– Данила, пробуждайся, беда! – Запыхавшийся Савва забежал в светелку, зачерпнул ковшом кваса и, отпив до половины, тяжело перевел дух. – Василько пропал.
– Как пропал? – Карий стремительно поднялся с лавки, застеленной медвежьей шкурой. – Разве не с Акулиной у Белухи ночует?
– Нету их там. – Большим глотком Снегов допил квас. – Старая плутовка говорит, что они ночью в Канкор убыли. Я видел мужиков из Канкора, что привезли муку, так они в голос говорят, что в их городок утром никто не прибывал…
– Как их ночью из городка выпустили без строгановского разрешения?
– То-то и оно… – кивнул послушник. – Стало быть, нароком спровадили Васильку…
– Пойдем, Савва, наведаемся к Григорию Аникиевичу. Масленицу отметим, да заодно и потолкуем, как наш казак смог ночью из городка убыть.
Во дворе резвились дети хозяйские и дворовые, одетые в одинаковые добротные шубейки из некрашеной овчины. Вывалявшиеся в снегу, краснощекие, разгоряченные легким морозцем, они походили на маленьких снеговиков, вырвавшихся на волю из дремотной снежной берлоги. Наблюдавший за схваткой двух рослых крепышей малец лет шести, расстегнутый, с выбившейся рубахой и сдвинутой на макушку шапкой, бойко выкрикивал:
– Пуще, пуще, Никитка, толкай, так, чтобы Федька-медведька кубарем в снег улетел! Да втопчи его в снег до самой земли!
При виде детской возни Данила улыбнулся:
– Этот пострел, наверно, Строганов будет. Сам не дерется, а других драке учит.
– Нет, конюхов сын. – Савва кивнул головой на борющихся мальчиков. – Никитка Строганов вон тот, что постарше да посильнее себя для борьбы выбрал. Норовистый отрок…
– Погоди, хочу на детей посмотреть. – Легким движением руки Карий остановил Савву. – Когда еще подобный случай выпадет…
Никита подмял под себя здоровенного Федьку и, вдоволь напрыгавшись на поверженном враге, радостно крикнул:
– Теперь в святого Николу и покойника играть станем! Ты, Федька, мертвяком будешь, а святым Николой – последний оставшийся в живых!
– Почему мертвяком должен быть я? – недовольно пробурчал Федор, вытирая рукавом зеленые сопли.
– Раз проиграл, значит, умер! – обрезал малой Строганов. – Иди пока ко стене да бейся головою погромче!
– Боязно мне, – хныкнул Федька. – Батька прознает, что в покойника играли, выпорет да на хлеб с водой посадит…
– На масленке играть можно, Боженька на масленку любой грех простить может, – возразил Никита. – И батька твой наказать тебя не посмеет. А если накажет, так я тебя всю неделю блинами подчевать стану!
– Ух ты! – Федька довольно хмыкнул и пошел стучаться головой в бревенчатую стену.
Детская стайка встала в полукруг и принялась нараспев расспрашивать покойника:
– Кто стучит?
– Мертвый тут.
– Что несешь?
– Соли пуд.
– Камень возьмешь или денег мешок?
– Денег мешок!
– На кошельке Иуда давится, а на камешке святой Никола в дол катится!
Дети налетели на Федьку и, осыпая его тумаками, опрокинули в снег. Припорошив поверженного мертвеца, встали вокруг него и пошли хороводом, но не как раньше ходили вокруг победившего Никитки – по солнцу, а стали кружиться в другую, противную солнцу сторону, напевая:
Покойник, покойник,
Умер во вторник,
В среду вставай,
За нами побегай.
Кого поймаешь,
В землю утянешь.
Плохо одному
Быти во гробу!
Только закончилось пение, Федька вскочил на ноги и принялся догонять разбежавшихся по двору ребятишек и, роняя их, стал безжалостно засовывать за пазуху пригоршни снега. Дети, отбиваясь изо всех сил, вначале визжали, а потом умолкали. Тогда Федька отпускал нового мертвяка и снова принимался ловить живых.
Очень скоро в живых остался один Никита. Дети окружили и вновь повели хоровод, только уже обратившись к живому спинами:
Святый Николаю,
Выходи из раю,
Деточек спасать,
Из мертвых воскрешать!
Никита снял шапку, кланяясь на четыре стороны, перекрестился и стал перекрикиваться с хороводом мертвых, уже сцеплявшихся между собою локтями:
– Цепи кованные!
– Разорвите нас!
– Кем вас рвать?
– Святым Николой, кто с того свету может встать!
Никита рванулся, но дети держались крепко, и порвать цепь с первого раза не получилось. Тогда Никита рванул еще раз, уже со всей силою. Цепь распалась, увлекая ребятишек в снег.
Строганов поднялся и приготовился к схватке: ему предстояло драться сразу со всеми до первой крови. Исход игры зависел от того, чья кровь прольется раньше: святого Николы или восставших из могил неприкаянных мертвецов.
– Смерть, смерть, смерть! – закричали дети, накидываясь на Никиту со всех сторон, стараясь сбить его с ног, повалить и побыстрее разбить губу или нос.
Строганов изворачивался, расталкивая нападавших, пытаясь вырваться из окружения, чтобы встретиться с наседавшими мертвецами один на один.
– Бей, бей и убей! – свирепея, кричали дети, безжалостно молотя Никиту кулаками.
– Дай кровь, стань мертв, дай кровь, стань мертв!
– Кровь, кровь! – раздалось над ристалищем.
– Смерть!
– Ад!
Драка все продолжалась, переходя из игры в неистовое побоище.
– Пора бы вмешаться. – Савва тревожно посмотрел на Данилу. – Не ровен час…
Но Карий преградил послушнику путь:
– Погодь маленько. Посмотрим…
На детские крики из хором выбежал приказчик Игнат и принялся хлестать детей хворостиной:
– Прочь отсюда, окаянные! Опять бесовские игрища затеяли! Я уж вашим батюшкам все доложу, пущай отдерут каждого как сидорову козу!
Собрав приказчиков и старост, Григорий Аникиевич обсуждал с ними предстоящие масленичные гуляния в Орле-городке.
– Сегодня отгуляем малую Масленку, завтра справим мясное воскресение, а там пировать да бражничать целую неделю до Великого поста! Поэтому сказывайте, хорошо ли подготовились к встрече, всего ли есть в избытке. – Строганов лукаво усмехнулся. – Блин брюху не порча, а пирог – не колун!
Сначала слово держали приказчики: сколько отпустили мешков муки да горшков с маслом, сколько приготовили на закусь бочек с солеными огурчиками на хреновом да на смородиновом листу, сколько кадок капусты с брусникой да клюквою, сколько ведер хлебного вина да браги будет разлито по ковшам и чаркам от строгановских щедрот.
Потом докладывали Григорию Аникиевичу старосты о построенных в Орле горках и качелях; о том, сколько и от каких дворов будет подано саней для катания, кто из кулачных бойцов выйдет для потехи. Кто пожелал скоморошничать и быть битым за деньги, а кто решился биться с медведем насмерть, пойдя с рогатиной за честь и уважение…
Довольный услышанным, Григорий Аникиевич всех отпустил с ласкою, пожаловав в честь праздника, одарив каждого старосту и приказчика серебром.
С напускным спокойствием Карий дождался окончания масленичных приготовлений Строганова и вошел без приглашения, широко перекрестясь на образа.
– А, Данила… Ну, присаживайся, в ногах правды нет – одна истина, да и то не в тереме, а в храме! – с напускным радушием Григорий Аникиевич поприветствовал Карего, будто бы не замечая вошедшего следом послушника. – Никак тоже о Масленице пришел поговорить?
О проекте
О подписке