Глава VII

Бэй прекрасно знал, что за пределами пещеры маленькой дикарке не выжить, и всё же он вёл её за собой. Остальные дети, должно быть, подумали, что бог забрал к себе очередную жертву, и, побоявшись кары божества, не последовали за ними.

– Санака, Санака, – сквозь слёзы повторяла девочка, периодически оглядываясь назад.

Бэй улыбался, теперь ему выпишут премию, а возможно, и наградят повышением за предоставленный ценный экспонат. Чем ближе они подходили к берегу, тем хуже становилось дикарке. Окончательно выбившись из сил, дикарка потеряла сознание.

– Вот же незадача, теперь придётся тащить её на себе, но ничего – наука как бог, ей тоже нужны жертвы. – Бэй закинул бесчувственное тело девочки себе на плечо и продолжил путь к лагерю.

Сейчас он созерцал вокруг себя мир, перевернувшийся с ног на голову. Когда он шел к горе, ему ещё казалось, что среда реальна, но сейчас он чувствовал её искусственность. Человек поработил природу, он встал над ней. Смотрите, я стою на вершине горы, а вы все у её подножия! И правильно, что дикари приняли его за божество, ведь он в один миг смог уничтожить их мир.

Бэй поначалу обрадовался, увидев неподалёку от берега глазастого, а после немного встревожился. Отпускать без присмотра робота было слишком самонадеянно, в его устройстве хватает датчиков движения, и всё же миллионы юаней, потраченных на его разработку, на дороге не валяются. Приблизившись к берегу, учёный подозвал к себе робота. Тот, откликнувшись, без промедлений подъехал к нему.

– Гуй непременно получит выговор за свои опрометчивые действия, глазастый, хотя я и знаю, что он решил направить тебя ко мне с запасными регенерационными баллонами. Хм, только зачем ему это делать? Мог бы послать кого-нибудь в сопровождении, неужели поленился? Это на него не похоже, слишком ответственный человек. Возможно, это Вей Чу, этот старый зануда готов пожертвовать всем ради спасения человеческой жизни, ему-то не впервой. Точно, глазастый, не решившись посылать за мной кого-либо, Вей не нашёл ничего лучше, как послать тебя, неодушевлённого робота. По мне, так пусть они все подохнут, а мысль живёт.

– Отправляйся к берегу, – скомандовал Бэй, но робот и не думал двигаться, оставшись стоять на прежнем месте. – Даже не думай перечить мне! А ну, живо к лагерю! Директива четырнадцать, двадцать три, восемнадцать, сто сорок девять.

Поняв, что робот перепрограммирован, Бэй прокричал ключевое слово: – Вега! – После чего робот полностью отключился.

– Какому болвану только в голову пришло его перепрошивать сейчас. Ладно, разберёмся на месте, совсем от рук отбились, мерзавцы.

Набрав необходимую комбинацию из числовых значений, Бэй вновь включил глазастого и, положив на него дикарку, направился вместе с ним к берегу. Каково же было удивление учёного, когда вместо разбитого лагеря он обнаружил пустую обезлюдевшую лабораторию. Вертолёты стояли на прежнем месте, никто никуда не улетал, но куда же все подевались? Эта загадка повергла учёного в шок.

Глава VIII

– Отрадно, что в таком месте, как это… – молодой человек в грязной одежде скорчил гримасу, вытер разорванным рукавом дряхлого пиджака запачканную в помоях щёку и продолжил свою речь, – встречаются такие умные люди, как вы. Позвольте вновь спросить, от кого вы бежите, от кого прячетесь?

– Я бегу от самого себя, Волк, – отвечал человек, пытавшийся закрыть картонную коробку из-под холодильника, в которой он ночевал.

– Почему вы скрываете, кто вы и откуда, неужели в том мире всё так ужасно, профессор? – Волк указал на мерцающий огнями город.

– Дай мне поспать, Роланд, завтра поговорим.

– Каждый вечер вы говорите одно и то же, мне надоели все эти недомолвки. Заметьте, это вы прибились ко мне. Я жил как одинокий волк, мне было хорошо одному.

– Если тебе было хорошо, почему ты каждый раз упоминаешь о своей стае, которая тебя прогнала?

– Меня предали люди, а не волки.

– Ты был рождён в обществе, которое выплюнуло тебя на произвол судьбы. В тебе осталась только злоба, которую ты вымещаешь на луне.

– Я не могу вернуться назад, вы понимаете?

– Ты должен.

– Нет, моё предназначение оставаться здесь, с вами.

– Всё же странный народ индейцы. Белый человек поработил вас, уничтожил вашу культуру, запер вас в резервации, а вы продолжаете лизать руку хозяина.

– Я привязался не к хозяину, я привязался к вожаку. Вы знаете обо мне всё, бледнолицый, знаете, что я бежал от своей семьи в большой город за большой американской мечтой. Знаете, как я зарабатывал себе на хлеб, каким трудом он мне доставался. Я говорил вам о том, как я хотел разбогатеть, но меня предали, и вот теперь я здесь, с вами.

– Твоя история, несомненно, печальна, и всё же есть истории, которые могут убить. Если они узнают, что ты был рядом со мной, они отберут у тебя твою жизнь.

– Мою жизнь? Ха, старик, что стоит моя жизнь теперь! – Индеец поднялся, показывая своё отрепье.

– И всё же это жизнь.

– Нет, лучше уж быть мертвецом, лежать в сточной канаве, быть обглоданным червями, нежели выживать ради чёрствого куска хлеба, ради возможности вдыхать загородный дым, ради мороза, который кусает тебя, словно бродячий пёс.

– Хорошо, я расскажу тебе свою историю, только помоги мне открыть эту коробку, иначе я сломаю «створки», и тогда придётся искать новую.

Роланд помог старику открыть коробку, в которой тот собирался спать. Профессор ползком выбрался наружу. Из кучи хлама, находившегося рядом с их пристанищем, они развели небольшой костёр и присели на лежащее, чуть изогнутое, обтёсанное бревно.

– Теперь стало намного теплее, – с удовольствием в голосе произнёс Роланд.

– Знание – это порок, – сказал профессор.

– И всё же этот порок сладостен, – добавил Роланд.

– Тогда внимай. Мне было всего лишь восемь, а я уже мог решать физические и химические уравнения различной сложности, умел складывать между собой, и перемножать восьмизначные числа в уме. В возрасте девяти лет я выучил наизусть трагедию о датском принце:

 
Быть или не быть? Вот в чём вопрос!
Что благороднее: сносить ли гром и стрелы
Враждующей судьбы или восстать
На море бед и кончить их борьбою?
 

Прочитав небольшой отрывок из произведения Шекспира, профессор продолжил свою историю:

– Родители направили меня в Гарвард, когда мне не исполнилось и восемнадцати лет. Там я впервые понял своё истинное предназначение. Я стал заниматься различными явлениями, которым нет объяснений в современной науке. Я тщательнейшим образом изучал физику плазмы, природу молний, ураганов, цунами, северного сияния, огней Эльма и много другого. Всё больше абстрагируясь от традиционной науки, я стал сторонником метафизики, однажды сделав невероятное открытие.

– Прям как Ньютон?

– Да, но я не остановился на достигнутом после падения яблока, я его вновь подбросил ввысь.

– Я не запатентовал своё открытие и не стал нобелевским лауреатом. Мне не нужна была слава, мне был необходим результат, который бы позволил человечеству возвыситься над своим создателем.

– Но каким образом?

– Таким, что с помощью своего изобретения я мог бы управлять природой. Только представь: никаких ураганов, сносящих на своём пути железобетонные опоры, пожаров, уничтожающих целые леса, никаких наводнений, никаких землетрясений, вулканических извержений. Мир мог бы стать совершенно другим. Но не стал… – с сожалением в голосе произнёс профессор.

– Что же тебя остановило?

– Эти проклятые капиталисты. Им всё время нужен был результат, а на мои опыты уходили довольно крупные суммы денег.

– И что же?

– Они хотели использовать изобретение в военных целях. Как и всякий учёный, я не мог останавливаться на достигнутом.

– Вы показали им результат?

– А что мне ещё оставалось, иначе они свернули бы мои проекты. Ими была выбрана Северная Корея. Военные тогда ещё сомневались в удаче эксперимента, ведь прибор ещё до этого злосчастного момента даже не тестировался. Я и представить себе не мог, что воздействие будет такой ужасающей силы. Тысячи погибших людей и столько же обездоленных после великого землетрясения, уничтожившего города. Когда я понял, что натворил, я бежал без оглядки. Я сжёг все свои книги, все свои чертежи и взорвал устройство, над которым работал долгие годы.

– Плевать на них! Всех их в бездну! Вы могли стать миллиардером, могли стать всемогущим властителем, тем, перед кем сотрясались бы самые могущественные государства мира, но вы выбрали эту загородную помойку, кишащую крысами! – Демонстративно индеец наступил на одну из пробегающих мимо его ног крысу, та запищала и испустила свой крысиный дух.

– Бог мой, Роланд, только подумай, разве банкноты в твоих карманах стоят больше человеческой жизни?

– Сейчас я мог бы убить и за доллар.

Профессор достал из своего кармана помятый доллар, который он нашёл позавчера на свалке, ища на ней что-нибудь стоящее, и отдал банкноту молодому индейцу.

– Надеюсь, что я спасу хотя бы одну жизнь, твою, Роланд.

Внезапно костёр вспыхнул так ярко, что им двоим пришлось сильно зажмуриться. На месте костра образовалось облако ярко-зелёного цвета.

– Что это? – испугался индеец.

Профессор поближе приблизился к пепелищу и наклонившись начал рассматривать странное явление, как вдруг из облака высунулись чьи-то руки, они ухватили профессора за шиворот и попытались втащить его внутрь. Роланд успел ухватить своего друга за пояс джинсов, но силы были не равны, тот, кто находился по другую сторону, втянул их обоих. Спустя несколько секунд зелёное облако растворилось во мраке.

Глава IX

Шейх Бадр мечтал о наследнике, но, к сожалению, бог дал ему только одного ребёнка, и им была красавица-дочь Абаль. Бадр мог обзавестись гаремом, ведь самые красивые женщины мира не устояли бы перед богатством и очарованием этого красивого, мужчины, но верен он был лишь одной. Мать Абаль умерла при рождении дочери. Бадр был в полном отчаянии и даже хотел покончить с собой, так он любил свою возлюбленную жену, ушедшую в мир теней.

– Зачем ты покинула меня, Дария? В этом мире мне нет места без тебя, – плача причитал шейх.

И всё же время лечит даже великих.

Шейх души не чаял в своём ребёнке, он дарил ей подарки каждый божий день, любил её всем своим большим сердцем. Самые лучшие учителя обучали Абаль различным наукам, языкам, а также музыке. Отец вкладывал в своё дитя всё что мог, а мог он позволить себе многое.

Прошло ровно шестнадцать лет, как появилась на свет Абаль. И сегодня настал день, когда Бадр должен был проститься со своим ребёнком. Абаль выходила замуж за сына одного из влиятельных шейхов Аравии. Хотя жениху и было всего лишь двадцать лет, Абаль должна была стать его третьей женой по счёту. Этот факт несколько смущал Бадра, ведь его дочь была воспитана в лучших европейских традициях и вела светский образ жизни. Да и что говорить, у самого Бадра за всю жизнь была только одна, единственная женщина, которую он, без сомнения, любил. Бадр знал, что любовь к одной уж точно нельзя заменить любовью к двум или даже трём жёнам. И всё-таки Абаль любила своего суженого, и этот факт немного успокаивал отца. Бадр так не хотел расставаться со своим ребёнком, что пытался как можно дольше отсрочить расставание с Абаль. Так, он уговорил сватов и своего зятя Вагиза провести свадьбу в его дворце. «Она ещё немного побудет дома, в своём дворце, прежде чем покинет родимое гнездышко», – размышлял Бадр.

Арабские скакуны чёрной масти находились возле величественного дворца, возведённого одним из самых богатых шейхов Арабских Эмиратов. Скакуны были подарены Абаль вместе с роскошными автомобилями. Здесь же находился огромнейший букет из тысяч красных роз, привезённый частным рейсом прямиком из Нидерландов. Рядом с подарками собрались влиятельные гости, политики, олигархи, учёные. Все они прибыли по приглашению жениха Вагиза. Среди них находилась поп-звезда современной эстрады, любимая певица Абаль, не слезающая с первых строчек мировых чартов уже как полгода.

Вагиз позвал невесту к микрофону. Выйдя на балкон, невеста ничуточки не удивилась собравшимся на площади.

– Ничего удивительного, – промолвила она, зевая.

– Какая же у тебя прекрасная дочь, Бадр! – с восхищением сказал приглашённый дипломат, прибывший из Англии.

Эти слова не были лестью, дочь Бадра и вправду была невероятно красивой. Черты лица Абаль были почти неземными: выразительные голубые глаза с большими чёрными ресницами, высокий лоб, тонкий нос с немного заострённым кончиком и пухлые губы, к которым никогда не прикасалась помада. В белом длинном шёлковом платье она походила на лебедя, расправившего свои крылья. Её длинные чёрные косы сползали по её изящной, стройной фигуре, словно змеи, касаясь тонкой талии, обвитой поясом, инкрустированным бриллиантами.

– Смотри, дорогая, кого я привёл к тебе. – Вагиз передал микрофон поп-звезде, и та запела под аккомпанемент белого рояля, за которым сидел приглашённый всемирно известный музыкант.

– Не может этого быть, я, вероятно, все ещё сплю! – обрадовалась Абаль.

– Вагиз, скажи ей, пусть пока не поёт, сейчас я спущусь к вам! – тонким голоском приказала своему возлюбленному невеста.

Певица перестала петь, и гости в ожидании виновницы торжества сами запели в унисон: «Happy Birthday to You».

Раздались восторженные аплодисменты, когда Абаль наконец-таки появилась на площади. Вагиз качнул головой, гости прекратили песнопение. Музыкант ударил по клавишам рояля, зазвучала известная композиция, Абаль пригласила на танец отца, и вместе они начали кружиться по площади в такт чарующей музыке. Певица вновь запела в микрофон.

После музыкальной паузы виновники торжества, гости и друзья шейхов отправились во дворец, где их ожидал свадебный ужин.

В большой зале с потолков свисали хрустальные люстры, на стенах висели гобелены, изображающие охоту, в конце залы музыканты, одетые в смокинги, играли на духовых инструментах известные композиции. Здесь же находилось несколько столов из красного дерева. Чего на них только ни стояло, различные блюда из морских хищников, блюда из экзотических животных, занесённых в Красную книгу, фрукты, привезённые из-за океана, дорогие заграничные напитки, а также кальяны, заправленные лучшими сортами табака.

После того как гости принялись за еду, Бадр приподнялся со своего места и произнёс речь:

– Сегодня одновременно радостный и вместе с тем горестный день для меня. Знаю, что где-то там, на небесах, сейчас на нас смотрит твоя мать Дария. Она плачет от радости, и её слезы-дожди поливают пальмы эмиратов. Больше не будут эти стены пронизаны звонким голосом моей Абаль, настолько звонким, что даже пение утренних птиц не способно заглушить его, больше не смогу любоваться я синими, глубокими океанами глаз моей любимой дочери.

– Не стоит преувеличивать, Бадр, ты будешь гостить у нашего сына сколько захочешь, да и мы будем время от времени навещать тебя, – с ухмылкой перебил речь своего свата Зейд.

– Позволь договорить ему, любимый, – попросила своего возлюбленного старшая жена Зейда и мать Вагиза, Гайда.

И Бадр вновь продолжил:

– Нет, я не позволю себе даже на секунду не видеть лица дочери. Я попрошу вас, дорогие гости, пройти во двор.

– Помнишь, Абаль, ты спрашивала меня, что за стук во дворе и почему это полотно никогда не срывают с конструкции? А я отвечал тебе, что ещё не время, что это сюрприз. Но это подарок не для тебя, моя красавица, и думаю, ты не обидишься на своего старика, ведь этих подарков в твоей жизни было предостаточно. Сейчас я попрошу архитектора Альберто сбросить это полотно и представить гостям этот шедевр.

Взору гостей и взору Абаль открылся изумрудный фонтан, главной композицией которого была статуя, стоявшая посередине, изображающая девушку, держащую в руках кувшин, из которого выливалась вода. Статуя как две капли воды была похожа на дочь Бадра.

– Теперь твой образ никогда не покинет меня, – сказал Бадр.