, – может, потому и хожу? Ну, и кроме того, то ли дед, то ли прадед Флоры служил в военной авиации, а на Введенском кладбище погребены летчики отряда «Нормандия – Неман».

– Хм-хм, а вот теперь твой план имеет шансы на успех. Пожалуй, стоит выпить. За твою удачу!

Сказано – сделано: пьяными пальцами открыл «инстаграм» и торопливо наклавиатурил: «Флора, добрый день! Я был восхищен твоим выступлением в Москве и не мог не написать. Хочу пригласить тебя на прогулку по Введенскому кладбищу, где похоронены бойцы авиаполка «Нормандия – Неман» и солдаты Наполеоновской гвардии. В рестораны и кремли тебя кто угодно позовет, а вот на кладбище с твоими соотечественниками – это вряд ли. Что скажешь?»

Я закурил торопливо, тяготясь возмутительно длинным ожиданием. Ответ последовал спустя мучительно долгие, невыносимо медленные полторы минуты: «Отличная идея! Одна проблема: завтра утром я возвращаюсь в Париж, к сожалению. Но в следующий раз, когда окажусь в Москве – ориентировочно в апреле – с радостью посетила бы кладбище». – «После кладбища, – пишу в ответ, – можно и в ресторан». – «Не стоит. Давай ограничимся кладбищем. Звучит значительно заманчивей».

Иван Денисович разливал виски, а я ликовал. Вислава, как ты там сказала, спрашивает тебя человек с берегов Свислочи? «…И он, и она – уверены, что любовь их настигла нежданно. Прекрасна такая уверенность, но неуверенность – лучше. Тот случай пока еще не был готов превратиться для них в судьбу, он то сближал их, то отдалял, перебегал дорогу, и тихонько хихикал, отскакивая вбок».

Мы вылакали по последней стопке, и камрад укатил домой. Я принял душ и улегся в постель, но сон как антивирусом сняло. Долго плутал по пустой постельной и пародировал Пастернака: «Мело, мело по всей земле [с клеймом ГУЛАГа,] Во все пределы [расплывались валом «тройки».] Свеча горела на столе [с потертым лаком,] Свеча горела [в канделябре из патрона.]», затем не выдержал и позвонил другу:

– Джонни, я бы еще выпил… Совсем не спится.

– Само собой, бро! – с той стороны базовой станции послышался удивительно бодрый нахрапистый бас. – Продержишься 40 минут? Ты чувствуешь ноги? Помнишь, как ты тогда во Вьетнаме в 1972-м?

Высылаю службу спасения, подмога летит!

Через час приколесило такси. На переднем пассажирском кресле сидела аккуратно пристегнутая бутылка ирландского виски. Водитель, с трудом сдерживая смех, протянул алкоголь:

– Лучшего пассажира в жизни не встречал. Такие анекдоты травил, такие байки рассказывал, такие водевили закатывал, – залюбуешься!

– Тут вы правы: мы не ровня.

Вернулся домой и под спиртное продолжил стихотворное издевательство: «Мело весь месяц в декабре [напропалую,] И то и дело [обрывались передачи.] Свеча горела на столе, [фитиль смакуя,] Свеча горела [лентой подвенечной.]»

Где-то по ту сторону Гринвичского меридиана кубинскому старику снились львы, а мне – Флора. Впервые за год я проспал больше четырех часов – и ни разу не проснулся.